Это не было каким-то импульсом. Это не было внезапным решением или давлением, словно я обязана для него что-то сделать.
Это не было сложным или утомительным действием.
Это было всего лишь выражением. Выражением того, что я доверяю тебе, люблю тебя и хочу узнать тебя глубже. Выражением того, что хочу соединить те части тебя и себя, что до сих пор оставались мне незнакомыми.
Так что это значило: я разрешаю тебе всё.
Едва моя колеблющаяся рука дрогнула, как наши губы снова слились. Поцелуй был таким же, как прежде, но язык, мягко скользивший между губами, стал теплее и влажнее.
Руки, прежде немного неуверенные, теперь держали крепко.
Хёк Доджин вздрогнул, ощущая мою ответную реакцию на свои движения. И так, без слов, мы учились понимать, как обращаться друг с другом.
Его язык и губы оторвались от моих, скользнули вниз по линии подбородка, оставив поцелуй на его краю, а рука между тем развязала завязки на моей одежде.
Он откинул воротник, провёл языком по плечу и, опускаясь ниже, добрался до ключиц, а затем ещё глубже — к груди.
Он жаждал меня так, как младенец желает материнского молока.
— М-м… — я стиснула зубы, пытаясь сдержать стон, вырывающийся сквозь губы, но это не помогло.
Я была смущена, голова кружилась.
Чувства и ощущения, которые прежде я никогда не испытывала. Но если это Хёк Доджин, я могла позволить ему всё.
Поэтому мне не нужно было сдерживать учащённое дыхание, пришедшее вместе с прелюдией.
— А-а…! — я схватила его запястье, когда его ладонь легла на моё бедро. И тогда, словно ждал этого, он переплёл наши пальцы и медленно поднял мою руку вверх.
Его глаза пристально смотрели прямо мне в лицо. В темноте его зрачки отражали лишь меня.
Какое у меня сейчас выражение? Как я выгляжу, глядя на него? Мне хотелось увидеть, но не осмелилась посмотреть и отвернула голову.
Едва я услышала его слегка учащённое дыхание, как тихий голос коснулся моего уха:
— Возможно, я ждал этого дня.
— …
— С того самого дня, как впервые увидел тебя, как поймал тебя, падающую в обморок. Это было отправной точкой.
Его дыхание щекотало ухо. Я попыталась отвернуться, но он упрямо следовал за мной.
— Как высохшая, потрескавшаяся земля, я окаменел. Но с того момента, как ты появилась в моей жизни — пошли трещины. И тогда я понял, что жив. После смерти матери я не позволял себе никаких чувств. А ты, Соволь, десятки раз в день вытаскивала их наружу.
Я повернула голову на звук его лёгкого смеха, и он нежно поцеловал меня.
— Даже когда пытался отвернуться — в конце моего взгляда всё равно была ты. Даже когда пытался спрятать чувства в глубине сознания, ты, как колодец, вытягивала всё наружу. И, в конце концов, разбудила во мне то, чего я никогда прежде не чувствовал.
Его рука мягко двинулась.
— А-а…!
Ладонь, скользившая по моей груди, медленно переплелась с моей.
— Ты — первая и последняя женщина, которую я захотел обнять. Поэтому…
Его слова оборвались, и рука, поддерживавшая его вес, ослабла. Доджин опустился на меня всем телом.
И в тот миг, когда мы стали единым целым, я прикусила губу.
Хёк Доджин, глядя мне в глаза, тихо сказал:
— Даже не думай о том, чтобы сбежать.
***
Я медленно открыла глаза на звук шороха. В расплывчатом зрении постепенно проявлялась светлая комната.
Я рассеянно уставилась в одну точку, затем повернула голову, огляделась и медленно приподнялась. Одеяло, что накрывало меня, соскользнуло с лёгким шелестом.
В ту же секунду холодный зимний воздух проник под него, и я осознала, что на мне совершенно нет одежды.
Я поспешно натянула одеяло обратно, когда сбоку раздался тихий смешок.
Повернув голову, я увидела Хёк Доджина, который, лёжа на боку, смотрел на меня снизу вверх. Он встретился со мной взглядом и ярко улыбнулся.
— Доброе утро.
— …
Я чуть приоткрыла рот от его невозмутимого приветствия.
На нём не было ни нитки.
Из-за того, что я дёрнула одеяло, оно лишь слегка прикрывало его талию, а вытянутые сильные ноги и рельефное тело будто приветствовали меня.
Он пристально наблюдал за моими бегающими глазами, а потом приподнялся и приблизился.
Мягко обняв меня за плечи, он снова уложил меня на постель и оказался сверху.
В отличие от ночи, комната, залитая дневным светом, была ослепительно яркой — и этот свет слишком явно освещал Хёк Доджина.
Я с трудом удерживала взгляд, который сам норовил соскользнуть ниже. Стоило чуть потерять концентрацию, и он устремился бы вниз.
Не знаю, понял ли Доджин мои мысли, но он уставился на меня, слегка усмехнулся и сказал:
— Хочешь посмотреть — смотри. Разве ты вчера всё не видела?
— Это…!
— Да и разве только смотрела? Не трогала и не лизала тоже?
Я почувствовала, как моё лицо вспыхнуло от его слов. Внезапно нахлынули воспоминания о прошлой ночи.
Моя первая ночь… В начале было больно. Но по сравнению с тем, что пришло позже, то ощущение было лишь мгновением.
Тело быстро привыкло, и в густой темноте стыд оказался слишком слаб, чтобы сдержать удовольствие.
Всю ночь я цеплялась за него, издавая стоны, больше похожие на всхлипы.
Обычно он бы растерялся и отступил. Но этой ночью — нет. Он лишь делал короткие паузы, если мне было тяжело, а затем снова продолжал. Он не останавливался, пока я не доходила до самого края. И когда я шептала, что, похоже, больше не могу, Хёк Доджин всё равно перешагивал этот предел.
И даже сейчас, вспоминая ночь, я чувствовала покалывание по всему телу. Незнакомое прежде удовольствие оставило после себя чувство, от которого невозможно избавиться.
Рука Хёк Доджина медленно поднялась и снова коснулась моего плеча. Его глаза стали хищными.
— Я сказал, чтобы сегодня утром никто не входил. Рядом с комнатой никого не будет.
— Ты хочешь сказать…
Он усмехнулся.
— Вчерашнего вечера было недостаточно. Я ждал.
— П-погоди…!
Я попыталась остановить его, когда он ринулся ко мне с глазами, будто у дикого зверя.
Однако моё тело, которое стало чувствительным из-за телесного диалога, продолжавшегося до самого рассвета, отзывалось дрожью на малейшее прикосновение, и в его глазах уже мелькали коварные огоньки.
В конце концов, мои попытки сопротивляться ослабли, и я снова оказалась в его власти.
— Ах… н-нет…
Мой протест длился всего мгновение.
Когда утреннее продолжение страстной ночи подошло к концу и я, измождённая, вышла из купальни, Хёк Доджин, сияя от радости, снова и снова улыбался.
В отличие от меня, совершенно выбившейся из сил, он, кто больше всех вкладывался физически, выглядел не просто бодрым, казалось, энергии у него через край.
Пока я мылась, уже успели накрыть на стол. Я села на стул и, взяв палочки, бросила на него сердитый взгляд. Он как раз раскладывал еду, и, встретившись со мной взглядом, довольно усмехнулся.
Увидев это выражение, я поспешно уставилась в тарелку. Стоило мне замешкаться, он точно бы снова утащил меня в постель.
— Супру…
— К-кстати, ты сегодня не идёшь работать? Разве ты не занят?
— Всё в порядке. Сегодня я хочу провести день с женой. Так что не волнуйся.
Я волнуюсь не за тебя, а за себя — казалось, если мы продолжим, я просто иссякну.
Когда он всё ещё пытался навязать странную, двусмысленную атмосферу, которую я изо всех сил старалась избегать, вдруг раздался стук в дверь.
— Войдите! — я почти выкрикнула это, оборачиваясь.
Это был отличный повод убежать от Хёк Доджина и его сверкающих глаз.
Дверь медленно открылась, и внутрь осторожно заглянула служанка. Та самая, что вчера держала младенца.
Поскольку она не была приставлена к нам лично, я удивлённо уставилась на неё.
Девушка глубоко поклонилась. Она выглядела смущённой, будто колебалась, стоит ли говорить. Я терпеливо ждала, пока она, наконец, медленно заговорила:
— Э-э… Младший лидер… Прошу прощения за дерзость, но мне нужно сообщить вам кое-что важное…
Хёк Доджин, недовольный тем, что служанка нарушила его планы, слегка повёл подбородком, чтобы она быстрее рассказывала.
Служанка на миг замялась, но всё же осторожно продолжила:
— П-простите, но произошло нечто странное…
Нечто странное?
Хёк Доджин, который всё ещё косился на меня, прищурился и сосредоточенно посмотрел на служанку.
— Странное?
Неужели произошло что-то действительно серьёзное? Может, Сончхонджан или Ли Сонхак вновь что-то замышляют? Или что-то подобное?
— Кто-то подсыпал яд в еду? Или вы заметили, что кто-то пытается подкупить моих людей? Или...
— Н-нет! Ничего подобного! Это не что-то настолько опасное… вернее, возможно, это может быть опасно…
Пока она бормотала с явной неуверенностью, Хёк Доджин нахмурился и встал.
Что же могло произойти, раз ей так трудно выразить это словами?
Я тоже с нетерпением ждала, когда она наконец скажет. И как только служанка глубоко вздохнула и открыла рот, плотно закрытая дверь вдруг распахнулась, и раздался звонкий, весёлый смех.
— Кха-ха-ха-ха!
Смеясь, в комнату вбежал ребёнок. На вид ему было не больше пяти-шести лет, с каштановыми волосами и…
— Золотые глаза?..
Служанка поспешно схватила ребёнка, бежавшего ко мне, и торопливо заговорила:
— Вот, вот этот ребёнок! Ещё вчера он был младенцем, а за ночь вдруг стал таким…
— Этот ребёнок… тот самый, вчерашний младенец?
— Да! Именно он!
Хёк Доджин молча наблюдал, как ребёнок извивается в руках служанки, затем подошёл ближе. Тот, завидев приближающегося Хёк Доджина, как и вчера, угрожающе зарычал и оскалился.
Доджин остановился и тяжело вздохнул.
— Ещё вчера вечером это был завёрнутый в пелёнки младенец, а теперь… Неужели кто-то подменил его ночью?.. Ах!
Служанка пыталась объясниться, но в это время ребёнок, всё это время извивавшийся, в конце концов вырвался из её рук и в одно мгновение побежал ко мне.
Хёк Доджин потянулся, чтобы поймать его, но тот ловко увернулся, перекатился по полу и…
— Кьяха!
…запрыгнул мне на колени.
Мальчик продолжал тереться своими каштановыми волосами о мою голову и смеялся, как будто ему было очень весело.
Я растерянно посмотрела на Хёк Доджина, не зная, что делать.
Он оглядел меня и ребёнка и с предельно серьёзным выражением лица произнёс:
— Ты — его мать?
— …
Он что, сейчас мстит? Я прищурилась и злобно уставилась на него.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления