33. Во время болезни

Из-за высокой температуры Се Гуан спал неспокойно, его сознание было затуманенным, будто в полусне, а в костях ощущалась ноющая боль. Он постоянно хотел перевернуться, а потом кто-то подхватил его вместе с одеялом и перенёс в более мягкое и тёплое место. Вскоре на тыльной стороне ладони возникло лёгкое жжение, а в ушах прозвучали неясные голоса: «Снижен иммунитет… переутомление… нужен отдых…»

Лёгкое пуховое одеяло укрывало его до подбородка, бледное лицо почти утонуло в подушке. Долгие ночи без сна оставили под глазами тёмные круги, припухлости и мешки под глазами почти слились воедино, отчего он выглядел особенно болезненным и измождённым.

В таком виде он выглядел куда хуже, чем до отъезда Хо Минцзюня.

Хо Минцзюнь осторожно придержал его руку и уложил на кровать. Сейчас Се Гуан наконец успокоился и уже не метался в муках, как раньше в машине. Семейный врач, срочно вызванный на дом, наконец осмелился перевести дух и вытер пот со лба. В душе он посчитал, что богачи слишком драматизируют — по выражению лица Хо Минцзюня, когда тот вызывал его с посылом «если не вылечишь, ляжешь рядом», можно было подумать, что пациент уже при смерти.

Врач собрал свой медицинский чемоданчик, и Хо Минцзюнь жестом предложил ему выйти для разговора. Оба, стараясь ступать неслышно, покинули спальню и вернулись в гостиную, где с дивана поднялись Фан Хуэй и Чжун Хэгуан: 

— Как он?

Врач с доброжелательным и успокаивающим видом ответил: 

— Господину Хо не стоит волноваться, пациент просто переутомился, что привело к снижению иммунитета, отсюда простуда и температура. Ничего серьёзного, капельница и лекарства — и всё пройдёт.

— Что насчёт мер предосторожности? — спросил Хо Минцзюнь.

— Важен отдых, избегайте холодного, острого, жирного, и особенно летом нельзя переохлаждаться, — сказал врач. — Кроме того, молодым людям не стоит так небрежно относиться к своему здоровью. В дальнейшем нужно больше упражняться, укреплять организм, тогда и болеть будете реже.

Эти истины всем известны, однако когда доходит до дела, и Хо Минцзюнь, и Се Гуан бросаются на подвиги с самопожертвованием, и никто из них не разумен настолько, чтобы вовремя остановиться.

Хо Минцзюнь поднялся и сказал Фан Хуэй: 

— Пусть врач выпишет лекарства, собери всё необходимое и доставь сюда. — Затем обратился к Чжун Хэгуану: — Пройдёмся со мной в кабинет.

Все разошлись. Чжун Хэгуан последовал за Хо Минцзюнем. Домашний кабинет был гораздо уютнее офиса председателя правления группы компаний: обстановка была изящной и комфортной, толстый ковер полностью поглощал звук шагов, у стены стояли два книжных шкафа под самый потолок, массивный тёмный письменный стол, и маленькие зелёные растения у окна, полные жизни — всё дышало атмосферой умиротворённости.

— Садись, — Хо Минцзюнь предложил Чжун Хэгуану расположиться, и горничная быстро подала чай. Он взглянул на часы: — Как обстоят дела у Хо Чжунчэня? Вкратце, только главное.

— Господин Хо настаивает, что решение тогда было единогласно одобрено высшим руководством и правлением директоров, и вины на нём нет. Сейчас он в частном порядке связывается с директорами, — рассказал Чжун Хэгуан. — Согласно уставу компании, для отстранения генерального директора требуется одобрение большинства. Кажется, он уже кого-то убедил, и сразу после инцидента вернулся в родовое поместье. Пожилой господин Хо до сих пор не высказался.

Старший сын Хо Чжунчэнь хоть и не оправдывал ожиданий, всё же был взращён самим стариком Хо: его можно было отчитать за закрытыми дверьми, но в рамках группы компаний он оставался надёжной «правой рукой».

Хо Минцзюнь безэмоционально усмехнулся, явно заранее подготовившись к такой реакции старика.

— Дошло до такого, а он всё грезит о восхождении на престол наследного принца, — сказал он с намёком на улыбку. — Ни на что другое не способен, а вот подковёрные интриги освоил в совершенстве. Ничего, подождём — со всеми разберёмся по очереди.

Хотя Чжун Хэгуан привык к его манере речи, он невольно выпрямился ещё больше.

Хо Минцзюнь сменил тему: 

— Ещё кое-что. В первом фильме, снятом недавно студией «Сюаньду», один актёр расторг контракт и вышел из группы из-за инцидента в Пинчэне. Его зовут Чжун Гуаньхуа. Это имя я, кажется, где-то слышал. Разберись, есть ли у него связи с Се Гуаном, или может быть он ранее сотрудничал с нашей группой.

Чжун Хэгуан: 

— Есть.

— Не забудь придержать новости о сегодняшнем происшествии в аэропорту, — Хо Минцзюнь поднялся из-за письменного стола, собираясь навестить Се Гуана. — После полудня я, возможно, не приду в офис. Разберись с делами, а с чем не справишься — оставь до завтра.

Когда он вернулся в спальню, раствор в капельнице ещё не закончился. Се Гуан во сне нахмурил брови, угол одеяла, аккуратно заправленный Хо Минцзюнем перед уходом, был откинут. Он присел на край кровати, потрогал шею Се Гуана — ни капли пота — и снова укутал его одеялом поплотнее.

Дыхание Се Гуана по-прежнему было обжигающим, жар не спадал, и как только постель прогревалась от температуры, он тут же скидывал одеяло. Хо Минцзюнь, не видя иного выхода, обошёл кровать и, приобняв его, принялся слегка похлопывать: 

— Не ёрзай, пропотеешь — и станет легче. Я здесь, с тобой, будь послушным.

Знакомый запах окутал Се Гуана, и тот действительно утихомирился, но всё равно мучился то от жара, то от холода и бессознательно прижимался к Хо Минцзюню. Он редко проявлял зависимость от кого-либо, а сейчас, чувствуя себя нехорошо, лишь хмурился и зарывался лицом в его объятиях, словно ища безопасное укрытие. Кончики ушей и часть лица, видневшиеся снаружи, выглядели обиженными и жалкими.

Сердце Хо Минцзюня буквально таяло от его прикосновений. Он почти не двигался, лишь единожды вызвал помощника, чтобы сменить лекарство в капельнице, и так и просидел два часа, обнимая Се Гуана.

Слова, сказанные Хо Чжижуном, неотступно крутились в его голове. За эти годы Хо Минцзюня редко задевали за живое, а Се Гуан, похоже, восполнил всю годовую норму разом.

Упрямый до простоватости и демонстрирующий такую искреннюю привязанность, что сердце за него болит.

К полудню две капельницы наконец закончились. Снова пришёл врач и извлёк иглу из вены. Хо Минцзюнь сжал руку Се Гуана, прижимая место укола. Тот наконец спал спокойно, и Хо Минцзюню не хотелось его будить. Лишь когда горничная принесла обед в спальню, он протянул руку и сквозь одеяло легонько похлопал его: 

— Се Гуан, просыпайся, давай немного поедим.

Се Гуан спал очень крепко, поэтому, медленно открыв глаза, он всё ещё был не в себе, не понимал, где находится, и, словно боясь света, спрятал лицо в тень. Хо Минцзюнь протянул руки, ухватил за плечи и, будто выдёргивая редьку, приподнял его на кровати, подложил две мягкие подушки под спину и усадил ровнее.

Сознание Се Гуана наконец прояснилось. Он с недоумением уставился на Хо Минцзюня, а затем огляделся: 

— Что случилось? Где это я?

— У меня дома, — ладонь Хо Минцзюня прикоснулась к его лбу. — Температура с ума свела?

Се Гуан на мгновение задумался, потом всё понял и медленно протянул: 

— О-о.

— Всё ещё не спала, — хоть врач и сказал, что всё в порядке, но пока жар не спадёт, Хо Минцзюнь не мог быть спокоен. — Сначала поешь что-нибудь лёгкое, а потом примёшь лекарство.

Заболев, Се Гуан заметно поник и стал послушнее, соглашаясь на всё, что бы ни предложили. Хо Минцзюнь вытер ему руки полотенцем, взял миску с кашей и спросил: 

— Сам поешь или мне тебя покормить?

На самом деле, у Се Гуана не было аппетита, он чувствовал слабость во всём теле, ему даже лень было поднять руку, но голова хотя бы была ясной. Он не хотел обременять Хо Минцзюня, а потому вяло пробормотал: 

— Я сам.

Хо Минцзюнь знал, что Се Гуан не из неженок, и с миской каши точно справится, но одного взгляда на него было достаточно, чтобы дрогнуть, и прежде чем Се Гуан успел высвободить руку из-под одеяла, он сказал: 

— Не двигайся, я покормлю тебя.

Молодой господин впервые в жизни прислуживал кому-то, потому действовал крайне осторожно, боясь обжечь. Се Гуан с опозданием осознал, сколь исторически значимым было оказываемое ему внимание, и его настроение, будто подхваченное парой воздушных шариков, медленно поползло вверх с самого дна.

Голос его был хриплым, отчего звучал протяжно, невнятно и мягко: 

— Ложку пониже… не напрягайся, только бы не размазать по всему лицу.

Хо Минцзюнь с долей досады взглянул на него: 

— Даже болезнь не способна унять твой острый язык, да?

Се Гуан усмехнулся: 

— Поспал немного, и уже лучше. Ты разобрался со своими делами? Так быстро вернулся.

— Если бы я не вернулся пораньше, ты бы уже сам себя довёл до больницы, — Хо Минцзюнь поднёс ложку к его губам и невозмутимо добавил: — Ешь. С тобой мы ещё посчитаемся, когда поправишься.

В порыве самоотверженности Се Гуан излучал ауру «Кто посмеет меня остановить!», но, столкнувшись с Хо Минцзюнем взглядом, тут же стушевался и фальшиво рассмеялся: 

— Эй… хотя бы позволь мне сохранить лицо, не слишком строго наказывай, ладно?

Хо Минцзюнь ничего не ответил, лишь спокойно смотрел на него. Се Гуан тут же заткнулся и послушно потянулся к ложке.

Он съел лишь полмиски, но немного восстановил силы. Пошевелил под одеялом руками и ногами и робко спросил у Хо Минцзюня: 

— Весь вспотел, липко и неприятно. Можно принять душ?

Хо Минцзюнь убрал посуду на поднос, приоткрыл край одеяла и потрогал его шею и ключицы: 

— Потерпи немного. Боюсь, ты ещё слаб, вдруг упадёшь в обморок?

Неизвестно, сколько раз он проделывал это, пока Се Гуан спал. Но, впервые столкнувшись с такой ситуацией наяву, Се Гуан невольно съёжился. Кончики ушей его зарделись, и ему почудилось, что этот жест был чрезмерно интимным.

Нервничая, он заговорил, не подумав: 

— Во второй половине дня у меня работа. В таком виде нельзя показываться.

Хо Минцзюнь как раз собирался вынести поднос и помыть руки, но, едва услышав это, тут же нахмурился: 

— Я позвоню твоему агенту и возьму тебе отгул. Лежи и спокойно восстанавливайся. Пока температура не спадёт — никуда не пойдёшь.

Се Гуан попытался возразить: 

— Не надо! Работа важнее. Я уже вернулся, был утром в аэропорту, — будет странно, если теперь не появлюсь.

Его поездка во время болезни и так уже была занозой в сердце Хо Минцзюня, а эти слова точно и без промаха угодили в самое больное место.

Хо Минцзюнь остановился и ледяным взглядом уставился на Се Гуана. Не будь тот болен, он, вероятно, уже взорвался бы: 

— Что важнее — работа или ты? Подумай хорошенько. И не заставляй меня повторять.

Его мрачный вид моментально заткнул Се Гуана. Увидев, что тот притих, Хо Минцзюнь взял поднос, развернулся и вышел из спальни.

Се Гуан сидел на кровати, укутанный одеялом, и с недоверием размышлял: «Боже, он что, рассердился? С чего бы?»

А потом: «Всё пропало! Как же его задобрить?»

Он долго размышлял своим почти выжженным жаром мозгом и в конечном счёте смирился с мыслью, что, как только Хо Минцзюнь войдёт, он должен броситься к нему, обнять за ноги и трижды воскликнуть: «Папочка, прости, я был неправ!»