8. Приручение

Хо Минцзюнь на мгновение замер с тарелкой в руке. Однако эту мелкую оплошность он тут же мастерски загладил, ответив уклончиво: 

— Таким людям, как я, обычно не нужны особые причины, чтобы что-то делать.

— В мире тысячи несчастных, но я не видел, чтобы вы каждого из них тащили к себе и воспитывали, — Се Гуан сделал глоток молока. — Почему именно я?

Он не мог прямо спросить, нет ли у Хо Минцзюня скрытых мотивов, это было бы слишком грубо, и он лишь осторожно зондировал почву. Хо Минцзюнь, конечно, понимал, о чём тот думал, но некоторые вещи он и сам ещё не до конца осознал, и говорить о них с Се Гуаном сейчас означало бы окончательно разорвать и без того хрупкую связь между ними.

— Помнишь гору Цуйпин?

— Угу.

Хо Минцзюнь пододвинул к нему тарелку с димсамами: 

— Когда ты прикрыл меня от того дрона, разве я спрашивал тебя, почему? Ешь.

Доброта в его глазах мелькнула лишь на мгновение, а затем исчезла, сменившись привычной холодностью. Се Гуан понял, что ненароком задел запретную тему, и тут же замолчал.

Хо Минцзюнь был бизнесменом, и, по логике, он вкладывал ресурсы только тогда, когда это было выгодно. Однако Се Гуан, окинув себя мысленным взором, не обнаружил в себе никакой остаточной стоимости, которую можно было бы выжать. А Хо Минцзюнь был молчалив, как устрица, так что ему пришлось временно отложить свои сомнения и покорно остаться в отеле.

На следующее утро они позавтракали вместе. У Хо Минцзюня не было назначенных встреч до полудня, он планировал остаться в отеле и заслушать рабочий отчёт из города Б. Се Гуану идти было некуда, и он уже собирался как-нибудь убить время, как вдруг Хо Минцзюнь вызвал из своего номера личного ассистента Фан Хуэй и велел ей отвести Се Гуана купить пару комплектов одежды и предметы первой необходимости.

Ассистентка Фан не присутствовала на вчерашнем банкете и очень сожалела, что пропустила такое зрелище. Она безуспешно пыталась разузнать подробности и не ожидала, что подушка сама прилетит к тому, кто собрался вздремнуть. С почтительностью, словно получая императорский указ, она приняла из рук Хо Минцзюня банковскую карточку, бережно спрятала её и, обернувшись к Се Гуану, одарила его многозначительной доброжелательной улыбкой: 

— Господин Се, мы отправляемся?

Се Гуан от этой улыбки внутренне содрогнулся и машинально посмотрел на Хо Минцзюня, необдуманно выпалив: 

— А вы с нами не пойдете?

Улыбка на лице Фан Хуэй мгновенно сменилась ужасом. «Заставить «Великого Деспота Хо» сопровождать тебя по магазинам? Юноша, ты что, решил, что мы с тобой слишком долго живем?»

Хо Минцзюнь сидел у окна с планшетом и, не поднимая головы, ответил: 

— Нет. Пусть Фан Хуэй поможет тебе выбрать, у нее неплохой вкус.

Ноги ассистентки подкосились, она неестественно рассмеялась: 

— Э-э… спасибо за комплимент, босс.

Фан Хуэй была ассистенткой, отвечающей исключительно за повседневную жизнь и быт Хо Минцзюня, поэтому хорошо изучила характер своего начальника. Нрав Хо Минцзюня определенно нельзя было назвать хорошим — он был холоден, суров и безжалостен; особенно его жестокие методы в семейных делах часто вызывали критику. Фан Хуэй была его четвёртым личным ассистентом; ходили слухи, что предыдущие трое были уволены за «нечистые намерения» и «болтливость», а самый невезучий просто сказал пару лишних слов отцу Хо Минцзюня.

По её мнению, требования Хо Минцзюня и к окружающим людям, и к себе были чрезмерно завышенными, поэтому Фан Хуэй была поражена, услышав, что «босс подобрал какого-то мужчину на съёмочной площадке фильма третьей категории». А когда она увидела, как Се Гуан в мешковатой одежде с рынка, похожей на дырявый мешок из-под картошки, вышел из комнаты босса и даже непринуждённо пригласил его пойти с ними по магазинам, её иллюзии окончательно развеялись.

«Неужели сердце Великого Деспота привлекла настоящая Золушка?..»

Се Гуан оказался приятным в общении человеком, и Фан Хуэй быстро поняла, что он почти ничего не знает о Хо Минцзюне и, по всей видимости, случайно угодил в лапы босса.

Фан Хуэй не могла понять, как именно Хо Минцзюнь намерен обращаться с Се Гуаном — содержать его или просто творить добро по случаю. Она не решалась говорить Се Гуану слишком много, поэтому направила всю свою нерастраченную энергию на шопинг.

Се Гуан был из артистической среды, с прекрасными физическими данными, и в подходящей одежде он выглядел просто преображённым, что вызывало восхищение у Фан Хуэй, уже не юной девушки, и лишь укрепило её в правильности теории о «Золушке».

Когда Се Гуан взял у продавца пакеты с покупками, а Фан Хуэй собралась подняться с дивана, он естественным жестом протянул ей руку для опоры: 

— Не устали? Мы ходили всё утро, давайте присядем где-нибудь и отдохнем.

Девичье сердце ассистентки трепетно сжалось на мгновение.

Внешне она с улыбкой согласилась, но внутри чувствовала себя дохлой собакой[1]: «Чёрт, такой хороший мужчина, а достался Великому Деспоту!»

По настоянию Се Гуана Фан Хуэй выбрала лишь два не слишком дорогих комплекта одежды и, следуя указаниям Хо Минцзюня, купила ему новый телефон. Они вернулись в отель ещё до ланча. Хо Минцзюнь как раз закончил разбирать документы, присланные из компании, и, увидев входящих, с удивлением приподнял бровь: 

— Быстро.

Фан Хуэй не заметила на его лице шока и немного разочарованно пробормотала про себя, что это не похоже на обещанную в сказках развязку, как вдруг Хо Минцзюнь добавил: 

— Неплохо, теперь ты выглядишь куда приличнее.

Се Гуан, что было ему несвойственно, застеснялся и смущенно пробормотал:

— Извините за расходы.

Хо Минцзюнь продолжил: 

— Человека встречают по одёжке. Большинство людей в этом мире — визуалы. Неважно, что внутри, главное — внешне не показывать слабость. Будь ты хоть немного увереннее… — он бросил взгляд на свою помощницу, с любопытством вытянувшую шею, и проглотил уже готовые сорваться с языка упреки, легко сменив тему: — …ты бы не оказался в моих руках и не получал бы наставлений.

Се Гуан изо всех сил старался не кривить губы: 

— Нет, вы совершенно справедливо меня поучали.

Фан Хуэй подумала: «Я здесь лишняя».

Днем Хо Минцзюнь ушёл на встречу с представителями группы «Лунфэн», а Се Гуан купил SIM-карту и установил на новый телефон все социальные приложения. Восстановить доступ к WeChat оказалось очень хлопотно, но, к счастью, он смог войти в Weibo. Стоило только залогиниться, как в личку посыпались сообщения, и даже сквозь экран можно было почувствовать рёв Ван Жолуня.

[Ты где? Ты здесь?]

[Что случилось? Почему вдруг расторг контракт с компанией?]

[Возьми трубку!]

[Чёрт возьми, тебе сколько лет, а ты всё ещё играешь в исчезновение? Не пугай меня! Позвони мне!]

[Я сейчас вызову полицию!]

[Я скоро уезжаю на натурные съёмки, в горах не будет связи. Если увидишь сообщение, звони по этому номеру.]

Последнее сообщение было отправлено позавчера утром, около 6 часов. Вероятно, Ван Жолунь написал его в спешке перед отъездом. Видимо, он так переживал за Се Гуана, что даже оставил контакты съёмочной группы.

Глядя на экран, полный разъярённых восклицательных знаков, он почувствовал, как в сердце разливается тепло, и вдруг осознал, что снова ожил.

Хо Минцзюнь, Ван Жолунь, госпожа Не, ждущая глубокой ночью в машине, режиссер Хэ, давший ему множество шансов… В этом мире были не только такие, как Ван Чжэ и директор Чжан. Он, спасаясь от нависших над ним туч, как напуганная выстрелом птица, ринулся в тупик. Но даже если он и расторг контракт с компанией, что с того? То, что в городе Б ему не дают сниматься, не значит, что он умрёт с голоду — насколько велик Китай, настолько велика и его киноиндустрия. Неужели один-единственный инвестор может затмить собой всё небо?

До какой же степени он был не в себе, чтобы из-за таких людей отказаться от того, что делал почти десять лет.

Се Гуан ответил Ван Жолуню сообщением: «Я в Гонконге, потерял телефон и не видел твоих сообщений. У меня всё хорошо, не беспокойся, скоро вернусь».

Хо Минцзюнь всё время был занят встречами и вернулся в отель лишь к десяти вечера. По телевизору как раз шёл уся-сериал от TVB. Услышав звук открывающейся двери, Се Гуан обернулся и поднялся ему навстречу: 

— Вы вернулись.

Ему всё ещё было неловко с Хо Минцзюнем, он казался скованным, но всё же заговорил первым. Проницательный Хо Минцзюнь сразу увидел, что он наконец отпустил ситуацию. Он только хмыкнул в ответ и уже собрался что-то сказать, как в горле внезапно сильно запершило, кадык дрогнул, и его затряс мучительный кашель.

— Что такое, подавились? — увидев, что тот прикрывает рот рукой и не может перестать кашлять, а на щеках выступил легкий румянец, Се Гуан налил стакан воды и протянул ему. — Вот, выпейте воды. Всё в порядке?

Он подошёл ближе и уловил лёгкий запах табака от костюма Хо Минцзюня, поэтому встал и включил вентиляцию, а вернувшись, легонько похлопал того по спине: 

— Снимите пиджак. У вас был ларингит? Ассистентка Фан взяла с собой ваши обычные лекарства?

Хо Минцзюнь позволил ему помочь снять пиджак, Се Гуан заодно снял галстук, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, чтобы тому было легче дышать.

В обычное время тот, кто посмел бы прикоснуться к пуговицам Хо Минцзюня, был бы отброшен на двести метров. Однако в этот момент, возможно, из-за неожиданной мягкости и деликатности движений Се Гуана, Хо Минцзюнь даже не задумался, не переходит ли тот границы, ощущая лишь непривычную заботу.

В отличие от доверия к ассистенту, он с уверенностью отдал себя в руки Се Гуана — не из-за деловых отношений, а потому что подсознательно знал, что получит от него искреннюю заботу.

Потому что Се Гуан помнил его доброту.

С того момента, как он решил протянуть Се Гуану руку помощи, между ними незаметно возникла особая связь. Он никогда не ожидал за это благодарности, но в неожиданный момент вдруг и сам не заметил, как поставил его на первое место среди тех, на кого можно положиться.

Горячая вода смягчила раздражённое горло, легкий аромат геля для душа витал в воздухе. Хо Минцзюнь наконец перевел дух после сильного приступа, взял поданную Се Гуаном бумажную салфетку и хрипло сказал: 

— Старое недомогание, ничего страшного.

Се Гуан нахмурился: 

— Кашляли почти десять минут, и это ничего? Я спрошу, есть ли лекарства.

Хо Минцзюнь знаком остановил его, откашлялся: 

— Это не болезнь, просто на ужине кто-то курил, в горле запершило, скоро пройдёт.

Се Гуан вздохнул: 

— Лучше не говорите, просто пейте воду.

Неожиданная суматоха разрушила первоначальную неловкую атмосферу, но как только воцарилась тишина, скованность грозила вновь вернуться. Дорама подошла к концу, и в комнате зазвучала меланхоличная кантонская песня. Хотя они сидели рядом, гостиная почему-то казалась слишком пустой.

В конце концов тишину прервал Хо Минцзюнь: 

— Возвращаемся послезавтра. Если есть места, где хочешь побывать, или вещи, которые хочешь купить, завтра Фан Хуэй может составить тебе компанию.

Се Гуан поспешно отказался, но Хо Минцзюнь возразил: 

— Ты все эти дни в Гонконге, наверное, не было настроения нормально его посмотреть. Раз есть возможность, погулять будет полезно.

В его глазах мелькнула насмешливая улыбка. 

— Хотя начало этого путешествия было не ахти, но всё же можно оставить о нём несколько приятных воспоминаний напоследок. Чтобы потом, вспоминая, ты не держал в памяти лишь то, как я тогда довёл тебя до слёз.

Се Гуан не ожидал, что тот припомнит старое, и, вспомнив своё унижение в ту ночь, смутился и покраснел так, что стал похож на только что вытащенного из пароварки краба.

Однако он не огрызнулся, скрепя сердце снося поддразнивания Хо Минцзюня, что составляло разительный контраст с его вспыльчивым нравом в первый день.

Стена настороженности между ними, казалось, начала таять.

Хо Минцзюнь, конечно, понимал, в чём причина. Словно подобрал перепачканное животное, рискуя получить пару царапин, вымыл его, приласкал, взял на руки — и маленькое существо уже признало хозяина.

Однако эти изменения произошли не только с Се Гуаном; разве он сам не смягчился и не оттаял?

Разве отношения между людьми не заключаются именно в том, чтобы взаимно приручить друг друга?

[1] 死狗 (sǐ gǒu) — букв. «мёртвая собака». Фраза часто используется для описания состояния полного упадка, разочарования, бессилия, морального изнеможения.