Се Гуан после долгих колебаний ответил холодным и твёрдым, как лёд, промёрзший в разгар летней жары: «М-м».
Хо Минцзюнь даже через экран телефона ощущал исходящую от него непреклонность, но любая реакция уже была хорошим знаком. Се Гуан едва сделал шаг с возвышенности[1], и Хо Минцзюнь сразу с радостью прошёл оставшееся расстояние.
— Алло?
Се Гуану показалось, что его языковые нервы, наверное, занемели от холода. Он с усилием выдавил обращение, вертевшееся на языке:
— Господин Хо.
Снова это обращение, отбрасывающее их на шаг назад. Хо Минцзюнь с улыбкой откликнулся и сказал:
— У сериала бешеные рейтинги, я ещё не успел тебя поздравить. Желаю успехов в карьере и всё большего признания.
— Благодаря вашей удаче, — голос Се Гуана на том конце провода звучал бесстрастно. Тайные ожидания сбылись, но он всё равно не мог оживиться. Это затяжное подавленное настроение было необоснованным, но быстро исцелиться от него не получалось. — Благодарю господина Хо за заботу.
— Ты прекрасно сыграл, — тихо сказал Хо Минцзюнь. — Я знал, что ты обязательно добьёшься успеха. Ты всегда был выдающимся, и в будущем станешь ещё лучше.
Се Гуан вдруг разозлился.
Их пути давно разошлись, разногласия между ними были глубоки, как Марианская впадина. Одобрение Хо Минцзюня не было профессиональным и отличалось от поздравлений друзей вроде Ван Жолуня. С какой стати, с какой позиции и по какому праву он его хвалил? Как фанат, что ли?
Се Гуан и сам не мог толком объяснить, откуда взялись эти эмоции. Быть недовольным от того, что тебя хвалят — даже он сам считал себя невыносимым.
Такую эмоцию эксперты по подростковым проблемам обычно называют «бунтарством», психологи — «духом противоречия», а блогеры, пишущие об отношениях, — «очевидно волнуется, но делает вид, что ему плевать».
Широкие народные массы обычно называют это «выискивать кости в яйце»[2].
Не самым доброжелательным тоном Се Гуан спросил:
— Господин Хо, вы так заняты делами, а всё же находите время смотреть сериалы?
Он хотел съязвить, что Хо Минцзюнь, вероятно, даже не знает, в чём он играл, и просто хвалит наобум, но председатель Хо, глядя на экран своего компьютера, и отвлечённо переключаясь между страницей Weibo и видеоплеером, немного запнулся:
— М-м, это считается… сочетанием труда и отдыха?
Се Гуан от испуга чуть не уронил телефон:
— Вы и вправду смотрели?! Вы, властный генеральный директор, вместо того чтобы изучать биржевые графики или слушать открытые лекции Гарвардского университета, с какого-то перепугу решили посмотреть отечественный треш-сериал[3]?!
Хо Минцзюнь тоже почувствовал себя обиженным:
— Фондовый рынок работает не 24 часа в сутки, у него даже официальные праздники есть. Почему я не могу посмотреть телевизор?
Се Гуан:
— Да разве в этом дело? Главное то, что сериал снят не ахти, а вы, оказывается, способны это смотреть…
— Признаться, досмотреть не смог, — с лёгкой усмешкой сказал Хо Минцзюнь. — Поэтому посмотрел только вырезанные фрагменты с тобой.
«Ну вот», — с чувством полной безнадёжности подумал Се Гуан. — «Набрался ума-разума, даже научился сам искать нарезки в интернете».
— Ладно, лишь бы вам было хорошо, — Се Гуан искренне считал, что очень неловко, когда знакомый человек, да ещё и такой стопроцентный властный генеральный директор, как Хо Минцзюнь, видят его «демонически обаятельный и мрачно-надменный» образ на экране. Но «дерево уже стало лодкой»[4], он не мог этому помешать, поэтому пришлось махнуть рукой:
— Вы хотели о чём-то поговорить?
Лёгкая атмосфера мгновенно исчезла после этих слов. Вдали яркие фары автобуса пронзили темноту, звук двигателя приближался. Се Гуан вошёл в автобус, оплатил проезд и сел у окна.
Телефон всё ещё оставался в режиме разговора.
Се Гуан не торопил его. У него было смутное предчувствие о том, что скажет Хо Минцзюнь, но он не мог быть уверенным, так что просто ждал.
— Я всё ещё должен тебе одну фразу. — Хо Минцзюнь говорил мягко и торжественно, каждое слово обладало невыразимой силой и весом, обрушиваясь на возведённые Се Гуаном защитные укрепления. — Прости. За ту ситуацию и за ошибки, которые я совершил ранее.
Автобус выехал в пригород, где не было даже зданий выше трёх этажей. Вдоль дороги тянулись тёмные одноэтажные дома с дворами; лишь изредка попадались огоньки, которые тут же оставались позади несущегося автобуса — быстро, как метеоры, мелькающие и исчезающие в ночи.
Стекла в автобусе были негерметичными, в полупустом салоне было холодно. Се Гуан уставился в тёмную ночь за окном и, словно боясь замерзнуть, закутался плотнее в пуховик.
— Если бы я и вправду был таким понимающим и разумным, каким пытаюсь казаться, то я бы сейчас сказал: «Всё в порядке, не беспокойтесь», — его голос тонул в грохоте автобуса, сигнал то усиливался, то ослабевал, из-за чего звучал неестественно. — Но в этом деле мы оба понимаем, что сказанное «всё в порядке» не вернёт нас в состояние, словно ничего и не случилось.
— Я не то чтобы не прощаю вас. Та маленькая ссора давно в прошлом. Вам даже не обязательно было извиняться, ведь от начала и до конца в выигрыше был я — мне и жаловаться не на что. Но, господин Хо, теперь каждое сказанное вами слово заставляет меня задуматься: вы говорите это мне или принимаете меня за кого-то другого?
Очень-очень тихо он вздохнул.
— Никакие чувства не выдержат такого разъедающего недоверия. Лучше уж вовсе не начинать, чем позже стать врагами, верно?
— Се Гуан, — Хо Минцзюнь позвал его по имени. Возможно, из-за телефона его голос прозвучал неожиданно мягко — как тот шепот, коснувшийся его виска в темном коридоре. — Не бойся.
Се Гуан был похож на кота, которому почесали подбородок. Вся его настороженность и растерянность вмиг улетучились, а упрямство, с которым он спорил с Хо Минцзюнем, вдруг потеряло опору и готово было вот-вот рассыпаться.
«Я не боюсь».
Он хотел возразить Хо Минцзюню, но тот опередил его и заговорил первым:
— Я позвонил тебе сегодня не для того, чтобы услышать «всё в порядке». Наоборот, я хочу, чтобы ты придержал эти слова, не спеши их произносить. Я причинил тебе боль — и это моя вина.
В его голосе проскользнула едва уловимая улыбка, совсем лёгкая. Она заставила Се Гуана на миг ощутить знакомое из прошлого тепло, и всё же это было не совсем то же самое: теперь голос звучал мягче и спокойнее, чем прежде.
При первых встречах с Хо Минцзюнем Се Гуан всегда испытывал настоящий трепет и даже страх, потому что его внешняя аура была очень мощной, настолько, что внушала ужас. Но теперь от этой мощи постепенно появлялось чувство безопасности. Он по-прежнему ощущал контроль Хо Минцзюня над всем и всеми вокруг, но больше не хотел убежать подальше.
— Я знаю, что психологически ты не можешь переступить через это, но ничего, не бойся, — Хо Минцзюнь небрежным движением закрыл все окна на экране. — Тебе не нужно ничего делать. Все нерешаемые проблемы оставь мне.
В этот момент даже такой закалённый мужчина, как Се Гуан, невольно почувствовал, как от этих слов дрогнуло его сердце.
Он втянул сквозь зубы холодный воздух, будто от зубной боли, и подумал: если бы это была девушка, то не то что простила бы его — да хоть прямо на месте сделала бы Хо Минцзюню предложение.
Хо Минцзюнь подошёл и сел перед журнальным столиком из тёмного дерева в соседней комнате; мягкий желтоватый свет потолочной лампы окрасил его профиль в тёплый оттенок старой книжной страницы. Мебель создавала тяжёлую, тихую атмосферу — самую подходящую для разговоров о давних событиях.
— У меня есть несколько историй из прошлого… о том человеке. Хочешь послушать?
Он и не рассчитывал, что Се Гуан сразу отпустит ситуацию, просто собирался постепенно, шаг за шагом ознакомить его с подлинными обстоятельствами тех событий. Прошлое, хотя и было старой раной на его сердце, неприятной для воспоминаний, не содержало ничего постыдного.
Но, к удивлению, Се Гуан отказался:
— Нет.
Он ещё не был психологически готов, а также знал, что для Хо Минцзюня рассказ о прошлом, возможно, не так лёгок, как он пытается это показать. Они с таким трудом достигли первой мирной договорённости — теперь нужно время, чтобы успокоиться, переварить это и лишь потом двигаться дальше, к следующему этапу.
Хо Минцзюнь был немного удивлён:
— М-м?
Се Гуан честно нашёл самый простой предлог:
— Потому что у меня скоро сядет батарея.
На этот раз Хо Минцзюнь не сдержал смеха:
— Хорошо, тогда, когда захочешь послушать, спроси меня.
Внимание пользователей сети к «Насмешкам лазурного моря» сохранялось до Нового года, а затем все главные страницы были захвачены трансляцией новогоднего гала-концерта[5]. В это время Се Гуан прятался в родной деревне, восстанавливая силы. Каждый день он пытался спрятать пульт, чтобы отбить у отца желание смотреть «Лазурное море», за что старик гонялся за ним по двору три круга.
Между ним и Хо Минцзюнем, так или иначе, «лёд растаял». У них уже была основа прежнего общения, так что вновь сблизиться оказалось делом одного-двух дней.
Просто Се Гуан продолжал избегать темы «дел давно минувших дней». В ночь под Новый год, после того как они поздравили друг друга, они проговорили по телефону два часа, от поэзии и песен переходя к философии жизни, но так и не коснулись этой темы. Причина Се Гуана была проста: в праздники не стоит говорить о неприятном. Хо Минцзюнь теперь даже не решался сказать ему ни одного резкого слова, оставлял всё на его усмотрение, и так это дело откладывалось до самого конца праздников.
На седьмой день Нового года[6] Се Гуан вернулся из родной деревни в город Б, открыл Weibo, взглянул на актуальные горячие поисковые запросы и обнаружил, что ажиотаж вокруг «Лазурного моря» ещё сохраняется, хоть и не такой высокий, как до Нового года. Сюжет перевалил за половину, главный герой наконец начал брать реванш, а защитник демонического культа в исполнении Се Гуана приобрёл множество поклонниц, но это не могло изменить его судьбы «пушечного мяса».
Сериал уже принёс ему гораздо больше, чем ожидалось, и дальнейшее развитие событий уже не требовало его внимания. Се Гуан вышел из Weibo, успокоил свои эмоции и снова открыл почту, где среди кучи рекламных писем нашёл первоначальную версию сценария, присланную режиссёром Бай.
Первое приглашение, которое достала ему Линь Яо, было на девятое число — интервью на одной из онлайн-платформ, в основном о его внезапной популярности в последнее время. Се Гуан просидел в глуши больше половины месяца и всё ещё был немного «вне происходящего», выглядел необычайно спокойным и уравновешенным. Журналистка после съёмок прямо похвалила его за хороший внутренний настрой и за то, что он не терял голову от успехов.
Линь Яо, пришедшая в качестве сопровождающей, знала Се Гуана лучше и, взглянув на него, сразу поняла, что это всё наиграно. Внутренне посмеиваясь, она сдержанно и величаво стала скромно отвечать за Се Гуана:
— Перед ним так много выдающихся старших коллег, подающих пример, нынешние скромные достижения не стоят гордости. Этот шаг лишь позволил ему выйти к зрителям, а как зайти в их сердца — над этим ему ещё много работать.
— Сестра Линь, вы слишком скромны, — журналистка, хоть и была острой и резкой на съёмочной площадке, за кадром оказалась милой как маленькая сладкая булочка. — Учитель Се и красивый, и играет хорошо. Если он не станет знаменитым, то это будет нарушением законов небес.
После записи интервью Линь Яо собиралась вернуться в компанию, а у Се Гуана днём было ещё одно похожее шоу, место съёмки которого находилось неподалёку, так что он решил поехать с ней.
Хуан Чэн вёл машину, Се Гуан сидел рядом с ним на пассажирском сиденье, а Линь Яо, устроившись сзади, смотрела в телефон. Вскоре раздался лёгкий возглас, и Линь Яо сказала:
— Се Гуан, ты раньше в «Синьхуэй» был знаком с Цин Ланем? Какие у вас были отношения?
Се Гуан:
— Виделись, но не близки. А что?
Линь Яо с серьёзным видом протянула ему телефон, показывая новость:
— Только что в сети появилось сообщение: вчера вечером Цин Лань сел за руль пьяным, а когда его остановила дорожная полиция — попытался силой прорваться. После того как полиция его задержала, в салоне спортивной машины нашли оружие. Сейчас Цин Лань уже находится под арестом.
И вождение в пьяном виде с последующим побегом, и незаконное хранение оружия — каждый из этих инцидентов был огромным скандалом, способным разрушить репутацию Цин Ланя. Се Гуан, кроме как удивиться, первым делом подумал позвонить режиссёру Бай и отказаться от роли — этот фильм ещё даже не начали снимать, а уже такие страсти! Если съёмки начнутся, то как вообще жить!
[1] Имеется в виду, что Се Гуан сделал первый шаг к примирению, сошёл с «высокой горы» своей обиды.
[2] 鸡蛋里面挑骨头 (jīdàn lǐmiàn tiāo gǔtou) — досл. «выискивать кости в яйце», придираться, искать несуществующие недостатки. То есть человек ведёт себя так, будто специально ищет «кость в яйце», хотя понятно, что в яйце костей быть не может.
[3] 雷剧 (léi jù) — букв. «громовой сериал», сленговое название для очень клишированных, мелодраматичных или некачественных сериалов. То есть это сериал, настолько плохой, что зритель чувствует «шок», «удар молнией»: абсурдные сценарии, переигрывающие актёры, нелогичный монтаж, «кринж»-сюжеты.
[4] 木已成舟 (mù yǐ chéng zhōu) — досл. «дерево уже стало лодкой»; идиома, означающая, что дело уже сделано и ничего нельзя изменить.
[5] 春晚 (Chūnwǎn) — CCTV New Year's Gala, грандиозное телевизионное шоу, транслируемое в канун Китайского Нового года, которое смотрят сотни миллионов людей.
[6] 初七 (chūqī) — седьмой день первого лунного месяца, официальный конец новогодних праздников, многие возвращаются к работе.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления