– Честно говоря, я не ожидала, что вы это скажете.
То, что мы пережили одно и то же, ещё не значит, что мы думаем одинаково. Для меня то время осталось хорошим воспоминанием, но я думала, для тебя это память, которую хочется стереть. Тогда ты был лишён зрения, твоей жизни угрожали, и вдобавок было много другого, через что тебе пришлось пройти. Я могла запросто сбежать, но тебе приходилось продолжать жить с этим.
– Думала, я забуду?
– Да.
– Не могу возразить.
В его улыбке проскользнула горечь. Ответ был честным, но не ранил. И всё же Винсент отвернулся, словно избегая моего взгляда.
– Было время, когда я хотел забыть всё. Но… Не смог. Если из десяти воспоминаний одно плохое, это не значит, что остальные девять перестанут сиять. Наоборот… Когда те девять настолько хороши, одно плохое ощущается ещё сильнее.
– Среди этих девяти… Есть и наши с вами воспоминания?
– Да.
От этого ответа я невольно рассмеялась.
– Значит, и господин Лукас тоже так помнил?
Я сказала это без всякого подтекста. Просто подумала, может, как дорогие воспоминания способны оберегать и тёмные, так и Лукас мог помнить меня с теплом. Но лицо Винсента вдруг окаменело.
Разговор резко оборвался. Тяжесть, повисшая в воздухе, словно обзавелась острыми шипами и уколола меня. Что-то в его реакции было не так. Только что он улыбался по-настоящему, но теперь резко перестал.
– Господин? – осторожно позвала я.
Он чуть сжал пальцы, которые касались моих, и отстранился. Потом снова посмотрел на меня с улыбкой.
– Ты права. Так и помнил.
Но в этой улыбке теперь было напряжение. Я поняла, что он надел «улыбающуюся маску».
Ложь.
Чтобы скрыть что?
Я не смогла ответить улыбкой и только тихо, пристально смотрела на него. Под моим взглядом на его лице начали появляться трещины. Он снова отвёл глаза и поднялся с кровати.
Чем дальше он отходил, тем больше казалось, что отдаляется и душой. В его фигуре, медленно приближающейся к окну, было что-то тревожное. И вдруг меня осенило.
Винсент всегда охотно говорил о наших с ним воспоминаниях. Не уклонялся от рассказов об Итане и Вайолет. Но имя Лукаса он почти никогда не произносил. Точнее, избегал. И в редкие моменты, когда я всё же упоминала Лукаса, его лицо мгновенно каменело, как сейчас, и он явно пытался уйти от разговора.
– Вы ведь что-то скрываете от меня, правда?
Значит, поэтому ты сейчас отстраняешься. Поэтому опустил голову и замолчал.
Но я не хотела давить на него. Спокойно сидела и ждала ответа.
– Так вышло… По-другому было нельзя, – произнёс он глухо.
Я затаила дыхание, вслушиваясь.
– Я… Я тоже… Ничего не мог поделать.
– Из-за глаз? – осторожно спросила я. – Я слышала, вы не знали, что это глаза господина Лукаса, когда соглашались на операцию.
– Нет…
– Что?
– Не в этом дело.
Его голос стал тише. Я наклонилась вперёд. Кровать жалобно скрипнула.
Винсент обернулся ко мне. Лунный свет оставался за его спиной, и тень легла на лицо.
– Я знал.
– Что… Вы… Знали?..
– Что мне отдадут глаза Лукаса.
– …!
Я не смогла скрыть потрясения.
Я смотрела на него во все глаза. Итан ведь говорил, что Винсент не знал, чьи глаза ему пересадили, и что правду скрыли специально, ведь боялись, что он откажется. Из-за этого они поссорились, их отношения испортились… Но выходит, Винсент с самого начала всё понимал?
– С… С какого момента?
– С того дня, как мне сказали, что зрение можно восстановить.
– …
– Это было очевидно, – он горько усмехнулся. – Мне сообщили, что Лукас в тяжёлом состоянии и балансирует на грани смерти… И буквально вскоре после этого предложили операцию по пересадке роговицы. Как можно было не догадаться?
Каждое его слово вырывалось словно с кровью. В голове снова зазвучали слова Итана. Что, если они с Винсентом отдалились не потому, что Итан скрывал правду и сделал этот трудный выбор, а потому, что Винсент, зная всё с самого начала, лишь притворился, будто не понимает, и тем самым принял его решение? Это уже было не таким странным предположением, ведь он сейчас сам в этом признаётся.
Лицо, с которым он произносил признание, было пугающе спокойным.
– Почему… Почему, чёрт возьми, вы притворялись, что не знали?
– Потому что хотел жить.
Я знала: жизнь без зрения для него была неотличима от смерти. Дыша и встречая новый день, он жил так, словно уже всё оставил позади. Когда мы встретились впервые, он был полностью опустошён, словно живой труп, в котором не осталось ни капли воли. Поэтому я сразу поняла, что он имеет в виду, говоря, что хотел жить.
Что сказать в ответ? Его признание было таким тяжёлым, что я не могла просто взять и произнести что-то. Не могла ни приблизиться к нему, ни убежать отсюда.
Винсент подошёл ко мне. Дрожащими руками он крепко схватил меня за предплечья. Я подняла взгляд и увидела его лицо, искажённое му́кой. Долгое время спрятанная в груди боль теперь полностью отразилась на нём.
По его лицу без конца катились слёзы раскаяния.
– Это был единственный шанс вернуть зрение. Я не знал, представится ли он снова, и боялся, что, упустив его, придётся до конца жить в темноте. Я не мог продолжать существовать, никому не доверяя, в постоянном страхе. Поэтому… Даже зная всё, я сделал вид, что не понимаю. Убеждал себя, что имею на это право, ведь с моими глазами всё случилось из-за него. Хоть я и понимал, с каким трудом Итан принял то решение… – его голос дрогнул.
Его страдание проникало в меня. Он держал меня так крепко, что было почти больно, словно боялся, что я вырвусь и убегу.
– Я просто хотел жить. Я не мог иначе, – прошептал он и уткнулся лицом в моё плечо, обнимая всем телом.
Его тяжесть придавила меня. На потолке отражалось прекрасное лунное сияние. Наполовину закрывая его, Лукас молча смотрел на нас сверху. С его лица, полностью залитого чёрной кровью, капли падали по обе стороны от меня.
– Лукас…
Каждый раз, произнося это имя, я чувствовала, как грудь распирает от непереносимых эмоций, и вместе с тем будто в сердце вонзается тонкая игла. Но сейчас… Нет.
– Если бы я приложил чуть больше сил… Возможно, Лукас мог бы выжить. Мог хотя бы получить шанс на надежду. А я… Я лишил его этого. Просто потому, что хотел жить. Из-за своей жадности…
У самого уха срывались признания, полные раскаяния. Эти слова слышал и Лукас. Лицо его было залито кровью, и я не могла разглядеть выражение, но узкие, приоткрытые глаза были устремлены прямо на Винсента.
Я подняла дрожащие руки и крепко прижала Винсента к себе. Хотелось спрятать его, укрыть от этого взгляда. Я не хотела, чтобы Лукас слышал его признание. Не хотела, чтобы он знал о его вине. В этот миг мне было досадно, что моё тело такое маленькое и не может заслонить его целиком.
Чья рука держала нож, на котором осталось больше крови, и чья вина тяжелее? С самого начала это был вопрос без ответа. Здесь не было никого, кто не пострадал бы.
Я не могла обвинять Винсента в том, что он действовал эгоистично, спасая себя, ведь я всего лишь простой человек. Кто сможет понять мою боль до конца? Никто не проживёт её вместо меня. И потому я не могла оттолкнуть Винсента, который в этот миг искал во мне убежище.
Простите меня, господин Лукас…
– Всё в порядке, – прошептала я, прижимаясь щекой к его золотистым волосам и поглаживая дрожащую спину. Когда перед глазами стало мутнеть, лицо Лукаса тоже размылось. И тогда я смогла обнять Винсента ещё крепче.
– Помните, вы как-то сказали мне: раз никто не может прожить мою жизнь вместо меня, то и осуждать меня некому? Я думаю так же. Если никто не может побывать на вашем месте, то кто вправе решать, что правильно, а что нет? Вы не сделали ничего дурного. Просто… Не забывайте, что вы сейчас чувствуете, и храните память о господине Лукасе. Этого будет достаточно. Так и живите.
Я знала, что эти слова не могут стать настоящим утешением. Они способны лишь ненадолго смягчить боль, но прошлое не вернуть. Однажды оставленная рана уже никогда не исчезнет, и он тоже это понимал. И всё же Винсент, затаив дыхание, слушал моё утешение.
– Так что всё будет хорошо. Скоро всё будет хорошо.
Пусть его вина оставит шрам, но, возможно, боль хоть немного поблекнет. Хотя бы на короткое время он сможет отвернуться от своего чувства вины. С этой неприличной надеждой я пыталась его утешить. Оставив Лукаса за спиной, встала на сторону Винсента.
Он тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в моё плечо. Я снова и снова прижималась щекой к его волосам, пока гладила его по спине. Когда я подняла взгляд, Лукаса уже не было. Может, он ушёл, разочаровавшись? Эта мысль только успела мелькнуть, как на меня опустилась тяжесть, повалив на постель. Скрип кровати напомнил чей-то плач, но я не была уверена, чей именно.
Винсент приподнялся. Его лицо, залитое слезами, оказалось совсем близко. Изумрудные глаза, полные боли, смотрели прямо на меня. Он осторожно коснулся моего лица кончиками пальцев словно запоминая его, как когда-то раньше.
– Ты из тех, кто может отправиться куда угодно. Да, жизнь может быть тяжёлой и полной страданий, но ты будешь стараться жить, где бы ни оказалась. И однажды в твоей жизни появятся дорогие люди… Может быть, ты даже создашь семью. Я знаю, что ты способна на это.
Его ладонь, скользившая по моей щеке, остановилась у рта. Он провёл пальцами по моим влажным губам.
– Это я цепляюсь за тебя.
– …
– Ты единственный человек, который знает всё, что произошло, и может выслушать меня. Я знал, что только ты скажешь мне, что всё в порядке. Я ищу тебя и хочу держать рядом из-за своей жадности. Потому что… Хочу, чтобы ты меня утешила. Я хочу жить…
Тихий шёпот больно отозвался во мне. Он вытер слёзы, стекавшие из уголков моих глаз, и прижал свой лоб к моему. Его влажные веки дрожали. Горячее, сбивчивое дыхание касалось моих приоткрытых губ.
– Я буду с тобой ласковым. Исполню всё, что ты захочешь. Так что останься. Будь здесь, со мной…
Его влажные губы коснулись уголков моих глаз. Он стёр ими слёзы, и, скользнув по щеке, нашёл мои губы.
– Паула…
Его обращение было сладким. Дыхание, проникавшее в мой рот, было сладким. Даже солоноватый привкус на кончике языка казался сладким.
Он, в самом деле, наглый человек. Плачет, когда захочет. Проявляет нежность, когда захочет. Цепляется без спроса. И всё это только ради того, чтобы удержать меня рядом. И хотя это желание было эгоистичным и дерзким, я не могла его оттолкнуть, потому что знала – тепло, которое меня окутывало, было настоящим, а его дыхание, скользившее по моим губам, было таким нежным, будто оно зализывает мои раны.
Его слёзы непрерывно омывали мою щёку. Он скинул с моего плеча часть пиджака, и большая ладонь коснулась меня ещё ближе. Я закрыла глаза и раскинула руки, запирая этот хлынувший поток ощущений в глубине своего тела.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления