Она не испытывала ни благодарности, ни умиления. Просто стало чуть тяжелее на душе. Фиби боялась того, что последует за этой лаской.
Не бойся, не жди, не поддавайся. И…
«Возненавидь меня, принцесса».
…не испытывай ненависть.
Фиби смотрела на огород за террасой и поклялась никогда не поддаваться его уловкам.
Мать хотела, чтобы Фиби любила других и не теряла улыбку. Но даже не из-за матери — Фиби просто не хотела отдавать себя ненависти.
Она вовсе не была неспособна понять чувство облегчения, которое приходит, когда ненавидишь кого-то. Но и оправдывать человека, явно поступившего неправильно, полагая, что у него были на то причины, ей не хотелось.
Ей не хотелось жить, цепляясь за ненависть. Если что-то и должно быть рядом — пусть это будут радость и любовь, а не злоба.
Разве не грустно, если, оглядываясь на прожитую жизнь перед смертью, обнаружишь, что всё, что осталось в памяти, — это ненависть к кому-то? Когда-то в будущем, покидая этот мир, ей хотелось бы сказать: «Я правда была счастлива», — и с этими словами уйти.
А значит, она должна быть свободна. И от Тириона, и от своей ненависти к нему.
Всё это выматывало. Мысль о том, что он может сделать ещё, внушала страх, и при встрече с ним её лицо невольно каменело.
Но это было не то, что невозможно вынести. В этом хаотичном мире точно найдётся ещё хотя бы один человек, думающий так же, как я.
Потому что мама всё ещё жива…
Фиби слабо улыбнулась.
«Так что ты собираешься делать? Умрёшь? Несмотря на то, что твоя мать всё ещё жива?»
А вдруг на самом деле её здоровье под угрозой? Но ведь мне сказали, что она жива.
Поэтому я сделаю все возможное, мама.
Фиби отвернулась от террасы и направилась к двери. Когда она открыла её, там уже ждала Джейн Блетт.
— Хотите умыться?
— Да, пожалуйста.
Как обычно, Джейн Блетт отдала указания служанкам, и Фиби опустили в ванну, после чего фрейлина передала ей слова Тириона.
— Днём вы вольны заниматься чем хотите, но вечером Его Высочество предлагает поужинать вместе.
— Так и сделаю, — легко ответила Фиби и погрузилась в пену.
Для человека, которого поселили во дворце наследного принца, её жизнь оказалась на удивление свободной: ни слежки, ни заточения, и в целом жилось вполне спокойно. До встречи с Кире Вальцем оставалось четыре дня, и Фиби решила, что за это время успеет морально подготовиться, а там — будь что будет.
Что будет дальше, как отреагирует Тирион — этого она не знала. Но заранее тревожиться об этом не собиралась.
После обеда Фиби вышла в огород. Земля ещё хранила утреннюю влагу. Глядя на выстроившиеся в ряд саженцы, она невольно вспомнила, как во Фралле вместе с матерью сажала овощи, и на её лице появилась улыбка.
Тогда я была по-настоящему счастлива и весела…
Она чуть коснулась листочков, потом подняла голову и посмотрела на участок, где ничего не было посажено.
Почва хорошо пропускает воду, видно, раньше тут цветы сажали… Может, здесь и кольраби прижился бы...
Но это оставалось всего лишь мыслью. Как-никак, сажать кольраби во дворце наследного принца — перебор.
Именно поэтому поведение Тириона казалось ей ещё непонятнее. Зачем он вообще решил заняться посадками? Такое поведение совсем на него не походило. Тот, кто велел ей возненавидеть его, вдруг начал вести себя по-другому, и это только больше сбивало Фиби с толку.
…Но как бы он ни притворялся, внутри всё то же самое, верно?..
Фиби, присев у грядки с морковью, перебирала листья и, не оборачиваясь, спросила у стоявшей за спиной Натали:
— Натали, Его Высочество точно ничего больше не говорил?
— Нет. Он лишь велел вам делать то, что пожелаете.
— Даже если я встану на руки в Хрустальном зале в Центральном дворце, он тоже это одобрит?
— …Я не берусь судить, но поступайте, как вам будет угодно.
— Но если я так сделаю, это же бросит тень на Его Высочество…
— Он учёл все возможные последствия, прежде чем сказать это.
Фиби помедлила, потом неуверенно заговорила:
— Натали, а если я… если я захочу выйти за пределы дворца?
— Да. Но вам придётся взять с собой охрану.
