Онлайн чтение книги Тебе, кто называл меня блудницей Dear you who called me a prostitute
1 - 57

56

К тому же, насколько он мог судить, Флона совсем не казалась тем злом, которое, по словам церкви, следует истребить. Наоборот, эта сила защитила ребёнка и заставила расцвести жизнь на мёртвой земле. И церковь, упорно настаивавшая на уничтожении Флоны, вызывала у Хьюго всё больше подозрений.

Неужели они и правда ничего об этом не знали? Никто ни разу не усомнился? Нет. Это невозможно. Церковь всегда изучала и исследовала всё — и Чёрную землю, и тех, кто, ступив на неё, превращался в чудовищ, будь то звери или люди. Они не могут не знать.

Если не знаешь врага, ты не сможешь победить. Если не знаешь, какое у яда действие, не создашь противоядие. Церковь, без сомнения, знает о поразительной и таинственной силе Флоны. Тогда что скрывается за её запретом? Воля Адеморса? Или произвол самой церкви?

С того момента, как в его жизни появилась эта женщина, он начал постоянно сомневаться. Искать ответы, задаваться вопросами — раньше это было ему не свойственно. «Вещи» не думают. Он всегда просто жил так, как велели. Но эта женщина заставила его снова начать думать. 

Всего лишь одна маленькая женщина.

Хьюго посмотрел на повозку перед собой. Чем дальше разрастались его мысли и сомнения, тем яснее он понимал — в их центре стояла она. Хотел он того или нет, но чтобы распутать клубок этих сомнений, она была ему необходима. 

Куда бы они его ни завели, отступать он не собирался.

Собравшись с мыслями, Хьюго положил руку на дверь повозки. Когда он открыл её, женщина, свернувшаяся клубком внутри, медленно подняла голову и посмотрела на него. Во тьме её глаза поблёскивали влагой, как молодые побеги после дождя. И в ту секунду, когда её взгляд коснулся его, сердце Хьюго болезненно сжалось. Он уже тянул к ней руку, когда с губ сорвался вопрос, который он всё это время намеренно глушил.

То, что он хотел знать, но не смел спрашивать.

То, что может принадлежать лишь человеку и делает его личностью.

То, что превращает расплывчатую тень в чёткое, обособленное «я».

— Как тебя зовут?

То ли от неожиданного вопроса, то ли от протянутой руки, зрачки женщины расширились. Светло-зелёные, будто разбавленные водой, глаза пристально смотрели на него, стараясь понять, чего он хочет. Уста цвета распустившегося бутона не сразу разомкнулись, но потом дрогнули, и из них вырвался осторожный ответ:

— Роэллия. Роэллия Дюнор.

Имя было такое же нежное, как и оттенок её глаз.

⊱⋅ ────── ❴ • ✿ • ❵ ────── ⋅⊰

Выйдя из повозки, Роэллия недоверчиво обвела взглядом пустое пространство вокруг.

Никого. Правда никого. Все святые рыцари, что везли её в этой повозке, бесследно исчезли.

— Значит… теперь мы едем только вдвоём? — смущённая Роэллия обернулась к мужчине.

— Теперь ничего не мешает, будет проще.

Ничего подобного. Ничего не проще. Находиться с вами наедине — самая неудобная ситуация на свете.

Ей хотелось так ответить, но он вдруг резко дёрнул её к себе и вытащил цепь — и все слова застряли у неё в горле.

Это всегда выглядело невероятно.

Говорят, творить из ничего способен лишь бог, но когда он вынимал оружие из пустоты, это и правда напоминало чудо сотворения — из небытия в бытие.

И всё же... оставшись с ним наедине и увидев, как он внезапно достаёт оружие, Роэллия почувствовала тревогу.

Зачем он... вдруг... — мелькнуло у неё в голове, и в тот же миг он, наполнив цепь святой силой, разрезал повозку надвое. Та вспыхнула синим пламенем и мгновенно сгорела до чёрного праха.

Девушка испуганно отступила на шаг назад и, настороженно глядя на него, спросила:

— Зачем вы… вдруг разрушили повозку?

— Нас всего двое, тащить её за собой — только морока. А если бросить здесь, она может стать уликой.

Роэллия хотела спросить, уликой чего именно, но понимала, что это бессмысленно — он всё равно бы не ответил.

Паладин носком сапога прошёлся по пеплу, стирая последние следы, а потом, взглянув на застывшую девушку, вдруг усмехнулся.

— Почему у тебя такое лицо? Боишься, что я убью тебя прямо здесь, где никто не увидит?

— Когда вы вот так неожиданно достаёте оружие — кто угодно испугается.

— Неужели? — он приподнял бровь, будто и правда не понимал, в чём дело. 

Взглянув на её растерянное лицо с лёгкой насмешкой, Хьюго без усилий вскочил на лошадь, которую привязал заранее, и кивнул ей: 

— Чего застыла, иди сюда.

Неужели мы и правда теперь будем ехать только вдвоём?

Она никак не могла в это поверить. Хотя если честно, всё, что происходило с прошлой ночи, казалось сном, галлюцинацией.

Его слова о том, что он поможет ей. То, что залогом за помощь стал… поцелуй. Всё это казалось совершенно нелепым.

— Я сам пока не знаю, чего от тебя хочет королева. Но когда ты попадёшь во дворец, тебе придётся научиться контролировать свою силу. Я помогу тебе научиться держать её в узде.

