45. Удар по сердцу [1]

Этот поцелуй разительно отличался от прежних яростных, порывистых укусов, что рождались из стремления выплеснуть накипевшие эмоции. Теперь в нём была лишь чистая нежность и любовь, словно взаимное утешение. Их губы сплелись в долгом поцелуе, и, казалось, не было силы, способной разорвать это сладостное единение. И только когда кончики языков онемели, они нехотя «отступили».

Се Гуан почти пожалел о своей прежней нерешительности — сколько драгоценного времени оказалось потрачено впустую!

Его несгибаемая воля, что в огне пожарища готова была бросить вызов самим богам, растаяла под напором чувств, превратившись в мягкую, податливую шёлковую нить между пальцами. Теперь он обмяк, прижавшись к груди Хо Минцзюня, словно упрямый коала, вопреки всему цепляющийся за дерево. Немного придя в себя, Се Гуан вспомнил о важном и, придвинувшись к самому уху Хо Минцзюня, прошептал:

— Объясни, что сегодня произошло.

Хо Минцзюнь с некоторой неловкостью оторвал взгляд от его лица, боясь, что едва увидев Се Гуана, вновь потеряет над собой контроль. В его сердце будто распахнулись ворота зверинца, выпуская несметные табуны диких коней и обезьяньи стаи[2] — все его блуждающие мысли и необузданные желания вырвались наружу.

Будь он рождён в древности, возможно, стал бы тем самым бездарным правителем, что губит державу, ослеплённый красотой.

— С этой фабрикой действительно были проблемы, и я знал о них заранее, — начал Хо Минцзюнь, первым делом извинившись. — Прости, что не сказал тебе. Из-за меня ты перепугался и получил травму.

— Пока оставим это, вернёмся позже, — с трудом выговорил Се Гуан. — Продолжай.

Хо Минцзюнь, видя, как тому тяжело, взял телефон, открыл заметки и предложил ему писать вместо того, чтобы говорить.

— Взрыв всё ещё расследуют, но я примерно догадываюсь, кто стоит за этим. Это долгая история, — сказал Хо Минцзюнь. — Она имеет некоторое отношение к тому делу о похищении десять лет назад.

«Хэнжуй» — главное предприятие семьи Хо, и по правилам наследования должно перейти к старшему сыну. Мой дед был женат дважды, у него четверо сыновей. Старший — Хо Чжунчэнь, мой отец. Второй — Хо Чжунтин, который разбирался с последствиями того происшествия. Третий — Хо Чжунбо, отец Хо Чжикуана и Хо Чжижуна. Четвёртый, Хо Чжунхань, не особенно способный, несколько лет таскался за старшим братом и поддакивал ему, но после женитьбы и рождения детей немного угомонился.

Формально я старший внук старшей линии наследования, но на самом деле у меня есть ещё один «старший брат». — В глазах Хо Минцзюня мелькнула сталь. — Это внебрачный сын, который воспитывался на стороне до пяти лет, прежде чем его признали в семье Хо. Изначально он носил фамилию матери, и звали его Кун Фэй. После возвращения в семью он получил имя с родовым иероглифом «Мин», и стал Хо Минфэем.

Хо Чжунчэнь, как старший сын, должен был избегать подобных связей, но он был беспечен, и другая женщина забеременела от него ещё до брака с моей матерью. Однако мать Хо Минфэя, Кун Ни, была женщиной с характером. Узнав о беременности, она уехала и скрывалась где-то целых пять лет. И только в тот год, когда моя мать тяжело заболела, она привела ребёнка, чтобы семья признала его родство.

Се Гуан, потрясённый, напечатал: «Охренеть!!!» с целой вереницей восклицательных знаков.

— Смерть моей матери не связана напрямую с появлением внебрачного сына. У неё был врождённый порок сердца, и после моего рождения её здоровье окончательно подкосилось. — Хо Минцзюнь похлопал его по руке. — Хотя нельзя сказать, что совсем никакой связи не было… После кончины матери Хо Чжунчэнь долго умолял деда, и тот наконец согласился принять ребёнка в семью, но при условии, что Кун Ни не войдёт в дом вместе с ним. Старик боялся, что у неё появятся неподобающие амбиции.

Я рос при деде, а Хо Минфэй оставался с Хо Чжунчэнем. Тот — человек крайне самоуверенный, легко поддаётся влиянию, кичится своей верностью и благородством. Кун Ни, жившая на его содержании, нет-нет да шептала ему на ушко, и он полностью терял голову. Хо Минфэй, двадцать лет воспитывавшийся под их влиянием, естественно, не мог вырасти приличным человеком.

После университета я начал работать в группе компаний — дед готовил меня как преемника. Хо Минфэй к тому времени уже совсем вышел из-под контроля, поэтому вступил в сговор с сыном моего второго дяди, Хо Дэси, и вместе они спланировали то самое похищение десять лет назад.

— Если бы я умер… — начал Хо Минцзюнь, но не успел договорить, как Се Гуан бросился к нему, зажимая ему рот ладонью, не желая даже слышать это слово.

— Ладно, не буду, — улыбнулся Хо Минцзюнь, отвёл его руку и укрыл в своих ладонях, выбирая более мягкие выражения. — Если бы не я, Хо Минфэй стал бы единственным сыном старшей линии наследования. Или, если бы дед не признал его, Хо Дэси стал бы наследником нашего поколения. Так что никто из них не собирался оставлять меня в живых.

Кун Ни отвлекала Хо Чжунчэня, а несколько человек скрывали происходящее от деда, пока мои телохранители не обнаружили, что я пропал. Только тогда семья Хо начала спасательную операцию. Дальнейшее ты знаешь. Я чудом выжил, а планы Хо Минфэя и Хо Дэси окончательно провалились.

Се Гуан напечатал: [И что сделали с этим отребьем?]

— Конечно, старик взбесился, — в голосе Хо Минцзюня невольно прозвучала насмешка. — Хо Минфэй был чужаком, и с ним он смог поступить жёстко, наказать как следует. Но Хо Дэси всё же был родным внуком, к тому же единственным сыном второго дяди. Дед хотел его спасти.

Хо Минцзюнь не стал говорить прямо, но Се Гуану стоило лишь немного задумался, чтобы представить ту ситуацию: Хо Минцзюню чуть за двадцать, он лишь чудом избежал гибели, раны ещё не зажили, ненависть не утихла, он жаждет расправы над виновниками, но, лёжа на больничной койке, узнаёт, что его дед — единственный, кому он доверял и кто мог восстановить справедливость — внезапно вспомнил о семейных узах и решил спасти своего родного внука.

«Хо Дэси — твой брат по крови».

«Он поддался на подстрекательство Хо Минфэя, оступился и совершил ужасную ошибку. Дай ему шанс исправиться».

А кем тогда был Хо Минцзюнь? Чем была смерть Чэн Шэна? Неужели просто шуткой?

Выражение лица Се Гуана стало сложным:

[До тошноты мерзко…]

— А самое мерзкое было впереди, — Хо Минцзюнь горько усмехнулся. — Вскоре ко мне пришёл Хо Чжунчэнь — просить за Хо Минфэя.

Се Гуан едва не швырнул телефон, его вспыльчивая натура мгновенно воспламенилась:

[Что за черт — да как он вообще смеет называться отцом?!]

— Только и твердил эти избитые слова, чтобы я пощадил его ради братских чувств[3], — сказал Хо Минцзюнь. — В обычное время не видно было ни братской любви, ни почтения[4], но стоило случиться беде, как все вдруг вспомнили, что мы братья.

Рядом с Хо Чжунчэнем была Кун Ни, а он сам был мягкотелым и внушаемым. Возможно, он и вправду не считал меня сыном. Так или иначе, когда я, наконец, выписался из больницы, Хо Минфэй и Хо Дэси продолжали жить в своё удовольствие — ели, пили, веселились, и никто не понёс наказания за случившееся.

В доме царило спокойствие, словно он всего лишь уехал в отпуск. Все кровавые раны, жгучая ненависть, побег в дождливую ночь и тот, кто сорвался с обрыва — всё было сокрыто под цветастым покровом мнимого благополучия и постепенно забывалось.

С того дня он стал подобен орлу, что, будучи сброшенным с утёса, наконец расправил крылья. В мучительной боли от полного разрыва кровных уз, он прозрел и понял: в этом мире, кроме него самого, не найдётся никого, кто всегда будет рядом, кто навечно укроет его от бурь и невзгод.

Он перестал слепо полагаться на кровное родство, пусть даже дед, разгневанный произошедшим, в качестве компенсации ввёл его в самый центр власти корпорации «Хэнжуй».

[А потом?] — спросил Се Гуан. — [Неужели просто так всё и оставили?]

Уголки губ Хо Минцзюня дрогнули в лёгкой улыбке.

Та улыбка была мрачной, зловещей, полной убийственного холода, словно клинок, испивший крови, внезапно выскользнул из ножен,

и от одного его блеска головы готовы были слететь с плеч.

О жестокости и безжалостности молодого главы семьи Хо ходили легенды. Разумеется, он не мог просто так отпустить прошлое.

На его пути к вершине первыми ступенями, что легли в основание, стали те самые «кровные братья».

Кровавую бурю прошлого, борьбу не на жизнь, а на смерть, он опустил, рассказав Се Гуану лишь о конечном результате:

— Я полностью взял «Хэнжуй» в свои руки лет пять назад. Хо Дэси был отправлен за границу по решению семьи, а Хо Минфэй «тяжело заболел» и был помещён в лечебницу.

Хо Минцзюнь говорил бесстрастно, а слушающий его лишь смутно понимал, что за кровавый след стоит за этими спокойными словами.

Се Гуан был простым человеком и не разбирался в тех «изысканных» методах, принятых в домах богачей. В обществе, живущем по закону, не так-то просто убить человека, но существует множество способов заставить его жить хуже смерти. Например, изгнание. Или заточение.

Хо Дэси был соучастником преступления. Тогда Хо Чжунтин с супругой, стоя на коленях перед могилой Чэн Шэна, кланялись в землю, моля о прощении, и лишь тогда Хо Минцзюнь, с трудом пересилив себя, помиловал второго брата, даровав ему шанс выжить. Хо Дэси отправили за океан, в чужие края, чтобы он до конца жизни не смел ступить на родную землю, а его родителей Хо Минцзюнь удержал в стране.

Хо Минфэй, главный зачинщик похищения, стал для Хо Минцзюня смертельным врагом, и с ним поступили соответственно — его участь оказалась куда суровее, чем у Хо Дэси.

Хо Минфэй унаследовал похотливый нрав Хо Чжунчэня и, не брезгуя ни мясным, ни постным, он без разбору тянулся как к мужчинам, так и к женщинам. Хо Минцзюнь нашёл одного мальчика, с которым тот спал, дал ему немного денег и приставил пару телохранителей для защиты. После чего мальчик явился прямиком в семью Хо, заявив, что Хо Минфэй его изнасиловал и теперь должен нести перед ним ответственность.

Картина была точным повторением того дня, когда Кун Ни явилась на порог дома Хо с ребёнком.

Кун Ни не придавала значения любовным связям сына, полагая, что он просто забавляется, а со временем непременно остепенится и создаст семью. Но мальчик, минуя её и Хо Чжунчэня, прямиком вынес всё это на суд старика Хо.

Дед Хо Минцзюня был человеком старой закалки, прошедшим через эпоху основания нового Китая. Именно он и заложил консервативные, патриархальные устои семьи. Каким бы никчёмным ни был Хо Минфэй, он всё же носил фамилию Хо, и подобный скандал бросал тень на всю семью. К тому же дед и без того его не жаловал, так что, услышав новость, пришёл в ярость. Немедленно призвав Хо Чжунчэня, он жестоко отчитал его и велел забрать Хо Минфэя и как следует взяться за его воспитание.

Но вскоре выяснилось, что Хо Минфэй, будто бы находившийся под домашним арестом, вновь оказался в постели с тем мальчиком. Причиной стал скандал на «пиршестве с морепродуктами», устроенном несколькими отпрысками богатых семей. Фотографии просочились в сеть, а затем попали в светскую хронику, украсив собой первые полосы жёлтой прессы. Среди них оказались и откровенные снимки Хо Минфэя — чёткие и без цензуры.

У деда чуть не случился инфаркт. «Хэнжуй» славился своим «информационным барьером», но за несколько лет правления Хо Чжунчэня в системе то и дело возникали бреши. И как раз в тот момент Хо Минфэй оказался в центре скандала, который даже привлёк внимание полиции.

Как раз тогда к семье Хо явился ещё один мужчина, имевший связь с Хо Минфэем, да ещё и привёл с собой репортёров. Дед и Хо Чжунчэнь больше не могли оставаться в стороне.

Когда дело коснулось его самого, Хо Чжунчэнь, проявивший такую жестокость к Хо Минцзюню, не стал церемониться и с Хо Минфэем.

Он с показной серьёзностью провёл расследование и, не без помощи заинтересованных лиц, нашёл психиатрическую клинику, специализирующуюся на «особо сложных случаях», куда и отправил Хо Минфэя.

Что пережил там Хо Минфэй, знал лишь он сам. Когда после двух курсов лечения Кун Ни приехала за ним, Хо Минфэй выглядел так, словно из него высосали душу и жизненные силы — растерянный, бледный, исхудавший.

Кун Ни спрашивала, что с ним, но он отказывался говорить. Представ перед Хо Чжунчэнем и дедом, он выглядел подавленным, но вёл себя покорно:

— Я виноват. Я всё осознал и исправился.

Вернувшись в семью, он добровольно оставил все должности в компании, объявив, что серьёзно болен. Кун Ни, видя его состояние, тайно наблюдала за ним и обнаружила, что по ночам Хо Минфэй часто кричал и плакал от кошмаров, бился в судорогах, взывая о помощи. Её тревога усилилась: всё происходящее казалось слишком подозрительным. Она наняла людей провести расследование и обнаружила, что за всем стояли люди Хо Минцзюня.

Кун Ни, потрясённая и разгневанная, осознала, что теперь Хо Минцзюнь держит всю власть в своих руках. Дед явно его поддерживал, а Хо Чжунчэнь —  единственная её надежда — постепенно терял влияние. Она была всего лишь вьюнком, обвившимся вокруг старого дерева. Без Хо Чжунчэня она — ничто.

Желая постоять за сына, Кун Ни, без ведома Хо Чжунчэня, тайно наняла людей следить за Хо Минцзюнем. Но едва она начала действовать, как на следующий же день Хо Минфэй был насильно отправлен в лечебницу под предлогом «психического расстройства».

Лишь тогда она с ужасом осознала: всё, начиная с самого первого скандала, было ловушкой, заранее расставленной Хо Минцзюнем. Возмездие, запоздавшее на пять лет, ненависть, что ни на миг не забывалась, наконец медленно опустились на их головы.

Кун Ни окончательно впала в панику. Она навсегда останется незаконной женой Хо Чжунчэня, и, потеряв сына, станет беззащитной, как рыба на разделочной доске. Если однажды Хо Чжунчэнь умрёт, Хо Минцзюнь сможет раздавить её, как муравья.

В отчаянии она вспомнила, как Хо Чжунтин с женой умоляли за Хо Дэси, и, отбросив гордость, пришла к Хо Минцзюню, пала перед ним на колени и стала молить его проявить милосердие и даровать Хо Минфэю шанс выжить.

Тогда Хо Минцзюню не было и тридцати, и он ещё не обрёл нынешней сдержанной, холодной величавости, в нём чувствовалась лишь чистая, безжалостная сила. Меж бровей словно застыли вековые льдины, а его пронзительный, острый взгляд, казалось, мог прорезать двести ран на теле того, на кого он смотрит.

Он сидел в кабинете, погружённом в полумрак, бесстрастно взирая на женщину, рыдающую у его ног.

— Не плачь здесь, — холодно молвил он. — Если хочешь спасти сына, лучше пойди и извинись перед Чэн Шэном. Как только он скажет, что прощает тебя, тогда и я отпущу твоего сына.

[1] 诛心 (zhū xīn) — букв. «казнь сердца», «убийство души» или «наказание намерений». Это понятие подразумевает удар по самому больному и значимому для человека, его психологическому состоянию, воле или моральным устоям.

[2] 心猿意马 (xīn yuán yì mǎ) — букв. «обезьяна сердца и конь мыслей». Выражение означает неустойчивое, рассеянное, беспокойное состояние ума, наполненного желаниями.

[3] 手足之情 (shǒu zú zhī qíng) — букв. «чувство/привязанность, как между руками и ногами». Образно — братская любовь, крепкая родственная привязанность.

[4] 兄友弟恭 (xiōng yǒu dì gōng) — «старший брат — дружелюбен, младший — почтителен». Это конфуцианский принцип братской гармонии, где старший брат проявляет заботу, а младший — почтение.