Фиби изумлённо распахнула глаза. Она и представить не могла, что Тирион разрешит ей такое. Не удержавшись, она резко поднялась на ноги.
— Правда? Я и правда могу выйти из дворца?
— Да. Если с вами будет охрана — это допустимо.
— А…
С её губ сорвался сдавленный вздох. В голове всплыли образы вчерашней прогулки — всё, что она тогда видела мельком. Из-за Тириона она не могла выразить полноценный интерес, но там было столько всего, что хотелось рассмотреть.
…Я хочу выйти.
Стоило раз появиться этой мысли, и внутри всё захлестнуло жадным волнением. Ей захотелось побродить по столице, осмотреть всё.
— …Правда можно? Он точно не разозлится?
— Да. Он сам велел вам не стесняться, так что вы можете быть уверены.
— А…
На щеках Фиби вспыхнул румянец. Если это и правда возможно…
— Тогда… можно мне выйти сейчас и вернуться до ужина, Натали?
— Прошу немного подождать. Я подготовлю всё для выхода.
Поклонившись, Натали окликнула проходившую мимо служанку и отправила её во дворец.
У Фиби забилось сердце. Она действительно выходит из дворца. И одна!
Ожидание наполнило её грудь сладким волнением.
— Ваше Величество, объект двинулся с места.
— Двинулся?
Клаудия, сидевшая в приёмной за чашкой чая, вздрогнула. Перед ней склонился человек в чёрном.
— Объект покинул дворец. Судя по направлению, держит путь на улицу Хавель.
Глаза Клаудии опасно сверкнули.
— Значит, в сторону рынка.
Человек в маске не ответил, лишь вновь поклонился.
Клаудия отставила чашку и медленно улыбнулась.
— Во дворце кронпринца она сидела, как под замком. А теперь сама облегчила нам задачу. Подготовка завершена?
— Люди уже на месте.
— Хорошо справился. Об охране можно не беспокоиться?
— Мы отправили достаточно людей. Беспокоиться не о чем.
— Прекрасно. Всё должно пройти быстро. И проследите, чтобы никто не сёл вам на хвост, — она изящно налила себе ещё чаю и мягко улыбнулась. — Возможностей будет сколько угодно. Если не получится сделать её беременной в этот раз — ничего, в следующий получится.
— Да, Ваше Величество.
— Ступай. Доложишь, как всё закончится.
Как только фигура в маске скрылась в тайном проходе в углу комнаты, у двери послышался шорох. Клаудия замерла, потом прищурилась и посмотрела туда.
— Входи, сын мой. Или собираешься стоять там до конца жизни?
Дверь открылась, и в приёмную вошёл Эрник. Лицо его было бледным, а кроткие фиалковые глаза заметно дрожали.
Клаудия взглянула на сына, внешне так похожего на неё, но столь досадно лишённого амбиций, и одарила его ласковой улыбкой.
— Значит, слышал.
— …Матушка, — Эрник вздрогнул, потом с трудом заговорил, — неужели вы и правда… велели головорезам изнасиловать принцессу?
Клаудия с ясным, почти невинным выражением посмотрела на него, а затем опустила чайник.
— Да. Именно так.
— Мама! — Эрник повысил голос. Такого с ним не случалось уже несколько лет. — Так нельзя, мама. Как бы там ни было, это…
— Ты считаешь, что целомудрие какой-то принцессы настолько важно, сын мой? Нет. Вовсе нет. Всё это — ради того, чтобы ты стал императором.
— Мама!
Клаудия резко прищурилась.
— Не смей повышать на меня голос, сын мой. С чего вдруг ты позволяешь себе меня отчитывать?
От этой хищной интонации Эрник вздрогнул и опустил взгляд.
— Я… я просто хотел сказать, что нельзя так…
— Тогда тебе следовало бы быть лучше. Если бы у тебя была хоть толика амбиций, если бы ты был способным, талантливым, умеющим действовать — тогда твоей матери не пришлось бы опускаться до таких мер, не так ли?
Бледный, словно вылепленный из воска, Эрник молча стоял, не находя, что сказать.
С таким жалким характером…
Клаудия цокнула.
— Хоть бы наполовину ты был похож на этого ублюдка Тириона.
Эрник сжал веки. Тяжело дыша, он стоял, зажмурив глаза, пока Клаудия не произнесла холодно:
— Возвращайся и займись делом. Я верю в тебя. А точнее — верю, что ты не станешь мне мешать. Ты меня понял?
Эрник кивнул и, пошатываясь, вышел из приёмной.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления