55. Новая жизнь

За полдень, узнав о том, что Се Гуан получил травму, Линь Яо в спешке примчалась из города Б. в больницу.

Ещё не успев войти в палату, она была остановлена дежурившей снаружи ассистенткой, которая знаком дала понять, что Се Гуан отдыхает. Линь Яо украдкой заглянула в стеклянное окошко на двери палаты и тут же, дрожа, прижала руку к груди, словно оберегая своё бедное сердце.

Се Гуан лежал на больничной койке, погружённый в глубокий сон, а у изголовья сидел статный молодой мужчина, сосредоточенно печатавший что-то на ноутбуке.

Линь Яо была старой сотрудницей «Сихуа» и многократно становилась свидетелем того, как босс выставлял свои отношения напоказ, так что впечатление о Цзян Кэчжоу у неё было неизгладимым. Увидев его здесь, в палате Се Гуана, она почувствовала себя так, будто в центре города наткнулась на настоящую панду — от удивления не знала, что и делать:

— Это… как господин Цзян оказался здесь?!

— Вы ведь агент брата Се? — с мягкой улыбкой спросила Фан Хуэй, приглашая её присесть. — Генеральный директор Е — друг нашего босса. Сейчас босса нет в городе C., поэтому он попросил господина Цзяна приехать и присмотреть за ним пару дней.

Линь Яо вспомнила намёки Е Чжэна и поняла, что «боссом» в устах ассистентки был тот самый знаменитый господин Хо. До этого она беспокоилась, что после такого серьёзного происшествия Хо Минцзюнь вряд ли оставит всё просто так. Но теперь, когда вместо прямого столкновения с бурей рядом с Се Гуаном оказался Цзян Кэчжоу, Линь Яо невольно вздохнула с облегчением. Её сердце, висевшее на волоске, хоть и продолжало трепетать, но, похоже, наметилась возможность для его мягкой посадки.

В конце концов, Цзян Кэчжоу был «своим» для «Сихуа Энтертейнмент», легендарной мягкой и рассудительной «женой босса».

Менее чем через полчаса Се Гуан проснулся. Линь Яо вошла навестить его, поприветствовала Цзян Кэчжоу и наконец перешла к цели своего визита, касающейся причин и обстоятельств нападения на Се Гуана.

— … Девушку, которая напала на тебя, зовут Хуан Тин. Полиция, изучив её социальные связи, выяснила, что она является одержимой поклонницей Чжун Гуаньхуа, — сказала Линь Яо. — Твоя разборка с Чжун Гуаньхуа в сети вызвала большой шум, и в итоге он был сильно опозорен. Его популярность продолжает падать, и у него немного нарушилось душевное равновесие. У него есть несколько фан-клубов в чатах, и однажды он неожиданно зашёл в один из них и наговорил много двусмысленностей: и что ему «не везёт», и что для всего происходящего есть «много объективных причин». Короче, промыл мозги фанатам, убедив их, что именно ты довёл его до такого жалкого состояния.

— У Хуан Тин, возможно, тоже не всё в порядке с психикой, она очень одержима. Раньше она часто публиковала в микроблоге заявления вроде «Я готова умереть прямо сейчас, чтобы стать свирепым духом и защищать братика». Увидев слова Чжун Гуаньхуа, она возненавидела тебя всеми фибрами души, зарегистрировала фейковый аккаунт, проникла в твой фан-клуб, вызнала расписание и начала готовить нападение.

Звучало жутковато. У Се Гуана по спине пробежал холодок. Он уточнил:

— А какая позиция у самого Чжун Гуаньхуа?

— Я связывалась с его агентом, но они уклоняются от встречи с нами, — вздохнула Линь Яо. — Это дело очень сложно уладить. Хотя она и фанатка Чжун Гуаньхуа, но утверждать, что именно он подстрекал её облить тебя кислотой, — слишком натянутая логика, больше похоже на подставу. В конечном счёте, этот инцидент — лишь личные действия фанатки. Сторона Чжун Гуаньхуа не признаёт своей ответственности, и у нас нет возможности с ними бороться.

Се Гуан нахмурился, а Цзян Кэчжоу многозначительно взглянул на него.

Ранее он удивлялся, почему Се Гуан не хотел рассказывать агенту о письмах с угрозами, но теперь, видя отношение Линь Яо, Цзян Кэчжоу понял опасения Се Гуана.

Такие люди, как она, привыкли к показной стороне дела. Хотя в сети Се Гуан и Чжун Гуаньхуа сцепились не на шутку, их поведение оставалось официальным и сдержанным. Взаимные нападки поддерживали ажиотаж и создавали темы для обсуждения, и агенты были только рады этому. Но как только атаки в СМИ переросли в реальное физическое нападение, методы борьбы с обезумевшими фанатами оказались вне сферы компетенции Линь Яо.

Тем более, что Чжун Гуаньхуа — не какая-нибудь непопулярная звездочка восемнадцатого уровня. Хотя его популярность и падает, но издохший верблюд всё равно больше лошади, — и Чжун Гуаньхуа по-прежнему оставался ведущей звездой «Цзюйсин Шидай». Если Се Гуан ответит ему той же монетой, это неминуемо затронет чувствительные струны его агентства.

У Линь Яо не было ни достаточных связей и влияния для такого противостояния, ни желания браться за это хлопотное и неблагодарное дело — Се Гуан не был настолько важен для неё, чтобы ставить на кон свою карьеру. Поэтому её визит к Се Гуану был не просто проявлением участия, а в основном преследовал цель перевести стрелки.

Е Чжэн тоже говорил, что истинная опора Се Гуана — не «Сихуа Энтертейнмент». Линь Яо подумала, что раз уж Хо Минцзюнь так его опекает, то пусть «Хэнжуй» сам разбирается. Тогда Чжун Гуаньхуа не уйдёт от ответственности, да и ей удастся избежать множества проблем.

Се Гуан прекрасно понимал, какие у неё мотивы. Линь Яо была его агентом уже два года: она не хотела неприятностей, и Се Гуан не собирался её принуждать.

Но кое-что нужно было сказать чётко.

— Дело не в том, что я хочу с ним бороться, а в том, что Чжун Гуаньхуа борется со мной, — Се Гуан до сих пор боялся говорить громко: стоило ему немного повысить голос, как голова превращалась в кашу. Он еле слышно прошептал: — Сегодня он может подстрекнуть одну Хуан Тин, завтра — Ван Тин или Ли Тин, а послезавтра собрать отряд смертников. И тогда большой вопрос, смогу ли я вообще вот так лежать и разговаривать с вами. Сестра Линь, я понимаю ваши трудности, но я обязан довести это дело до конца. За поступки фанатов отвечает их кумир. Если Чжун Гуаньхуа посмел распускать обо мне клевету, пусть готовится к ответному удару.

Линь Яо, стесняясь присутствия Цзян Кэчжоу, не могла позволить себе выглядеть полностью бездеятельной. Её изящные брови нахмурились:

— И чего ты хочешь от Чжун Гуаньхуа?

— Всё просто, — сказал Се Гуан. — Всего пять слов: извиниться и уйти из индустрии. Если он не уйдёт добровольно, я помогу ему выкатиться к чёрту.

Линь Яо, не задумываясь, категорично заявила:

— Невозможно.

Се Гуан тихо фыркнул:

— Сестра Линь, это не потому, что я важничаю…

Не договорив, он внезапно замолк, когда перевёл взгляд на дверь.

Там стояла знакомая фигура. Высокий и статный мужчина, которому даже пришлось слегка наклониться, чтобы войти. Его внешний вид утратил обычную безупречную опрятность, выдавая следы усталости от непрерывных переездов последних дней. Неизменной оставалась лишь холодная, суровая аура — стоило ему появиться, как все присутствующие тут же замолчали.

Хо Минцзюнь вернулся.

Се Гуан без причины почувствовал себя виноватым, и чем дольше смотрел, тем больше казалось, что Хо Минцзюнь вот-вот взорвётся от гнева. За последние два года каждый раз, когда с Се Гуаном что-то случалось, Хо Минцзюнь потом читал ему нотации, и у него уже выработался условный рефлекс. Внутренне прикинув, он понял, что для заглаживания последствий этого не самого мелкого инцидента, вероятно, потребуется три цзиня сладких слов и неделя покорного подчинения.

Цзян Кэчжоу, обладавший отменным тактом, увёл Линь Яо из палаты. Хо Минцзюнь, закрывая за ними дверь, другой рукой, всё ещё засунутой в карман, судорожно сжал холодный металлический предмет, больно впившийся в ладонь.

Уезд Мэнмэн городского округа Ичжоу был родным краем Се Гуана, расположенным на северо-востоке провинции С. Если открыть карту, можно увидеть, что провинции С. и Х. разделены горным хребтом Усин, и хотя Мэнмэн номинально находится в другой провинции, на самом деле он расположен всего в часе езды от гор Дасин.

Хо Минцзюнь лично нанёс визит отцу Се Гуана, Се Тинфану, и, ничего не скрывая, рассказал ему обо всём, начиная с тщательно спланированного похищения десять лет назад.

Вторая часть истории нашла своё завершение в другой горной деревне, в сотне ли от гор Дасин.

Родной сын Се Тинфана, Се Гуан, умер в пятнадцать лет от острого лейкоза. Его мать, Сюй Синэр[1], не выдержав удара, психически сломалась и слегла. Чтобы оплатить её лечение, Се Тинфан часто ходил в горы собирать лекарственные травы на продажу. И вот одним августовским утром у подножия Тулина он подобрал окровавленного подростка.

Се Тинфан, только что переживший боль утраты сына, не мог оставить в беде едва дышавшего ребёнка и отнёс его домой. Как ни странно, его жена, до этого практически беспомощная из-за болезни, увидев этого ребёнка, чудесным образом обрела ясность разума и стала ухаживать за ним, не отходя ни на шаг, словно внезапно обретя опору, и её болезнь отступила.

За исключением того, что она твёрдо верила, будто этот ребёнок и есть её родной сын Се Гуан.

Тот ребёнок получил удар по голове, сломал три ребра, а на плече у него было огнестрельное ранение. Се Тинфан, опасаясь, что тот не выживет, отнёс его в посёлок к старому врачу китайской медицины, который, как говорили, владел мастерством целителя. После иглоукалывания и лечения внешних травм прошло целых пять дней, прежде чем ребёнок наконец открыл глаза, но он ничего не помнил, даже утратил способность говорить, словно отформатированный робот.

Хотя Се Тинфан и не верил в судьбу, он не мог не думать, что, возможно, Небеса сжалились над ними, не в силах видеть, как они с женой влачат одинокую старость, и послали им этого ребёнка.

Старый врач творил чудеса исцеления, и ребёнок постепенно поправлялся. Помимо потери памяти, он ничем не отличался от обычного подростка. Поскольку Сюй Синэр упорно считала его своим сыном, он унаследовал документы Се Гуана и с тех пор жил под его именем.

— Тогда я тоже думал: а что, если однажды родственники Се Гуана найдут его? — Се Тинфан, опираясь на стол, дрожащей рукой достал из самого дальнего угла шкафа покрытую пылью коробку из под леденцов. Открыв её, он показал проржавевшую пулю. — Когда он только появился, у него под глазом была родинка. Потом, когда голова зажила, родинка почему-то исчезла. Я подумал, что хотя ребёнок и не помнит, нужно оставить какое-то доказательство на будущее. Посмотри, узнаёшь ли ты эту пулю?

Рана на правой груди отозвалась мгновенной пронзительной болью.

Хо Минцзюнь сам был ранен в лёгкое пулей того же калибра из того же пистолета, и никто не мог знать эту пулю лучше него.

Одиннадцать лет спустя робко звавший его «братцем» подросток наконец вернулся к нему.

Зажав в ладони старую пулю, покрытую пятнами ржавчины и, казалось, всё ещё хранившую запах крови, он с болью вырвал себя из глубины воспоминаний. Хо Минцзюнь поднял взгляд и встретил обессиленную, бледную улыбку Се Гуана.

На мгновение в его сознание хлынули бесчисленные мысли, но тут же, подобно отливу, бесследно отступили.

Он проделал долгий путь из Ичжоу, покрытый пылью долгой дороги, усталый и измотанный, переполненный ждущими своего часа рассказами о разлуке, внезапным раскаянием, тысячью оттенков чувств, взметнувшихся как бурные волны, бьющиеся о берег. Кровавая правда одиннадцатилетней давности уже готова была сорваться с его губ —

Но перед ним был Се Гуан.

С того момента, как тот открыл глаза, Хо Минцзюнь понял, что память к нему так и не вернулась.

Он хотел заговорить, хотел сказать ему «прости», хотел рассказать Се Гуану, что он — тот самый спаситель, о котором Хо Минцзюнь все эти годы не мог забыть. «Ты потерял память, но ничего, я помогу тебе вспомнить».

И что потом?

Заставить его вспомнить детство, погребённое под обломками, дни безумия, нищеты и голода, или тот дождливый вечер, когда он почти лишился жизни, словно сгоревший в пламени мотылёк?

Что в те годы, когда он жил под именем Чэн Шэня, было достойно того, чтобы дорожить и с нежностью вспоминать?

Кто он теперь — Чэн Шэнь или Се Гуан?

Вокруг внезапно воцарилась тишина. И вдруг за окном раздался звонкий крик сороки, затем послышались голоса людей, шум ветра, шаги в коридоре… Мир словно заново ожил.

В его душе произошёл никем не замеченный разлом, но на лице отражалось лишь спокойствие.

Лицо Се Гуана затекло от улыбки, и только тогда Хо Минцзюнь шагнул вперёд, приблизившись к больничной кровати.

Он сел на край, взял руку Се Гуана, подушечками пальцев поглаживая синяки и следы от капельниц на её тыльной стороне, поднёс к губам и нежно поцеловал:

— Как же ты меня измучил.

Се Гуан виновато рассмеялся:

— Виноват, не сердись.

— Хм, — отозвался Хо Минцзюнь, опустив глаза и помолчав немного, а затем, словно приняв какое-то решение, повернулся к нему и сказал: — Поженимся.

Се Гуан:

— А?

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Се Гуан, казалось, остолбенел от изумления и залепетал:

— Поже… Что?… Нет… Поженимся? И… где?

Хо Минцзюнь сжал его руку:

— В Америке, Европе… в любой точке мира, где разрешены однополые браки.

— Нет, — наконец опомнился Се Гуан, его сердце забилось так быстро, словно стая оленей устроила в груди дискотеку. — Почему вдруг? Это же так внезапно, ни с того ни с сего… Тебя что, переклинило? Да и решать вопрос всей жизни в больничной палате, разве это не… как-то легкомысленно? Брак — это могила любви! Ты точно всё обдумал? Это ведь штука такая — согласишься, потом не отвертишься… ммм!

Хо Минцзюнь, доведённый до предела, наконец заткнул его болтливый рот.

— Без всяких «почему»! — переполняющие его эмоции почти вышли из-под контроля, и он прорычал: — Я просто хочу привязать тебя к себе на всю жизнь. Ни небо, ни судьба — никто не сможет тебя у меня отнять, понял?!

— Ладно, ладно, женимся, женимся, понял, понял, — затараторил Се Гуан и поспешно поднял руки, чтобы обнять его, опасаясь, что тот в припадке ярости может и укусить. — Ай, не тряси… у меня голова кружится. Не торопись, я же соглашаюсь. Фух, какой же ты собственник…

За дверью палаты Цзян Кэчжоу жестом предложил Линь Яо пройти с ним, и они удалились в тихий конец коридора.

— В дела компании я не могу вмешиваться, но относительно этого инцидента с Се Гуаном я хотел бы попросить вас, госпожа Линь, тщательно всё обдумать и постараться уладить так, как он просит, — мягко, но настойчиво сказал Цзян Кэчжоу, не выказывая перед Линь Яо никакого высокомерия. — Он мой друг, и в дальнейшем ему всё ещё предстоит работать в «Сихуа». Если можно решить это через компанию, то не стоит беспокоить господина Хо.

Линь Яо нахмурила брови, но сразу не согласилась.

С людьми покладистыми часто поступают бесцеремонно, ведь в спорах они обычно уступают, проявляя недостаточную твёрдость. Из-за этого как противники, так и союзники не слишком-то их уважают. Се Гуан был таким, и Цзян Кэчжоу — тоже. Линь Яо мало общалась с Цзян Кэчжоу и по наивности считала его одним из тех мягких, добрых, неконфликтных людей, которых с детства баловали учителя и родители, а когда он повзрослел, его стал бережно хранить в своих руках Е Чжэн. Стабильная высокооплачиваемая работа, гармоничные супружеские отношения — такие люди многого не понимают и даже при отказе не будут слишком настаивать.

Линь Яо и вправду не придавала Цзян Кэчжоу особого значения, немного подумала и подобрала более тактичные выражения:

— Я сделаю всё возможное, но вы же понимаете, господин Цзян, со стороны Чжун Гуаньхуа они точно не признают вины, а уж об уходе из шоу-бизнеса и говорить нечего…

Улыбка Цзян Кэчжоу померкла.

— У вас свои трудности; вы считаете, что ради одного человека не стоит поднимать бурю. Се Гуан это понимает, и я тоже, — неспешно произнёс он. — Что ж, тогда давайте сменим причину. Я припоминаю, некоторое время назад Чжун Гуаньхуа распускал слухи о Се Гуане, утверждая, что у того с Е Чжэном неясные отношения, так ведь?

Линь Яо растерянно кивнула.

— Отлично, — сказал Цзян Кэчжоу. — Теперь я хочу, чтобы Чжун Гуаньхуа исчез из индустрии развлечений. Спросите для меня у Е Чжэна, будет ли этого основания достаточно.

***

Три месяца спустя.

Натурные съёмки «Тайного героя» завершились, и в тот же день Хо Минцзюнь приехал навестить съёмочную группу и заодно забрать Се Гуана домой.

Съёмки как раз проходили в живописной туристической зоне гор Юнтай на границе провинций С. и Х. Се Гуану неожиданно захотелось заехать с Хо Минцзюнем в уезд Дасиншань.

Хотя Хо Минцзюнь и решил хранить тайну, дожидаясь, пока Се Гуан сам всё вспомнит, в душе его всё же теплилась невыразимая надежда. Поэтому они на машине поднялись по серпантину, петляя всё выше и выше к тому самому крутому обрыву, где когда-то всё произошло.

В июле стояла невыносимая жара, но в горах было гораздо прохладнее. Спустя более десяти лет местный туризм процветал, — дорогу отремонтировали, установили ограждения, и теперь она разительно отличалась от прежней пустынной и заброшенной картины.

Тот ливень, выстрелы, взметнувшееся к небу пламя и кровь, пропитавшая землю, казалось, навсегда рассеялись в вечно дующих горных ветрах.

Се Гуан хотел подойти к краю обрыва, но Хо Минцзюнь крепко удержал его. Тот не стал упорствовать и, следуя его желанию, вернулся к дороге. Они стояли, держась за руки, и смотрели на зелёное море сосен у подножия скалы.

— О чём задумался?

— О вопросе, на который до сих пор нет ответа.

Се Гуан встретился с ним взглядом, увидел в его глазах умиротворённую улыбку и спросил:

— Что за вопрос?

— Мы с ним были совершенно незнакомы, — задумчиво произнёс Хо Минцзюнь. — Зачем он спас меня?

Се Гуан ответил:

— Я же уже говорил тебе — не усложняй. Ты просто ему понравился, он хотел с тобой дружить.

Хо Минцзюнь решил, что он просто утешает его, и усмехнулся:

— Правда?

— Конечно, — Се Гуан повернулся к нему. — Знаешь, зачем я тебя сюда притащил?

Хо Минцзюнь развернулся и посмотрел в его необычно серьёзное лицо:

— Зачем?

— Потому что скоро… исполнится двенадцать лет с момента нашей первой встречи, — в глазах Се Гуана мелькнула слеза, и дрогнувшие губы прошептали: — Братец.

Хо Минцзюнь остолбенел.

— Эй, молодой храбрец, — коварно усмехнулся Се Гуан, с недобрым видом приблизившись к его уху и понизив голос. — Согласно законам Цзянху, за спасение жизни положено отдавать своё тело.

Плывущие облака меняли очертания, и долгая дорога, когда-то казавшаяся бесконечной, наконец закончилась. Время, будто обладая плотностью, текло сквозь тысячи дней и ночей, оставляя после себя самый нежный дар.

Что бы ни случилось — жизнь и смерть, воля небес и превратности судьбы, — отныне и навсегда ты станешь моим истоком и пристанищем на всю жизнь.

= Конец основной истории =

[1] Странная история, но в пятой главе она же фигурировала как 赵杏儿 — Чжао Синьэр, а в этой стала 徐杏儿 — Сюй Синьэр