58
Роэллия с тревогой посмотрела на мужские руки, обхватывающие её с обеих сторон.
Длинные и мощные предплечья выглядели куда надёжнее, чем грива или ручка седла, но мысль о том, чтобы опереться на этого человека, вызывала у неё внутреннее отторжение.
Даже если бы не эти руки, хватало и другого: тепло, исходящее от его тела, и запах, доносившийся от него, только сильнее напрягали.
Помедлив, Роэллия решилась ещё крепче вцепиться в ручку седла и постаралась сидеть как можно неподвижнее. С силой сжав бёдрами туловище лошади и втянув плечи, она вдруг услышала за спиной сдавленное насмешливое хмыканье.
Внезапно мужчина ударил лошадь в бок и потянул поводья. Та, до этого двигавшаяся размеренным шагом, резко перешла на галоп.
Свист ветра у самого уха был ледяным. Роэллия была так напугана, что даже не смогла закричать. Дрожащими руками она вцепилась в седло, но с каждым скачком её мотало всё сильнее.
Она зажмурилась и инстинктивно ещё больше сжалась, но тут услышала за спиной холодноватый, насмешливый голос:
— Так съёжилась: свалишься же.
— Остановите… пожалуйста… мне правда страшно…
— Выпрямись, Роэллия. Ты не упадёшь.
…Роэллия.
От того, как он произнёс её имя, по коже побежали мурашки. Словно лёгкое касание перышка щекотало мочку уха, и в то же время это звучало так, будто она услышала нечто запретное, отчего похолодело внутри.
Но насладиться этим ощущением не удалось: лошадь мчалась всё быстрее, не думая замедляться. В горле застрял крик, но онемевший язык не слушался. Лошадь неслась вдоль берега, сломя голову. Ветер больно хлестал по щекам.
Мужчина подался вперёд, и площадь соприкосновения увеличилась: его лицо оказалось у её затылка, твёрдая грудь — за её спиной, а сильные руки сомкнулись крепче, словно заключая в кольцо.
С ума сойти.
Сердце Роэллии вот-вот готово было разорваться — то ли от стремительно нарастающей скорости, то ли оттого, что она оказалась зажатой в его объятиях.
Её мотало из стороны в сторону, и, не в силах удержаться, она всё же прижалась к предплечью, твёрдому, как камень. Одной рукой она продолжала держаться за седло, второй — вцепилась в его руку, словно в спасательный канат.
Каждый раз, когда лошадь отталкивалась от земли, Роэллия всё глубже вжималась в грудь мужчины.
— Ветер такой свежий. Почему бы не открыть глаза и не посмотреть вперёд?
Какой, к чёрту, ветер… я и глаз-то открыть не могу, а он говорит — посмотри вперёд…
Роэллия уткнулась лицом в его плечо, чувствуя, что вот-вот расплачется, и отчаянно замотала головой.
Сквозь свист ветра донёсся его смех.
Он нарочно гнал так быстро — в этом не было сомнений. Ей хотелось обозвать его подонком, но всё, на что она была способна — это стискивать дрожащие губы. Всё, что она могла себе позволить — вцепиться в его руку так, чтобы там остался синяк. Но, похоже, рыцарь даже этого не замечал.
Когда он вдоволь нагонялся, а Роэллия, измотанная до предела, почти свесилась, еле держась в седле, лошадь наконец замедлилась. Теперь ей уже не хватало сил даже на то, чтобы думать о его присутствии или жаловаться на неудобство: обмякнув, она безвольно прислонилась к нему.
— Когда слова бесполезны, тело лучше обучить делом. Вот именно так и надо держаться в седле. В следующий раз давай без глупых препирательств.
В голосе мужчины, довольного собой, прозвучала усмешка, и в Роэллии вскипела злость.
Из-за какой-то не той посадки он напугал меня до полусмерти — да это просто подлость!
— Ублюдок. Сукин сын. Подонок.
Все проклятия, что она шептала про себя, в конце концов сорвались с губ.
Он скосил взгляд вниз и хотел переспросить, что она только что сказала, но Роэллия тут же отвернулась, уткнувшись ему в плечо. Слова «Я ведь держусь как ты и хотел, так что сам смотри вперёд» вертелись на языке, но она побоялась, что за это получит вдвое больше, и прикусила губу.
Спиной она ощутила лёгкую вибрацию. Неужели смеётся? Но повернуться и проверить у неё не хватило духу.
Лошадь, теперь уже спокойно ступая, сделала несколько шагов и остановилась.
— Подними голову. Здесь немного передохнём.
Роэллия широко распахнула глаза.
На вершине пологого холма, у самого края узкой речки, трепетал белый лес из берёз. Над холмом раскинулось поле, залитое солнцем, в яркой зелени которого чувствовалось дыхание приближающейся весны.
Дело в разнице в местности? Или всего лишь месяц успел всё переменить?
Снежные вихри, сквозь которые они недавно пробирались, казались теперь сном. Перед глазами лежала неправдоподобно ясная картина.
Девушка невольно залюбовалась, а Хьюго уже спрыгнул с седла и протянул к ней руку. Помедлив, она положила ладонь поверх его ладони и собралась соскользнуть вниз, но ослабевшее тело качнулось.
— А-а! — только и успела вскрикнуть Роэллия, прежде чем безвольно повалилась вниз, но Хьюго тут же подхватил её одной рукой.
— Н-ноги… подкашиваются…
Она изо всех сил напрягала мышцы, и теперь в них не осталось ни капли силы.
Хьюго недоверчиво взглянул на неё сверху вниз, потом с досадой вздохнул и без труда поднял её на руки.
— Удивительно. Как ты вообще до сих пор жива с таким телом?
— Не такая уж я и слабая.
— Вечно падаешь в обморок, горишь в жару. Я тебя чаще видел больной, чем здоровой.
Роэллия едва не задохнулась от возмущения. Да это он и устроил ей такие условия, в которых невозможно не слечь, а теперь говорит, будто всё из-за её хилости.
— Да вы же таскали меня по адским дорогам!
— Жаль, что ты этого не оценила. Мы, между прочим, очень по-джентльменски с тобой обращались.
Кошмар! Как же он ведёт себя, когда не считает нужным сдерживаться?
Пока Роэллия, ошарашенная, стояла, не зная, как реагировать, Хьюго аккуратно усадил её на камень и развернулся.
— Сиди здесь. Я напою лошадь и вернусь.
С этими небрежно брошенными словами он удалился. Роэллия, оставшись одна посреди открытого поля, немного растерялась.
Он ушёл, как будто совершенно не волновался, что она сбежит. Ни кандалов, ни надзирателей. Даже после того, как разбил повозку, он больше не стал надевать на неё цепей.
Впрочем… и без них она не смогла бы убежать. Как бы быстро ни бежала, всё равно он настиг бы её.
Если нельзя убежать, остаётся научиться выживать. Вдруг и во мне есть хоть немного силы, способной вселять страх?
Чтобы выстоять, надо стать сильнее. Хотя бы до тех пор, пока не встречусь с Дитрихом…
Роэллия перевела взгляд на поле. Молодые стебли травы, только что проклюнувшиеся из земли, покачивались на ветру.
Она глубоко вдохнула, и свежий воздух принёс с собой влажный аромат берёзы, земли и трав — всё смешалось в один яркий, живой запах. В этой прохладе, в чистом запахе полей ощущалось дыхание весны.
Медленно распахнув глаза, Роэллия взглянула на Хьюго, который уже шёл обратно, оставив позади привязанную лошадь.
Неужели он не чувствует всех этих запахов?
Когда же он потерял свои чувства? В детстве, наверное, они ещё были… Значит, потом утратил? Или они уходили постепенно?
Он ведь говорил, что не чувствует не только запахов, но и вкуса, и боли. Значит, у него не было и радости от преодолённой боли? Что это за жизнь — ничего не чувствовать? Одно ясно: вряд ли она весёлая.
Вот почему он такой бесчеловечный?
Роэллия начала понимать ту пустоту, что, должно быть, чувствует тот, в чьей жизни нет ни особой радости, ни горя, ни даже боли, что заставила бы его страдать. Впрочем, это не значит, что она настолько сочувствовала ему, чтобы жалеть.
Пока она думала об этом и следила за ним взглядом, Хьюго внезапно поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления