Онлайн чтение книги Истоки зла Origins Of Evil
3 - 106

Это случилось, когда она была ещё ребёнком.

Фиби осознала, что мать не может покинуть дворец из-за неё, и стала мечтать о побеге. О том, как однажды они вдвоём сбегут из дворца каким-нибудь невероятным способом.

Для Фиби «внешний мир» был землёй возможностей и мечты. Она была уверена: стоит только выйти за стены, и мать снова обретёт счастье. Сгорая от решимости, Фиби усердно работала и помогала ей, но вскоре свалилась от переутомления.

— Фиби, зачем ты так над собой издеваешься в последнее время?

Слушая, как мать с нежной заботой гладит её по лбу, Фиби осторожно поделилась своим планом. Та на миг растерялась, а затем мягко улыбнулась.

— Фиби, я не хочу, чтобы ты жила, надрываясь ради меня. За себя я сама в ответе. А ты должна думать только о том, как стать счастливой.

— Только о своём счастье?

— Угу. Мне главное, чтобы ты была здорова и счастлива.

— Но… — Фиби замялась, затем спросила: — Разве ты не хочешь быть счастливой, мама?

Мать в ответ рассмеялась и мягко ущипнула её за щёку.

— Мама уже счастлива.

Такая ласковая, тёплая — именно такой была её мать, пока Фиби не вошла в подростковый возраст. Тогда-то и началась болезнь. Сначала лёгкая, но упущенная, она со временем перешла в тяжёлую форму. По мере того как на прекрасном лице матери появлялись морщины, её стоны боли становились всё тягучей и мучительней.

Отец, как всегда, отворачивался. Иногда, будто проявляя великодушие, присылал лекаря, но на этом всё. Забота о матери целиком легла на плечи Фиби.

Это длилось больше десяти лет. И за всё это время — редко, очень редко… Фиби ловила себя на мысли, что устала ухаживать за ней. Она по-прежнему любила мать, но была истощена её затянувшейся болезнью.

И потому, как только она услышала слова Тириона, первой мыслью стало: Ах, значит, вот оно. Моё наказание.

В бальном зале, где даже музыка уже смолкла, больше никто не разговаривал. Все смотрели на Фиби, Тириона и Грету, затаив дыхание.

Фиби бездумно уставилась на Тириона Солема Апеля.

Его лицо застыло. В прекрасных глазах цвета лесной листвы плескалось что-то тяжёлое. Он не лгал. Грета говорила правду.

Взгляд Фиби медленно опустился к полу.

Теперь всё стало на свои места. Граф Невра, который избегал разговоров о её матери. Тирион, запрещавший ей встречаться с Танталой Габром. Эрник, говоривший, что письма, возможно, не дошли до адресата. Кире Вальц, скрывавший правду и требовавший взамен её тело.

Она всё это время танцевала, ничего не зная, посреди тех, кто либо отводил глаза от правды, либо ею пользовался.

Дыхание стало резким и тяжёлым. Жестокая истина сомкнулась на её горле.

Вот как. Мама уже умерла.

Моя несчастная мама… умерла одна на рассвете, в одиночестве, в боли… потому что у неё была такая дочь.

— Ах… — она протяжно выдохнула.

Сразу после её охватила дрожь. Всё перед глазами побелело, мысли исчезли. Фиби подняла трясущиеся руки и начала рвать на себе волосы.

Нельзя было уезжать.

Надо было сто раз сказать, как я её люблю.

— А-а-а, а… а, а…

Не стоило оставлять её одну. Я должна была быть с ней. Должна была быть лучше.

— ААААААААААА! АААААААААААА! ААААААААААААА! ААААААААААААААААААА!

Я не должна была уставать от неё. Я же хотела быть рядом всегда. Я каждый день должна была говорить ей, как люблю её. Каждый день.

Горло осипло, глотку царапало, она рвала на себе волосы, но не переставала кричать. Она бы предпочла исчезнуть, раствориться в собственном вопле. Или отдать свою жизнь, если кто-то согласился бы взамен вернуть мать.

Она любила её. Так сильно, что не жалела своей жизни.

Но из-за глупости дочери мать ушла на небеса, и оставшийся без неё мир Фиби превратился в ад.

— ААААААААААА! ААААААААААААААААААААААААА!

Колени у неё подкосились. Прямо посреди зала, на глазах у всех, она рухнула на пол и скорчилась, принявшись биться лбом о мрамор.

— Принцесса.

Растерянный Тирион шагнул ближе и положил ладонь на пол, но Фиби не остановилась. Она снова и снова билась о пол, сжимая в кулаке волосы. Слёзы стекали по щекам и капали прямо на ладонь Тириона.

Мама умерла. Мама. Моя любимая мама. Моя мама.

Фиби не умолкала. В горле чувствовалась кровь, голос сорвался. Сердце ныло, будто его прожгли клеймом, тело горело, словно брошенное в огонь.

Нет. Это не я горю. Это мир такой холодный.

Холодный и одинокий мир, где у Фиби отняли даже последнюю надежду. Где мало было лишить её достоинства и загнать в стыд — теперь он забрал и её сердце.

Она всё это время стояла на краю пропасти, держась за ниточку… и кто-то всё-таки перерезал эту нить и толкнул её в спину.

Это был голос мира. Приговор судьбы.

Фиби Энсис. А может, ты просто умрёшь?

— Ты…

Тут над головой прозвучал глухой, глубокий голос.

Фиби застыла. Она медленно подняла лицо, залитое слезами. Её глаза встретились с зелёными глазами.

То был не Тирион. Перед ней, опустившись на одно колено, стоял Солем Эвен Апель.

— …Ты, — повторил он.

Фиби, заметив в его глазах скорбь и сожаление, долго ловила ртом воздух, прежде чем с трудом заговорила:

— Вы… вы знали. Вы знали, что мама умерла.

Солем не ответил. Его лицо оставалось мрачным. Фиби прошептала снова:

— Вот почему вы не исполнили мою просьбу… не позволили привезти её в Юстинию.

Солем медленно закрыл глаза.

— …Да.

Фиби вцепилась пальцами в мрамор, ногти с силой скребли по полу. Она рассмеялась искаженным, горьким смехом.

— И вы называете себя «Мудрым»? Я знаю, что ничего не стою. Знаю, что бесполезна. Но разве за это… разве за это я заслужила не быть рядом, когда мать умирала? Не знать, что она умерла? Позволить всем вокруг играть мной?

— Я виню себя за то, что мне не хватило смелости.

— Если винить вас… мама вернётся? — Судорожный всхлип вырвался из горла Фиби, голос дрожал, но звучал резко и без пощады: — Мама уже… мертва!..

Слезы брызнули из глаз Фиби, когда она с болью выплевывала каждое слово. Тело и душа её окончательно сломались. Она рухнула на пол и зарыдала навзрыд.

Тирион сел рядом, но не посмел даже обнять её.

Фиби Энсис рыдала так, что казалось, содрогнулись небо и земля. Из этого маленького тела вырывался вопль, невообразимо мощный, пронзительный, отчаянный. Её слёзы текли, как весенний паводок, она выдёргивала волосы, била себя кулаком в грудь, захлёбывалась рыданиями.

Затем, в какой-то момент, девушка издала стон, похожий на предсмертный вопль, и потеряла сознание. Тирион поспешно подхватил безжизненное тело.

Он смотрел на измождённое лицо, лишённое красок, и только сжимал губы. В голове зияла пустота. Он, привыкший справляться с любыми ситуациями, впервые в жизни ощутил страх.

Когда она откроет глаза… будет ли это всё ещё та Фиби Энсис, которую он знал?

В этот момент послышался голос:

— Тирион.

Он поднял голову. Отец с тяжёлым взглядом смотрел прямо на него.

— …Нам с тобой уготована тяжкая карма.

Тирион на мгновение замялся с ответом. Солем Эвен Апель — тот, кто, якобы желая, чтобы он «попробовал полюбить что-то маленькое», сам подсунул ему женщину, которую любой бы полюбил.

Он молчаливо позволил ему забавляться с ней. И даже считал, что, если потребуется «малая жертва», — всё равно это того стоит, лишь бы у Тириона появилось человеческое сердце.

В каком-то смысле он добился своего. Теперь Тирион хотел, чтобы на его грядке выросла репа — да не простая, а такая, которая порадует принцессу.

И только слабая и беззащитная Фиби Энсис была принесена в жертву.

— …Знаю, — тихо произнёс Тирион.

Император вздрогнул от неожиданности, затем с горечью сдвинул брови.

— …Нет. Это всё моя вина.

Солем шатко поднялся и повернулся к ошарашенным гостям, которые так и не поняли, что происходит. Голос его был тяжёл:

— Бал окончен. Прошу всех разойтись по покоям… и почтить память матери принцессы, Леа Бланкиос.

Сказав это, он ушёл, оставив за собой растерянные шепотки.

Кто такая Леа Бланкиос? Почему принцесса так себя вела? Что значит «ею играли»? — вопросов становилось всё больше.

А Тирион, посреди всего этого гомона, лишь крепче сжал плечо Фиби. Она была бледна, как мёртвая, и это безмолвие в её теле пробуждало в нём странную, обширную, давящую тревогу.

Он не мог не вспомнить её слова:

«Если мама больна… и её не спасти… тогда убейте меня, Ваше Высочество».