Онлайн чтение книги Тебе, кто называл меня блудницей Dear you who called me a prostitute
1 - 47

46

— Кхе-кхе, кхе-кхе-кхе!

Закашлявшись, Роэллия с трудом выбралась наружу. Она замахала рукой, рассеивая пелену пыли перед глазами, жадно втянула воздух и вытерла пот со лба.

Как и сказал мужчина, они выбрались к окраине деревни: крики ужаса и рёв чудовищ звучали теперь глуше.

Жива. Роэллия с облегчением перевела дух и вдруг уловила сырой запах. Она вздрогнула от леденящего, дурного предчувствия и в страхе оглянулась вокруг.

Почему оно никогда не обманывает? Перед ней был тот самый берег реки, который она видела глазами бабочки. Сердце ухнуло вниз.

— Идём к реке. Переправимся на лодке на другой берег и переждём там, пока паладины не разделаются с тварями…

Река. Роэллия побледнела, будто увидела мертвеца.

— Н-нет!

— Что?

— Туда нельзя. Там…

— Я понимаю, вы напуганы, но у нас нет времени. Бежим!

Она отчаянно замотала головой, упираясь изо всех сил, но мужчина схватил её за запястье и потащил.

— Нет, стойте! Туда нельзя, там оно!

— Оно? Что — «оно»?

— У-уроборос!

Священник скривился, будто услышал полную нелепицу. Но тут он увидел: люди тоже кинулись к реке. 

— Так у нас лодку отнимут! Ладно, оставайтесь здесь! Я окропил это место святой водой!

Он побежал, боясь остаться без лодки. Бросив Роэллию, рванул к переправе так стремительно, что даже отпихнул маленьких мальчика и девочку, которые оказались впереди.

— Ай!

Мальчик упал, а вместе с ним полетела вниз и худенькая девчонка, которую он держал за руку.

— Сестра!

— Ах, Авель!

Священник, грубо растолкав детей, первым вскочил в лодку. Девочка подняла изодранное о землю лицо и отчаянно закричала:

— Это наша лодка! Мистер Хендерсон, это же наша…

Но её голос оборвался. Она замерла, язык онемел от ужаса, и только сиплое «о-о…» сорвалось с губ.

— О-он… вон…

Дрожащая рука девочки указала за лодку, к середине реки. Роэллия обернулась и широко распахнула глаза. С губ сорвался крик:

— В лодку нельзя!

Из глубины, против течения, с ужасающей скоростью поднималось что-то огромное и уродливое.

Поздно спохватившийся Хендерсон тоже увидел это и завопил:

— У-уроборос!

Он попытался выпрыгнуть на берег, но оступился и рухнул в реку. Выбрался кое-как, и в тот же миг чудовище ударом перевернуло лодку.

— А-а-а!

Раздался треск костей: страшная пасть сомкнулась на голове Хендерсона.

Чудовище, чьё тело таяло и расползалось, будто гнило живьём, сжало человеческий череп и раскусило его. И, несмотря на собственную муку, оно с алчностью вгрызлось в Хендерсона, начиная с головы.

Роэллия, охнув, попятилась. Первой опомнилась маленькая девочка. Она рванула к брату.

— Бежим! Живо!

Дети и Роэллия ринулись назад по склону. Но их ноги не слушались после недавнего падения: мальчик снова упал, подвернув лодыжку, а девочка кубарем покатилась вниз.

— Сестра!

Мальчик завопил, лицо исказилось болью — нога явно была сломана. Девочка же, ударившись головой, лежала без сознания.

Роэллия, бежавшая впереди, остановилась и обернулась.

Уроборос шёл к ним. Даже насытившись взрослым мужчиной, он не остановился.

— Сестра! Очнись! Сестра-а! — Авель полз к ней.

«Сестра!»

И в её голове крик мальчика слился с голосом Дитриха. Вспыхнуло воспоминание: брат, умирающий от раны, пронзившей плечо, — и его глаза.

Она должна бежать. Так было правильно. Уроборосу хватит добычи, он не погонится за ней.

Там двое детей. Пока он будет их жрать, я успею снова укрыться в подземелье.

Мужчина говорил, что крысы и оллунгусы могут прорваться, но… может, и нет. Логика подсказывает: бежать.

— Сестра-а-а!

…Но иногда тело опережает разум.

Глупо. Так нельзя. Никто меня не спасёт, надеяться можно только на себя. И даже если брошусь туда — шансов вытащить их почти нет. Верная смерть.

Но ноги уже не слушались. Крик ребёнка, зовущий сестру, гнал её вперёд.

— Нет!

Она схватила мальчика в охапку.

Чудовище было уже в десяти шагах. Вонь гнили, крови и тухлой воды обжигала ноздри. Роэллия зажмурилась, прижала дрожащего ребёнка к себе и закричала:

— Не подходи! Уходи! Уходи прочь, прочь, прочь!!!

И в её вопле родился свет: сотни белых бабочек взметнулись вокруг.

Страх обернулся отчаянием, что переплавилось в жар. Огонь разлился по венам. Перед глазами всё залилось белым.

Сердце горело, будто она прыгнула в расплавленный металл. Жар разливался по венам, превращая мозг в пылающее месиво.

Ветер завихрился, или это трепет крыльев бабочек?..

Земля вокруг неё начала зеленеть. Из ниоткуда распространился пьянящий аромат цветов. Ребёнок понял: запах идёт от самой женщины, что обнимала его. Он перестал плакать и с изумлением поднял голову.

В сиянии сотен бабочек сидела женщина такой красоты, какой он никогда не видел. Волосы — словно сотканные из лунного света, кожа — чистая, как свежее молоко, дрожащие алые губы и святой аромат, струившийся от всего её тела.

В детских глазах она была как…

— …Ангел.

Он сам не заметил, как выдохнул эти слова, и, уткнувшись лицом в её грудь, зарыдал. Её объятия были тёплыми, а аромат сводил с ума — и всё же сильнее всего Авеля потрясло то, что этот запах был похож на запах его умершей матери.

Мальчик знал: мать не любила цветы, от неё никогда ими не пахло, и всё же аромат женщины обжёг тоской по утраченному.

В её объятиях я точно в безопасности.

Слёзы снова хлынули из глаз. Мальчик вцепился в неё, решив, что готов умереть у этой ангельской женщины на руках.

Роэллия крепко прижала ребёнка и подняла взгляд на Уробороса.

Тот, что только что раздавил череп Хендерсона, теперь замер перед ней, глядя в упор чёрными, прогнившими глазами.

Ах… таков, должно быть, лик дьявола.

От одного его вида нутро выворачивало, мороз шёл по спине. Но бабочки вокруг рассеяли зловоние гнили и крови.

Роэллия встретила его взгляд — чёрные глаза, гниющие во впавших глазницах.

И чудовище, долго её разглядывавшее, наконец протянуло к ней руку.