42. Прекрасный сон

Для честолюбцев вечерний приём на «Красной площади» был полем битвы, полным скрытых расчётов и хитростей, а для такого никчёмного бездельника, как Се Гуан, всё это напоминало новогодние посиделки, когда домоседа силком тащат в гости к бесчисленным тётушкам и дядюшкам, где царит радостная атмосфера, а он остаётся неподвижным, с лицом, выражающим полную безысходность.

После обмена любезностями с несколькими знакомыми из индустрии, Се Гуан вернулся, и Хо Минцзюнь познакомил его с руководителями крупных кинокомпаний. Все прекрасно понимали, что истинной опорой для него была компания «Сюаньду», поэтому особой разницы от встречи с инвесторами не было, но поддерживать хорошие отношения никогда не мешало — кто знает, возможно, в будущем представится шанс для сотрудничества?

Аукцион дошёл примерно до середины. Се Гуан, притулившись рядом с Хо Минцзюнем, беспрестанно зевал и несколько раз, словно клюющий носом цыплёнок, ударялся головой о его плечо. Хо Минцзюнь видел, что тот из последних сил борется со сном, и во время перерыва они незаметно покинули зал, пройдя по тускло освещённому коридору к выходу.

Банкетный зал располагался на втором этаже, а водитель, который должен был их забрать, ждал у главного входа на первом. Се Гуан сделал круг по залу, пока наконец не нашёл лифт — кабина как раз находилась на втором этаже. Они задержались у дверей чуть дольше, и в тот момент, когда Хо Минцзюнь уже вошёл внутрь, а Се Гуан лишь одной ногой переступил порог, как двери начали медленно закрываться, грозя зажать его между собой.

У тех, кто часто пользуется лифтом, наверняка бывали случаи, когда дверь их зажимала. Се Гуан не придал этому значения — в конце концов, при столкновении створки автоматически разойдутся. Однако неожиданно Хо Минцзюнь, стоявший внутри, резко вытянул руку и прикрыл его правое плечо, ближайшее к двери, приняв удар на себя.

Тыльная сторона его руки с силой столкнулась со стальной плитой толщиной в пять сантиметров. Раздался глухой звук. Одного только этого было достаточно, чтобы Се Гуану стало больно, а сердце его сжалось.

Металлические двери разъехались. Хо Минцзюнь без тени эмоций убрал руку. Се Гуан молча вошёл в лифт и встал рядом с ним.

Мироощущение Се Гуана изменилось, а вместе с этим изменился и его взгляд на происходящее. Раньше он не замечал этих мелких жестов Хо Минцзюня, но теперь, поняв его истинные мысли, осознал, сколько заботы было тщательно скрыто за невозмутимой, сдержанной внимательностью.

Более того, даже сейчас Хо Минцзюнь не решался выразить свои чувства напрямую, не переступал границы, и осмелился лишь украдкой коснуться поцелуем его лба.

Чем же он заслужил, чтобы Хо Минцзюнь так лелеял его, держа в своих ладонях, словно драгоценность?

Лифт плавно остановился на первом этаже.

Они сели в машину. В салоне звучала спокойная фортепианная музыка, за окном мелькали огни ночного города. Атмосфера была настолько умиротворённой, что клонило в сон.

Се Гуан повернул голову и зевнул. Хо Минцзюнь накинул на его колени всегда лежавший в машине плед:

— Если устал, прикорни немного…

Но вдруг Се Гуан схватил его за запястье. В темноте его глаза, казалось, отражали сияние мириад звёзд:

— Руке не больно?

— … — Левая рука Хо Минцзюня рефлекторно дёрнулась. Затем он понял, о чём речь, и покачал головой. — Всё в порядке.

Се Гуан многозначительно усмехнулся.

Он взял левую руку Хо Минцзюня, одной рукой поддерживая ладонь, а другой закатал рукав и при свете разглядел тёмный синяк на белой коже тыльной стороны. Не удержавшись, он поддразнил:

— Ну и что с того, что ты неженка? Стесняться тут нечего.

Хо Минцзюнь, выросший в роскоши, обладал чувствительной кожей, которая легко покрывалась синяками от малейшего ушиба. Се Гуан нежно массировал повреждённое место на его руке, не упустив момента, когда тот на мгновение изменился в лице. Спустя некоторое время он поднял эту уже скрюченную, словно куриная лапка, левую руку, внимательно осмотрел, убедился, что кровоподтёк почти рассосался, и, словно утешая ребёнка, наклонился и подул.

И, неизвестно, намеренно или нет, но его губы «случайно» слегка коснулись ушибленного места.

В тот же миг все ощущения в теле Хо Минцзюня, казалось, сосредоточились на этом едва заметном прикосновении, а затем в голове взорвался фейерверк, словно озаривший небо.

Эффект был потрясающим — сравнимым с мощным выстрелом прямо в сердце.

От этого жеста у Хо Минцзюня захватило дух, зрачки резко сузились, и, если бы не остатки рассудка, его взгляд стал бы совершенно откровенным, словно он жаждал в тот же миг проглотить Се Гуана.

Изо всех сил подавляя бушующее внутри желание прижать Се Гуана, он хрипло произнёс:

— Хватит шалить.

Се Гуан отпустил его руку, на лице застыла наигранная невинная улыбка, и он мягко сказал:

— Долг платежом красен.

Не дожидаясь реакции Хо Минцзюня, он тут же встряхнул плед, накинул его на себя, откинулся на кожаное сиденье и закрыл глаза.

Сердцебиение Хо Минцзюня ещё не успокоилось.

Спустя какое-то время Се Гуан соскользнул с подголовника, его голова склонилась и удобно устроилась на плече Хо Минцзюня.

Хо Минцзюнь: 

— …

Он понимал, что в этой последовательности действий Се Гуана была доля умысла, но не мог точно определить, было ли это просто игривой шалостью или же намеренной проверкой после того, как тот что-то заподозрил.

Что именно он уже понял и сколько успел нафантазировать?

Хо Минцзюнь ещё не знал, что его помыслы для Се Гуана уже были ясны как день, и по-прежнему сохранял сдержанность, обращаясь с ним как с другом, но с заботой, как о возлюбленном. Даже сейчас, когда Се Гуан уже лежал на его плече, он лишь обнял его, чтобы тому было удобнее спать.

Се Гуан крепко зажмурился, а в душе его бушевали мысли: «Такой удобный случай! Почему бы не поцеловать?! Прямо в губы! Я уже готов, не стесняйся!..»

Он всё ещё был несведущ в вопросах любви, действуя по наитию, словно ребёнок, выпрашивающий сладости: попробовав немного, он с жадным нетерпением хотел ещё.

К сожалению, на этот раз «деревянной дубиной» оказался Хо Минцзюнь, который так и не исполнил его желание до самого возвращения домой. Се Гуан на собственном опыте испытал, что значит «получить удар твёрдой дубиной в ребра». Он трудноописуемым взглядом посмотрел на Хо Минцзюня и, держась за живот и пошатываясь, побрёл в свою комнату спать.

Оба были погружены в свои мысли. Хо Минцзюнь вернулся в свою спальню, лёг на кровать, пролежал с закрытыми глазами полчаса, но сон не шёл. Встав с постели с тяжёлой головой, он взял с прикроватной тумбочки iPad.

Белый свет экрана озарил его лицо. Хо Минцзюнь на мгновение застыл над пустой строкой поиска, затем написал: «Заклинание Божественного Дракона».

Фильм, снятый несколько лет назад, нес в себе характерный для тогдашних коммерческих блокбастеров приём намеренного усложнения и загадочности в подаче и роскошное, пышное оформление сцен. Свободный подход к костюмам и гриму с точки зрения нынешних эстетических стандартов выглядел довольно комично и неуместно. Хо Минцзюнь проматывал видео, бегло усваивая сюжет. Он чётко знал, что ищет, и только в середине фильма, примерно на шестидесятой минуте, скорость воспроизведения внезапно замедлилась.

Камера скользнула за ветви деревьев и нацелилась на пруд, окутанный белой дымкой, и обнажённую стройную спину с ниспадающими длинными волосами.

Только тот, кто очень хорошо знал самого актёра, мог с первого взгляда определить, что главную героиню в воде уже заменил Се Гуан.

Сцена купания длилась всего четыре секунды, кадр идеально зафиксировал плавные изящные изгибы его плеч и шеи, мокрые длинные волосы, ниспадавшие на грудь. Вдоль линии позвоночника проступала неглубокая впадина, гармонируя с чуть выступающими лопатками, похожими на крылья бабочки, — худощавое, но не хрупкое тело, словно готовое расправить крылья и взлететь.

Следующий кадр был ещё более волнующим.

Он поднялся из воды, представая перед камерой полностью обнажённым. Вода, раньше доходившая ему до груди, теперь едва покрывала бёдра. Спина, изгиб талии и ягодиц создавали соблазнительную линию, то скрывающуюся, то проявляющуюся в колышущейся водной глади.

Телосложение зрелого мужчины и женщины сильно различается, но в то время Се Гуан был ещё молод, плюс помощь грима и освещения делали его облик белым и хрупким, а тонкая, словно готовая переломиться, талия была достаточно убедительной, чтобы обмануть взгляд, и даже кружила голову сильнее, чем настоящая женская.

Снова зазвучала фоновая музыка, в кадре мелькнул холодный блеск. Клинок, направленный в спину, рассёк воздух. «Героиня», легкая и быстрая, как будто вспугнутая дикая птица, мгновенно отскочила в сторону, и остриё меча скользнуло у самого её плеча. В момент не достигнувшего цели удара «героиня» стремительно отступила на несколько шагов назад, и вокруг внезапно взметнулись огромные водяные завесы, скрыв её фигуру.

Белая дымка ещё не рассеялась, а меч уже рассек преграду.

Клинок, несясь с ураганной скоростью, пронзил водяной барьер, брызги разлетелись во все стороны, и из горла нападавшего вырвался поток ярко-алой крови.

Вздыбленные волны обрушились обратно в пруд, а из воды, облачённая в белые одежды, на берег медленно вышла женщина.

Теперь это была Бай Юй.

Хо Минцзюнь не стал смотреть дальше. Он выключил видео и в тишине вновь погрузившейся во мрак спальни вдруг осознал, что его сердце бешено колотится, а в ушах гудит от прилива крови.

Он видел сериалы, где у Се Гуана были значимые роли, и даже «имел честь» лично наблюдать за съёмками фильма «третьей категории», но ни одна сцена не производила такого впечатления, как эта минутная работа дублёра — одновременно эротичная и безупречная, чистая и сладострастная. Это было тело мужчины — лёд кожи, нефрит кости[1] — наполненное завораживающим напряжением.

Больше нельзя было об этом думать…

Хо Минцзюнь насильно выбросил из головы соблазнительные образы, снова лёг в кровать, пытаясь настроиться на сон. Странно, но ещё недавно он ворочался и не мог уснуть, а теперь, после такого потрясения, должен был бы стать ещё бодрее, однако неожиданно быстро погрузился в глубокий сон.

Просто спал он… не очень спокойно.

В четыре часа утра он резко проснулся от сумбурного, прекрасного сна. Он обнаружил, что покрыт испариной, а неумолимые физиологические потребности развевали боевыми знамёнами.

Хо Минцзюнь в раздражении, смущении и остаточных эмоциях от сна ещё некоторое время сидел, укутавшись в одеяло. Убедившись, что «с его функционалом всё в порядке и он весьма устойчив», в конечном счёте он безропотно принял судьбу, поднялся с кровати и отправился в ванную, чтобы «решить личные проблемы».

После душа он понял, что сон окончательно пропал, и потому, крадучись, прошёл по коридору в кабинет.

В то утро Хо Минцзюнь в бледном рассветном свете был вынужден лицом к лицу столкнуться со своими неотвратимыми желаниями, а главный виновник, появившийся в его сладострастном сне, ничего не ведал и по-прежнему мирно спал под его защитой.

[1] 冰肌玉骨 (bīng jī yù gǔ) — «лёд кожи и нефрит кости». Идиома описывает человека (чаще всего женщину) с очень светлой, нежной, безупречно гладкой кожей, как лёд или нефрит, а также с благородной, утончённой, возвышенной натурой (не только внешняя красота, но и внутренняя чистота).