61
Собор Лакримы даже ночью не погружался во тьму. Его освещали святыни, вобравшие в себя дневное солнце. Благодаря им даже в самую глухую ночь он оставался залитым светом.
Эти реликвии были вмурованы в стены на этапе возведения собора, и потому ночной облик Лакримы представлял собой редкое и завораживающее зрелище, какого больше нигде не встретишь.
Именно из-за этого тайком проникнуть в собор под покровом ночи было почти невозможно — куда проще было пройти среди бела дня, когда никому и в голову не приходило присматриваться.
Однако Патрик, правая рука Хьюго и вице-командир Первого рыцарского ордена, должен был охранять Лакриму именно ночью.
Папа исправно выполнял дневные обязанности, но слишком часто исчезал по вечерам, и нужно было выяснить — куда он уходит и ради чего.
К счастью, несколько дней назад безрассудные воры попытались пробраться в Лакриму, и это дало Патрику вполне убедительный предлог для ночного дежурства. К тому же Седьмой рыцарский орден как раз отсутствовал.
Притворяясь, что обходит посты, вице-командир бродил по собору и дождался, пока в папском кабинете погас свет, после чего затаился в тени.
Вскоре Папа вышел наружу — один, без слуг и сопровождающих.
Из-за того, что погода в последние дни стояла ненастная, свет реликвий был слабее, и в этот вечер коридоры казались особенно тусклыми.
Патрик воспользовался этим и, держась в тени, следовал за понтификом.
Папа долго спускался по лестнице, пока, наконец, не остановился у самой дальней стены святилища. Протянув руку, он коснулся её, и золотое сияние святой силы проникло в камень. На глазах у Патрика стена растворилась, открывая скрытую лестницу, ведущую в глубины подземелья.
Вот оно где.
Патрик не стал действовать опрометчиво и остался ждать на месте, пока Папа не вернётся. Прошёл примерно час. Тот, кто исчез за стеной, наконец, вновь показался в коридоре.
Патрик дождался, пока Папа окончательно покинет это место.
Ещё чуть-чуть...
Ожидая самого тёмного часа перед рассветом, он наконец приблизился к стене, за которой исчез понтифик.
Положив ладонь на камень и вложив в него свою святую силу, как это сделал папа, Патрик с изумлением увидел, как вновь открылась секретная лестница.
Что же скрывается внизу…
Сглотнув пересохшим горлом, он начал спускаться. Медленно, ступенька за ступенькой. Примерно через три-четыре пролёта в кромешной тьме перед ним открылся проход. Патрик пошёл дальше по этому коридору, шаг за шагом, пока дыхание не стало сбиваться, а ноги — наливаться свинцовой тяжестью.
И вот, когда паладин достиг конца пути и вошёл в огромную пещеру, его лицо окаменело.
⊱⋅ ────── ❴ • ✿ • ❵ ────── ⋅⊰
— Свет солнца пронзает плоть, кость и кровь, Адеморс, прими же зверя, сражённого этим клинком, в свои объятия.
Коротко завершив освящение, Хьюго без колебаний подвесил тушу рыси за лапы к дереву и рассёк ей грудь. Кровь капала в вырытую яму, где собиралась густыми каплями.
Он ополоснул руки в речной воде и потянулся к водонепроницаемому брезенту, закреплённому на седле. Хьюго натянул его между стволами. Для человека, занимающего столь высокое положение, он на удивление ловко и быстро справлялся с самыми мелкими делами.
Собрав сухие ветки и листву, он мигом развёл костёр. Роэллия, наблюдавшая за ним, неожиданно вспомнила, что не так давно его губы касались её губ — и теперь те же губы взывали к богу.
И что же это значит?
Он целовал женщину, которую сам называл блудницей, но не утратил святости. Разве так бывает? Или он — любимый сын божий, которому дозволено всё?
А может… я вовсе не та, кто развращает?
Раз паладин до сих пор способен пользоваться святой силой, значит, бог не отвернулся от него. А значит, она его не осквернила.
Роэллия рассеянно смотрела на его спину, и в её взгляде зародилась робкая надежда.
Не в силах усидеть на месте, она подошла к дереву, где висела туша. Пока они ждали, крови вытекло достаточно, чтобы можно было снимать шкуру.
Она бросила осторожный взгляд на занятого Хьюго и несмело заговорила:
— Кхм…
Он сразу услышал её тихий голос и обернулся. Роэллия, колеблясь, всё же сказала:
— Может… мне снять шкуру?
Хьюго нахмурился, будто она сказала что-то странное. Она поспешила продолжить, желая доказать свою полезность:
— У меня хорошо получается. И разделывать тоже умею.
— Хорошо умеешь?
— Да. Хотите, покажу?
И, не дожидаясь разрешения, схватила один из ножей, приготовленных для разделки. Взяла точно тот, что нужен для снятия шкуры, — скиннер. И без промедления принялась за дело.
Для такой маленькой, хрупкой девушки у неё оказалась уверенная, крепкая хватка. Ловко и быстро она отделяла кожу от плоти.
Лицо нежное, а двигается без тени страха — и даже глазом не моргнёт. Явно не в первый раз.
С чего такая сноровка? — подумал Хьюго. И тут же в памяти мелькнул «тот парень».
Дитрих. Молодой лесник, что срывал голос, зовя Роэллию.
И если вспомнить, что её взяли именно в доме лесника, то всё становилось понятнее.
Вроде бы ему следовало радоваться: обременительную работу можно переложить на неё. Но почему-то Хьюго ощутил раздражение.
Сопляк, что звал её с такой мольбой, судя по всему, заставлял её заниматься всякой чёрной работой.
Щенок недоразвитый.
Сдержав брань, он быстро разобрался с костром, подошёл к Роэллии и решительно выхватил у неё нож:
— Не надо такими вещами заниматься. Сиди спокойно.
— Но ещё чуть-чуть осталось…
— Я сказал: ты не будешь этим заниматься. Сядь.
— Тогда дайте мне другое поручение. Поставлю котелок на костёр или…
Она и слушать его не хотела.
Если бы знал, что так выйдет, лучше бы не ломал телегу, а дотащил как есть.
С трудом подавив запоздалое сожаление, он раздражённо выдохнул:
— Тот парень, похоже, держал тебя за кухарку. Раз уж даже сидеть спокойно не можешь.
Роэллия растерялась и взглянула на него. Ей и правда было невыносимо просто сидеть сложа руки, потому она и искала хоть какое-то дело. Но мужчина почему-то выглядел сердитым.
— Дитрих ничего мне не приказывал. Я сама. Чем больше умеешь, тем лучше. — Она чуть отступила, пробормотав неуклюжую защиту в адрес лесника.
Тотчас на губах Хьюго появилась насмешливая улыбка.
— Смотри-ка… теперь уже не плачешь, когда его имя называешь. Значит, отпустила?
Роэллия непонимающе моргнула. И только потом поняла: он, похоже, принимает её и Дитриха за любовников.
Она растерянно приоткрыла рот, но слов не нашлось. Сейчас сказать, что он был её братом, звучало бы нелепо. Но и соглашаться с тем, будто она «отпустила» его, тоже не хотелось.
Кстати, почему он тогда сказал, что Дитрих мёртв? Чтобы отнять надежду? Или просто потому что у него отвратительный нрав?
Судя по всему, второе.
А раз так, ей и самой не хотелось любезничать с ним.
— Нет. Никогда. Что бы ни случилось, я не забуду Дитриха.
Хьюго, державший нож над мясом, застыл. Его взгляд пронзил её, и в воздухе повисло напряжение.
— Правда? Целовалась с другим, а теперь вот так спокойно заявляешь, что не забыла его? Великая любовь, нечего сказать.
Как он вообще мог это вслух произнести... да ещё и сейчас?!
Роэллия вспыхнула от смущения.
— Это… не я начала. Вы сами!
— А кто в реку бросился, умоляя о поцелуе?
Глаза её расширились.
Что?.. Я правда так сказала?
На самом деле, Роэллия не помнила тот момент ясно. Она помнила вкус его губ и жар его тела, но как очутилась в воде и что произошло после — всё терялось.
И как теперь спорить, если у неё провалы в памяти?
Она тихо и неуверенно проговорила:
— Тогда я была не в себе. Не по своей воле… так стоит ли придавать этому значение? Мне вот всё равно.
И всё же, чем больше она пыталась оправдаться, тем мрачнее становились синие глаза.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления