Онлайн чтение книги Неизлечимо больной второстепенный персонаж в романе о боевых искусствах The terminally Ill side character inside of a martial arts Novel
Глава 24

Хёк Доджин молчал. Он смотрел на меня взглядом, в котором читалась только немая боль.

Он не спрашивал, почему я сказала такие слова. Не пытался понять, что я на самом деле имела в виду. Он просто молча смотрел на меня.

Именно я начала этот разговор. И всё же я совсем не хотела слышать ответ. Потому что знала. Прекрасно знала, что он скажет.

У Доджина не было причин тащить на себе такую обузу, как я. Даже собственная семья отвернулась от меня. Почему он должен поступить иначе?

Наша встреча с самого начала была обречена. Я не могла просить его пройти этот короткий путь рядом со мной. Достаточно, если страдать буду только я.

Тишина становилась невыносимой. Я одновременно желала любой реакции от него и в то же время боялась услышать не тот ответ.

Мои беспокойные глаза бесцельно блуждали по комнате, пока не остановились на вазе с цветами.

Казалось, это молчание будет длиться вечно. Но всему приходит конец, и Хёк Доджин медленно заговорил:

— Завтра, когда церемония завершится… с того момента я стану называть Соволь своей супругой.

Я оторвала взгляд от вазы и посмотрела на него. Его лицо, до этого напряжённое, теперь слегка расслабилось.

Я чуть наклонила голову, будто не сразу поверила в услышанное. Доджин продолжил:

— Как и всегда… каждое утро мы будем завтракать вместе. Днём — беседовать, а по вечерам гулять по саду, куда не проникает солнечный свет.

— …

— А ночью я буду держать Соволь за руку, любоваться лунным светом и засыпать вместе с ней.

— …Доджин, но это... не ответ на мой вопрос...

— И ещё…

Он перебил меня.

— Однажды, когда Соволь поправится, мы отправимся в Сычуань. И там, наслаждаясь тёплым майским днём, мы выпьем вина на вершине горы в самом сердце Ста Тысяч Гор Дэсан. В дождливый день — просто полежим, слушая, как капли барабанят по крыше. А зимой вместе будем идти по свежевыпавшему, хрустящему снегу.

С каждым его словом моё сердце болезненно сжималось.

Всё, что он говорил, — было невозможно. Я не могла даже выйти за пределы покоев, не то что пройтись по снегу или отправиться в дальнюю дорогу. Я была словно в кандалах, прикованная к этому месту. И потому всё, о чём он говорил, было лишь прекрасной иллюзией.

— Поэтому даже полгода — это слишком мало для меня.

— …

— Даже если бы мне дали десять лет… нет, сто лет — я не знаю, хватило бы мне. Но я хочу провести с Соволь как можно больше времени.

Хёк Доджин медленно поднялся с места. Я подняла голову, следя за его движениями.

Лицо, чуть ранее смягчившееся, вновь стало холодным и твёрдым. Его голос прозвучал низко, с внутренним надрывом:

— Ты правда думаешь, что я смогу тебя отпустить? Нет. Ни за что. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы удержать тебя. Даже если придётся отдать за это свою жизнь. Пусть меня называют одержимым. Пусть проклинают. Мне плевать.

Он смотрел мне прямо в глаза. Его голос дрожал от чувств, но в нём звучала твёрдость:

— С того дня, как ты упала передо мной, в крови, я понял: ты должна быть со мной. Ты моя. Ты — моя первая и последняя. Это место — твой дом. Так что не вздумай уходить. Не оставляй своё желание здесь, как однажды оставила она, и не уходи одна, вонзив его в моё сердце.

Я впервые видела его таким. Его обычное спокойствие исчезло, уступив место безумной одержимости. Даже его обычная вежливая речь сменилась грубой.

Если бы кто-то другой говорил мне подобное — это, наверное, испугало бы меня. Но, услышав их от Хёк Доджина, я почувствовала лишь щемящую боль в груди.

Когда он договорил, его губы сомкнулись, и он опустил голову.

Его волосы, падая вниз, словно отражали его состояние — бессилие, разочарование.

— Давай сделаем вид, что сегодня ты ничего не говорила.

— Доджин…

Он равнодушно повернулся. Я попыталась подняться, чтобы остановить его, но тело не слушалось.

Хёк Доджин уже стоял у двери, глядя на меня. Его чёрные глаза были спокойны. Ни тени волнения.

— Мне нужно ненадолго отлучиться. Вернусь поздно, так что ложись спать без меня.

С этими словами он вышел. Дверь закрылась, и в комнате воцарилась тишина.

***

Это было настолько тихое место, что даже дыхания не было слышно. Хва И медленно открыл глаза, услышав шаги.

Он ждал. Каждую ночь ждал, зная, что Доджин придёт.

Вскоре дверь открылась, и появился Хёк Доджин — внешне спокойный, но его дыхание было неустойчивым, что было для него нехарактерно.

Хва И, подняв на него взгляд, спокойно произнёс:

— Присядешь? Или предпочитаешь немного пройтись?

Хёк Доджин молча сел напротив. Хва И медленно налил чай в синюю чашку.

— Похоже, ты уже все слышал.

— Вы знали, не так ли?

— Как я мог не знать? Ведь это мои пальцы проверяли её пульс.

— Тогда вы, вероятно, догадываетесь, что я собираюсь спросить.

Хва И ничего не ответил, лишь молча опустил взгляд на чайник. С лёгким стуком он поставил его на стол, и, устремив глаза на Хёк Доджина, заговорил:

— Конфуций сильно горевал, когда рано потерял своего любимого ученика Янь Хуэя. Он горевал, что небеса отвернулись от него. И ещё...

— Но вы ведь знаете, что я пришёл не за этими словами, Хва И.

Хёк Доджин отодвинул нетронутую чашку в сторону и сжал губы.

— Неужели вы хотите сказать, что надежды нет? Что мне стоит сдаться?

Хва И тяжело вздохнул. Он прекрасно знал, как Доджин смотрит на Моён Соволь.

Хотя он и не был последователем демонического культа, использующим магическую энергию, он провёл здесь десятки лет. Он встречал многих — от нынешнего лидера до предыдущего, оставаясь нейтральным и наблюдая историю культа своими глазами.

Поэтому он знал, через что пришлось пройти Хёк Доджину, и понимал, что Моён Соволь задевает его больное место.

Он снова вздохнул. Сможет ли он сказать ему всю правду? Он знал кого-то, кто страдал тем же недугом. И тот человек умер. Не было надёжного способа лечения, и даже если бы он был, оставалось неизвестным, хватит ли времени.

Он не мог ничего обещать.

— Хва И, вы спасли множество жизней. В пределах Центральных равнин нет лекаря искуснее и надёжнее вас.

Доджин глубоко вдохнул:

— Есть ли… способ?

Лунный свет проник сквозь окно и осветил его лицо, сделав черты мягче. Хва И долго смотрел на него, прежде чем тихо ответить:

— Если сказать, что он есть, то он есть. Если сказать, что его нет, то его нет.

— Что это значит?

— Если искать способ, то, конечно, можно найти. Нет болезни, которую нельзя было бы вылечить. Но если к тому времени госпожа Моён не будет жива, то найденное уже не будет иметь значения.

Хва И отпил из чашки и продолжил тихо:

— Всё упирается во время.

После этих слов Хёк Доджин не произнёс ни звука.

Хва И тоже молчал, словно давая ему время подумать. В тишине слышалось лишь лёгкое потягивание чая. Хёк Доджин с невозмутимым лицом, не выдававшим его мыслей, молча смотрел на стол. Молчание тянулось, как нескончаемая река.

Допив чай, Хва И заговорил:

— Знаешь ли ты о синдроме абсолютной блокировки инь?

— Состояние, когда энергия инь переполняет тело и нарушает его баланс, из-за чего энергия ян крайне ослаблена.

— Да. Но оно поддаётся лечению. Исцеление возможно либо через передачу колоссальной энергии ян, либо с помощью редких трав, изначально насыщенных мощной энергией ян, таких как десятитысячелетний хасуо [1] или снежный женьшень. У госпожи Моён симптомы полностью совпадают с этим синдромом.

В глазах Хёк Доджина, поднявшего голову, мелькнула надежда. Но слова Хва И на этом не закончились.

— Но врождённая слабость госпожи Моён не ограничивается лишь этим синдромом.

— Вы хотите сказать, есть и другая причина?

— Хм…

Хва И, кивнув, начал массировать виски, продолжая:

— Когда я проверял её пульс, я почувствовал внутри огромную внутреннюю силу и её чистоту. Такую чистоту невозможно обрести просто так. Должно быть, клан Моён потратил множество редких снадобий, чтобы вылечить её. Даже если не говорить о количестве энергии, такая чистота возможна лишь при использовании редчайших природных эликсиров.

Он посмотрел на Хёк Доджина, который уставился на него с раскрытым ртом, и продолжил:

— Ты хочешь знать, можно ли её спасти? Да. Можно. Если вылечить синдром абсолютной блокировки инь, можно выиграть немного времени. Но, чтобы справиться с этим, одного-двух эликсиров будет недостаточно. Либо же потребуется огромное количество энергии ян…

Он медленно окинул взглядом Хёк Доджина. Гармония Инь и Ян — тонкое искусство.

В природе мужчины рождаются с преобладанием ян, а женщины — инь, что связано с рождением жизни. Если Хёк Доджин мог бы отдать ей свою энергию Ян, возможно, это решило бы всё.

Но синдром абсолютной блокировки инь — не тот случай, который можно вылечить обычными средствами. Даже если обычный мужчина попытается восполнить энергию ян, это не поможет. Заполнить огромное озеро может лишь река или море с ещё большей глубиной.

Более того, Хёк Доджин всё же был младшим лидером Демонического культа. Его боевые искусства основаны на энергии инь, что не позволяло ожидать от него достаточного количества энергии ян.

Иначе говоря, нужны были лекарства.

— Время можно выиграть, если давать ей лекарства с сильной энергией ян.

— Значит…

— Но нужны не простые эликсиры. А те, что обладают чистой и мощной энергией. Десятитысячелетний хасуо, снежный женьшень… пусть и послабее, но подойдёт и эклипта белая. Её я ещё могу дать, но остальные ингредиенты крайне редки. Даже в культе таких вещей — одна-две. И даже если ты, как младший лидер, попросишь их, вряд ли их просто так отдадут.

— Я смогу убедить.

Он не уточнил, кого именно. Но в культе был лишь один человек, которого нужно было убеждать. И отношения между этим человеком и Хёк Доджином испортились более десяти лет назад.

Хва И знал это, но ничего не сказал. Лишь тихо вздохнул:

— Хорошо… возможно, ты их достанешь. Но ты и сам знаешь, что редкие эликсиры не только трудно найти, но и трудно усвоить. Сможет ли хрупкое тело госпожи Моён выдержать их — большой вопрос.

Он откинулся на спинку, устало глядя в потолок. В мерцающем свете свечи его тень дрожала, будто могла рассыпаться в любую секунду.

Он закрыл глаза. И тут его размышления прервал голос Доджина:

— Я сделаю так, чтобы она смогла.

Его голос звучал уверенно. Хва И медленно кивнул.

— Я не могу… просто сдаться.

Примечание:

1. Хасуо — Цинанхума Вильфорди — это корень, широко применяющийся в традиционной китайской и корейской медицине. Ему приписывают омолаживающие, восстанавливающие и тонизирующие свойства. А вот десятитысячелетний хасуо — это уже вымышленное растение.