Онлайн чтение книги Тебе, кто называл меня блудницей Dear you who called me a prostitute
1 - 41

40

Ночь становилась всё темнее.

Дитрих лежал в тёмной повозке без единого огонька и, опершись спиной о жёсткую стенку, смотрел на бабочку, покоящуюся у него на ладони.

«Итиша — прозвище, которое дают жрицам богини земли Темере. Полное название — дочери Темеры, или же де Итиша Темера».

Итиша.

Отличается от Флоны, и всё же слишком много общего.

«Лухрурк — страна многобожников. Там богов — без счёта! Темера — одна из них. Ах! И ещё — она связывает Лухрурк и Гарго. Говорят, её любимая дочь ушла в Гарго. Помнишь вашу легенду об основании? Речь именно о той женщине».

То, о чём говорила Самира, было легендой о создании Гарго — сказанием, которое каждый житель этой страны слышал с самого детства.

О «дочери богини, пришедшей из чужой земли».

О женщине, что принесла в эту страну цветы, плоды и злаки, а потом исчезла в раскатах грома, из-за рассорившихся братьев.

Люди говорили, что она — предшественница Флон, что её дочери стали Флонами и по сей день блуждают по этой земле в поисках того, что утеряно.

«Говорят, Темера так любила эту дочь и, оплакивая её, и велела, чтобы старшие жрицы хранили её аромат. Поэтому верховные жрицы известны тем, что от их тел исходит благоухание. Их и зовут Итишами. Но десятки лет назад в храме случился пожар, большинство жриц погибли, и с тех пор их сила угасла, почти никого не осталось…»

Дитрих был потрясён рассказом Самиры.

Если его подозрения верны, то Итиша и Флона — это одно и то же существо.

Там, в Лухрурке, их чтут как дочерей богини, а здесь, в Гарго, называют ведьмами и блудницами, изгоняют и проклинают. Хотя сама их родословная восходит к женщине, принесшей в эту землю чудо…

Что-то в этом не то. Даже в голове простоватого Дитриха рождалось это чувство.

Где и когда всё исказилось? Чья воля стояла за этой неправдой?

А может, воли-то и не было ни у кого, и всё же никто не захотел исправить эту несправедливость, потому всё и дошло до такого.

И теперь это клеймо грозит поглотить его сестру.

Нет. Никогда. Я вырву её. Обязательно.

Дитрих крепко зажмурился, потом раскрыл глаза, осторожно прикрыл ладонью бабочку, сидевшую у него на руке, и поднёс её к самому лбу.

— Передай Роэллии, что я жив. И скажи ей подождать немного… я приду за ней. Пусть только держится. Пусть живёт…

Когда он разжал руки, бабочка, трепеща крыльями, неспешно поднялась в воздух.

Кому-то эти трепещущие крылья могли показаться бесконечно хрупкими, чтобы выдержать вьюгу, но Дитрих верил: крошечная бабочка долетит до сестры. Ведь несмотря на побои и голод брат и сестра всегда оставались только вдвоём.

В те дни, когда зубы стучали от холода, Роэллия снимала с себя носки и надевала их на маленького брата. Такая она добрая, такая ласковая.

Тогда тепло её маленьких рук спасло его. А теперь он обязательно спасёт свою сестру.

Обязательно.

— Наконец-то этот проклятое Лугесское плато подходит к концу!

— Теперь осталось пересечь то ущелье и последний хребет — и столица, правильно? Постойте, разве на склоне нет деревни?

— Ага, есть-есть. То есть завтра, когда доберёмся до деревни, наконец-то хоть ночь проведём в нормальной постели.

— А от деревни до столицы путь займёт около недели. Значит, всего неделя — и можно спать в кровати сколько душе угодно?

— Во-во!

Одна лишь мысль о мягких одеялах поднимала им настроение, и голоса рыцарей звучали куда оживлённее обычного.

И без того громогласные мужики ещё и развеселились, так что их голоса отчётливо долетали даже до Роэллии, сжавшейся в тесной повозке.

Неделя…

Она сглотнула.

Услышанный срок, в отличие от смутных предположений, делало близкий конец почти осязаемым.

Страшно.

Она должна бежать. Прежде чем они достигнут столицы, прежде чем пересекут этот последний хребет.

Но как?..

Её руки всё ещё были закованы в цепи, а рыцари окружали повозку и сопровождали её повсюду. Даже если попытаться сбить их с толку бабочками, там был тот мужчина.

Их предводитель. Человек, на которого её сила не действовала вовсе.

Все эти дни в дороге она твердила себе: шанс обязательно будет. Хоть раз, но представится. Обязательно… обязательно… хотя бы один раз.

Так, выжидая момент, она и дотянула до этого места.

Но закалённые воины были куда опытнее, чем она, наивная деревенская девчонка, и проявляли неожиданную предусмотрительность. Они приносили ей еду трижды в день и не сводили глаз.

И пусть она не знала, тот ли это мужчина, но на рассвете каждый раз слышала, как кто-то из паладинов обходит повозку.

Однако она больше не могла просто сидеть и ждать. Оставалось всего ничего — всего неделя…

Роэллия крепко зажмурилась. Перед глазами всплыл взгляд бабочки, которая следовала за повозкой на расстоянии. Тайно выпущенное создание заменяло Роэллии глаза: обозначала дорогу, открывала ей то, что было далеко впереди.

В поле зрения бабочки, взлетевшей высоко в небо, показался тот самый горный хребет, о котором говорили рыцари. И посреди него виднелась небольшая деревня.

Роэллия усилием воли сосредоточила взгляд, всматриваясь в деревню на склоне.

Вот оно, то поселение.

Если и выпадет шанс, то только там. Через бабочку она внимательно изучала окрестности деревни. Роэллия настолько увлеклась, что даже не заметила, как повозка остановилась.

Ещё немного… ещё чуть-чуть…

И как раз в тот миг, когда бабочка достигла окраины деревни, за закрытой дверью послышались шаги.

Она вздрогнула, и дверь распахнулась настежь.

Чтобы не выдать себя, Роэллия ещё крепче вжалась в чёрное покрывало, натянув его до самых щёк, и с каменным лицом взглянула на вошедшего.

Он, держа кувшин с водой, медленно окинул её взглядом и недоуменно произнёс:

— Зачем ты всё время прячешься под этим тряпьём? Неужели холодно даже в такой куче одежды?

Роэллия залилась краской. В самом деле, как и сказал Хьюго, на ней сейчас было слишком много всего.

Всякий раз, как они проезжали мимо селения или людного места, Хьюго Брайтон приносил ей какую-нибудь вещь. Тёплую нижнюю юбку, чулки до бёдер, шерстяные носки, даже женское бельё.

В итоге из-за этого мужчины, постоянно приносившего бог весть что, Роэллия оказалась буквально закутана в слои одежды. Так что стоило ей лишь немного пошевелиться, и становилось жарко.

Тело, неспособное вынести даже такую слабую стужу. Что за жалкая немощь.

Роэллии казалось, что Хьюго был крайне недоволен её хилым здоровьем. Каждый раз, когда она падала в бессилии, его страшно раздражало, что за её жизнью приходится следить.

По нахмуренному лицу легко было подумать, что её слабость была ему в тягость, и всё же Роэллия не могла избавиться от ощущения, что паладин всё же о ней заботился.

…Нет, не может быть. С чего бы ему? Просто если я вдруг слягу и умру, это создаст ему лишние проблемы. Вот и приходится следить за мной.

Иного объяснения не было и быть не могло.

Она прогнала тяжёлые мысли, упрямо натянула покрывало глубже и прижалась к стенке повозки. Он фыркнул себе под нос от абсурдности её жеста.

Пока Роэллия, застыв, упрямо смотрела в пол, перед глазами возник стакан с водой. Горло и правда пересохло, и она уже потянулась, чтобы взять его, но стакан вдруг плавно отодвинулся.

Не успев ничего сообразить, Роэллия потянулась дальше. Но цепи на запястьях были слишком тяжёлыми: руку трудно было держать долго и высоко, хотелось поскорее схватить стакан.

И тогда он вновь двинулся — на этот раз вверх.

Не сумев дотянуться, рука задрожала и бессильно упала на пол. Роэллия, стиснув губы от унижения, шумно и нарочито тяжело выдохнула.