— …А это вообще возможно?

— Узнаем, если попробуешь. Но у тебя ведь всё равно нет других вариантов, верно?

Её самолюбие страдало, но этот мужчина был прав. Он был её единственной картой. Единственным шансом.

— …А как насчёт того, чтобы просто отпустить меня? Вы сказали, что даже ступни мои поцелуете, если я одолею вашего бога. Так отпустите меня на волю…

— Ты, похоже, что-то не так поняла. Ты ещё не победила моего бога. Если хочешь от меня жертвы гораздо большего масштаба — сотрудничай. Не думай, что, подарив мне короткий миг рая своим жалким языком, ты вдруг стала моей госпожой.

Роэллия невольно прикусила горящие губы и осторожно подошла к мужчине. Он терпеливо ждал, пока она приблизится, и, когда расстояние между ними сократилось до нужного, протянул руку. Но в последний момент, прежде чем коснуться его ладони, она метнула на него хмурый, почти свирепый взгляд и спросила:

— Разве дозволено величайшему святому рыцарю нашей страны поступать так? Заключили сделку с женщиной, которую сами же называли ведьмой… а это не то самое падение, что вы так презирали?

Её глаза вспыхнули колким блеском — она хотела задеть его хоть как-нибудь. Но на мужчину эти слова не произвели ни малейшего впечатления.

Он резко схватил её нерешительную руку и сказал: 

— Падение моё началось в тот момент, когда мы с тобой слились в поцелуе. 

Не успела Роэллия опомниться, как оказалась верхом на высокой лошади. В ужасе она инстинктивно сжалась. Бежать в карете — да, этого было сколько угодно. Но в седле она никогда не сидела. Высота пугала и казалась почти смертельной.

Тут у самого уха раздался низкий голос:

— Раз уж мы оба уже вляпались в эту грязь, остаётся только месить её до тех пор, пока не найдём желаемое.

От близкого, глубокого тембра Роэллия невольно вздрогнула и съёжилась, а с обеих сторон протянулись длинные крепкие руки, словно обнимая её.

Слишком ощутимое, давящее тепло мужского тела заставило её невольно вдохнуть поглубже. Хьюго скользнул взглядом по её напряжённому лицу и лёгким ударом пятки пришпорил коня.

Конь, резко фыркнув, рванул с места и сорвался в стремительный бег.

⊱⋅ ────── ❴ • ✿ • ❵ ────── ⋅⊰

Первым зданием грандиозного собора Лакримы, возведённого на месте, куда ударила первородная молния, был Апостольский дворец — он служил и резиденцией, и рабочим кабинетом Папы.

Место, куда могли войти все, но не каждый осмеливался это сделать.

Роскошный белоснежный дворец, отделанный исключительно золотом и мрамором, был столь благоговейно-свят, что ступить туда без страха казалось невозможным.

В этот момент к его подножию неспешно подъехала прекрасная карета, обитая пурпурным бархатом.

По обычаю, всякий истинный верующий должен был идти к собору пешком, словно по пути покаяния. Однако та, что сейчас прибыла, не подчинялась этим правилам.

Королева Гарго Ангсгарде сняла с плеч белоснежный мех и передала его главной фрейлине Розене, тихо напутствуя:

— Подожди здесь. Я ненадолго.

— Да, Ваше Величество. Так и поступлю.

Внутрь собора нельзя было вносить шкуры или мех, даже если они предназначались для тепла. И неважно, насколько холодной была зима. 

К счастью, потолок Апостольского дворца целиком состоял из витражей, и через него щедро лился тёплый солнечный свет.

Королева медленно пересекла зал, ощущая, как лучи солнца мягко касаются макушки. Сегодня она пришла лично, потому что должна была получить ответ. Обязательно.

С тех пор как скончался предыдущий Папа, она ни разу не переступала порога этого места, но сейчас, охваченная нетерпением, и думать об этом забыла.

Холодным, оценивающим взглядом она окинула Апостольский дворец, который теперь казался ей чужим. В доме, где сменился хозяин, всё неизбежно меняется — но всё равно было неприятно. Цокнув, она отогнала воспоминания и, шаг за шагом, двинулась по лестнице.

Когда королева добралась по холодным ступеням до третьего этажа, стража дворца лишь мельком на неё взглянула, не преградив путь. Напротив, рыцари тотчас склонили головы и проводили гостью внутрь, что означало — о её прибытии знали уже у входа. 

Гостиная, находившаяся ближе всего к папскому кабинету, была местом, куда допускались лишь те, кто находился с ним в близких отношениях или принадлежал к высшему кругу. Оказавшись в ней, Ангсгарде замерла на пороге.

Вот я снова здесь.

Старый зал навевал воспоминания, и она медленно оглядела его взглядом, в котором отразилось прошлое.

Пять лет назад?.. Нет, кажется, шесть?

Когда-то она бывала здесь чаще, чем в любом салоне, но теперь всё казалось новым, чужим, почти нереальным. Пока Ангсгарде медленно проходила по комнате, изучая все перемены, распахнулась дверь, и вошёл тот, кого она ждала.

— Какая честь. Добро пожаловать, Ваше Величество, — прозвучал голос.

Папа Тухрескан. Нынешний владыка Великого Храма Лакримы.

И королева встретила его яркой, приветливой улыбкой — словно и не хмурилась секунду назад.