Онлайн чтение книги Неизлечимо больной второстепенный персонаж в романе о боевых искусствах The terminally Ill side character inside of a martial arts Novel
Глава 46

Выйдя из комнаты, я медленно зашагала по тихому коридору. Я думала, что, покинув банкетный зал, смогу избавиться от грохота множества шагов, гулко отдававшегося в голове, но ненужный шум продолжал назойливо звенеть в ушах.

Сжимая виски в попытках заглушить пульсирующую боль, я еле переставляла ноги. Я просто шла в направлении своих покоев, едва замечая следующую за мной Джу Хварин.

В тускло освещённом коридоре, казалось, эхом раздавались лишь мои шаги. Словно предвестие конца, как знак завершения жизни, взгляд застилало пеленой, и от этого дыхание становилось прерывистым.

— Госпожа, вы в порядке?!

Когда я пошатнулась, Джу Хварин бросилась ко мне и попыталась помочь, но я слегка оттолкнула её и покачала головой. Я не хотела ни на кого опираться. Не хотела, чтобы меня поддерживали. Улыбнувшись ей через силу, я отвернулась.

— Всё в порядке.

И снова пошла, бесцельно бредя по коридору. Я не чувствовала ни малейшего дуновения ветра. А голоса людей всё так же, без остановки, звучали у меня в голове.

«Она уже мертва… Пусть даже девочка, но если рождена воином и не овладела боевыми искусствами — она бесполезна».

Мне всё равно. Меня это не волнует.

«Если я убью тебя, ортодоксы просто пришлют другую. Неужели думаешь, раз с тобой церемонятся, ты тут что-то значишь? Увы, пока ты — ничто. Абсолютное ничто».

Просто игнорируй. Как всегда. Забудь. Забудь об этом.

«Тогда почему бы ей не умереть поскорее?»

«Хе-хе, вот именно. Выглядит симпатично, но тошно от одной мысли, что эта мерзкая девка из праведного пути смотрит на нас сверху вниз. Если всё равно помрёт, то лучше бы побыстрее».

Да... Не нужно больше печалиться. Я всё равно уйду. Так что... Так что...

Я с трудом сдерживала рвущиеся наружу слёзы. Порыв холодного ветра пронёсся мимо меня.

Я подняла голову. Совсем рядом была открыта дверь. Там был сад Кым Сосо, который когда-то мне показал Хёк Доджин. Я тупо уставилась на него, а затем медленно переступила порог.

Будто заворожённая, я вошла внутрь. Наступила на каменную дорожку. Шорох и твёрдая поверхность под ногами словно вели меня. Я шла, будто в тумане, пока передо мной не оказалась пустая поляна.

Шум, заполнявший сознание, начал постепенно стихать. А над неприятными голосами и злобными словами возвысился один-единственный голос.

«Это подарок вам».

Даже одно воспоминание об этом голосе приносило умиротворение и унимало рыдания. Но слёзы всё равно тихо текли. Я опустилась на колени и раскрытой ладонью медленно погладила пустую землю. Холодное прикосновение вызвало слабую, но тёплую улыбку.

«Вы можете посадить там всё, что захотите, будь то цветок, дерево или что-то ещё. Сажайте там всё, что пожелаете».

Он всегда был мужчиной, который показывал мне всё — и прекрасную улыбку, и свои истинные чувства. Добрый мужчина, который раскрывал передо мной свою душу. Жаль, что я не улыбалась ему чаще.

«Я хочу посадить здесь гортензии. Цвет неважен».

Услышав это, он улыбнулся и закрыл глаза, словно представляя, как они будут цвести.

«Пожалуй, стоит посадить гортензии разных цветов. Раз уж Соволь выбрала именно их, наверняка расцветут прекрасные цветы. А значит, Соволь непременно должна увидеть это своими глазами».

Я хотела сказать, что это невозможно, но слова застряли в горле. Хотя я знала, что не смогу остаться рядом с ним, во мне всё равно расцветала надежда. Глупая, бесполезная надежда.

Такая надежда убивает. Для кого-то она — движущая сила жизни, но для тех, кто знает своё будущее, она становится пыткой.

Но перед его страстными словами, заботливым голосом, прекрасной улыбкой... Я не могла не улыбаться. Пусть и не всегда искренне.

«Я уже говорил: я не позволю вам уйти. То, что эта зима — последняя, ещё не решено. Я сделаю всё, чтобы в следующем году вы увидели эти гортензии. Так что…»

Почему ты не отказываешься от меня?

«Соволь, вы тоже не сдавайтесь».

Хёк Доджин…

— Ночной ветер холодный.

Услышав голос сзади и звук шагов по каменной дорожке, я разогнула колени. Но не обернулась. Просто смотрела на небо, усеянное звёздами Млечного Пути.

— Вы можете снова простудиться. Давайте вернёмся, Соволь.

— …

Я молчала. Вытирая рукавом льющиеся слёзы, я наконец-то развернулась к нему. И в этот момент внезапный порыв ветра растрепал мои волосы, затмевая обзор. Но даже сквозь пряди я ясно видела лицо Хёк Доджина.

Он казался спокойным, но в его глазах отчётливо читались поглощающая боль и злость.

Удивительно, что такого эмоционального человека называют холодным и сухим. Какие же они невежды, совсем его не знают.

Хёк Доджин молча смотрел на меня, кусая губу. Холодный ветер кружил между нами, несколько раз исчезая и снова появляясь.

В тишине он просто ждал — то ли пока я заговорю, то ли пока он сам сможет найти слова.

И вот, наконец, он выдохнул:

— Почему... почему вы ничего у меня не просите?

Ответ был прост.

— Потому что мне ничего не нужно.

Он уже подарил мне так много. Деньги, драгоценности, слоновую кость, шёлк… и даже любовь, о которой я не смела мечтать. Этого уже было достаточно.

Моя маленькая чаша давно переполнилась. Мне было жаль и стыдно, что я не смогла удержать в руках всю эту любовь.

Если бы моя способность принимать была чуть больше, шире, глубже… смогла бы я тогда позволить себе быть капризной и опереться на него?

Хёк Доджин, глядя на меня, тихо произнёс:

— Почему вы всегда лжёте?

— …

Он подошёл ближе. Его движения были такими медленными, словно ему потребуется целая жизнь, чтобы дойти до меня. Но когда я опомнилась, его рука уже сжимала моё запястье.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. Хёк Доджин, с безвольным выражением лица, тихо сказал:

— Почему вы не говорите мне? Зная, что у вас есть самое заветное желание, почему вы ни разу не сказали мне о нём?

Моё желание… оно…

Он, словно вот-вот рухнет, опустил лоб на моё плечо, и его голос задрожал:

— ...Соволь ни разу не попросила меня спасти её. Почему так сложно услышать хотя бы одно слово о помощи из уст умирающей жены?

— Это…

— Я недостаточно надёжен? Не смог завоевать ваше сердце? Я старался раскрыть себя полностью, чтобы вы доверились, но этого всё ещё недостаточно? У нас нет времени!

Всегда такой спокойный мужчина, опершись на моё плечо, взорвался, выплеснув свои эмоции. Даже его дыхание дрожало, когда он кусал губы и выдыхал.

Его слова, словно стрелы, пробивали железные решётки, скрывавшие мои самые сокровенные мысли.

Хёк Доджин поднял голову. Его взгляд, устремлённый на моё молчаливое лицо, был полон тревоги, досады и печали.

Он повысил голос, будто в гневе, но это был упрёк самому себе, ненависть и отчаяние от собственного бессилия.

Я открыла рот. Хотела что-то сказать. Что угодно. Но даже голос не слушался. Моя некомпетентность, моя глупость, моя ненависть к себе за то, что я не могу изменить десятилетия беспомощности!

В конце концов, Хёк Доджин развернулся, чтобы уйти.

Его рука отпустила моё запястье, тепло уходило. Я кусала губу, глядя на его удаляющуюся спину.

Да, так… так будет лучше. Пора оставить эти мысли. Не нужно желать слишком многого — это только приносит боль. Так что сдайся. Сдайся, сдайся…

Но даже несмотря на это, его смех продолжал проникать в самые глубины моего сердца. Честно говоря, мне нравилось проводить с ним время.

Мне хотелось ещё раз увидеть его беспокойство после свадьбы и брачной ночи. Чувствовать его заботливые объятия чуть дольше.

Если завтра съем на один пельмень больше, это, наверное, заставит его улыбнуться. Теперь, когда я могу ходить, мы могли бы вместе гулять по саду. Я представляла, как мы идём, держась за руки, кормим резвящихся карпов, наслаждаясь счастливым днём.

Летняя зелень наполнит воздух ароматом трав, а ветер, играя в ветвях, растреплет мои волосы. И тогда я улыбнусь, проводя рукой по голове Хёк Доджина, уснувшего у меня на коленях.

И… и… и…

Я прикусила губу.

— Я…

Мой голос, с трудом пробивающийся сквозь сомкнутые губы, заставил Хёк Доджина остановиться.

Я смотрела на него, словно вросшая в землю, а затем сделала шаг вперёд.

Ещё шаг.

Медленно приблизившись, я прислонилась лбом к его спине и прошептала:

— Если я... буду жадной... если я чего-то пожелаю... вы сможете это исполнить?

Он отстранился и повернулся ко мне. Встретившись с его глазами, все сдерживаемые до сих пор эмоции вырвались наружу, словно горная река, разбивающаяся о скалы.

— Почему вы... почему вы так добры ко мне? Почему так заботитесь обо мне? Разве вы не ненавидите меня за то, что я прячусь за вашей спиной? Разве я не отвратительна из-за того, что обманула вас? Почему вы такой добрый? Почему вы говорите со мной таким тёплым голосом? Почему?!

Дыхание стало прерывистым от нахлынувших чувств. Тёплая рука, словно успокаивая меня, ласково коснулась щеки. В ту же секунду в голове с оглушительной ясностью прозвучали слова, которые я сама себе бросила, глядя на отражение в рубине.

— …Почему вы так красиво улыбаетесь? Именно поэтому... именно из-за вашей прекрасной улыбки… я ещё сильнее не хочу умирать.

Я мечтала. Желала. Хотела схватить и крикнуть, что он — мой. Но для этого требовались смелость и эгоизм.

Смогу ли я? Не буду ли жалеть? Ведь в итоге, когда придёт зима и меня похоронят в холодной земле, он останется один. Зная, какую боль приносит утрата, могу ли я быть эгоисткой? Вот почему, принимая все его надежды, я не могла ничего сказать.

Я вспоминаю то утро, когда проснулась в солнечных лучах и увидела перед собой спящего мужчину. Он посмотрел на меня затуманенным взглядом, заметил неплотно задёрнутые занавески и, закрыв их, мягко мне улыбнулся.

Возможно, тогда. Именно в тот момент я полюбила этого мужчину. А может быть и раньше. Но с того момента моё сердце забилось быстрее.

Я много раз кричала, что хочу жить для себя. Но никогда не говорила, что хочу умереть ради другого.

Хёк Доджин знал, что значит искренне улыбаться ради чьего-то счастья. Он умел так улыбаться. И эта улыбка была так прекрасна, что я не могла просить большего.

Зная, какую боль принесёт ему моя смерть, зная, что смерть — это конец, а не обещание будущего… Я не могла заставить его идти по этому пути.

— Вы действительно плохой человек. Даже когда я пытаюсь сдаться, отвернуться, отпустить... Вы снова и снова догоняете меня, снова берёте за руку, ведёте за собой, обнимаете… и даёте надежду. Рядом с вами, даже зная, что всё это закончится, я ненавижу себя за свою эгоистичность. И поэтому… ненавижу вас. Вы разрушаете мою решимость, мою готовность ко всему.

Его другая рука легла на мою шею.

Это тепло… заставляет меня жить.

— Поэтому… вы так дороги мне.

— Соволь…

— Лучше бы вы обращались со мной жестоко. Лучше бы мучили, пытали, заперли в безлюдном месте и медленно убивали. Тогда, по крайней мере, мне не было так больно оставлять вас! Почему вы делаете меня слабой?!

Я в отчаянии била его по груди. Я знала. Знала, что он ни в чём не виноват. Он просто обнимал меня.

Хотя я понимала, что поступаю подло, сердясь на такого мужчину, я впервые позволила себе каприз, позволила себе злость.

Я не знала, как выразить все эти чувства.

— Это вы… плохой…

Он бережно поднял моё лицо, с которого катились слёзы. А затем его губы мягко, медленно коснулись моих. Тепло. Нежно. В этом поцелуе я чувствовала его любовь, которая всегда давала мне силу жить.

Я ухватилась за его воротник.

Не хочу отпускать. Хочу быть с ним дольше. Хочу жить.

Ещё… ещё больше…

Наши дыхания слились. Я с трудом открыла рот, глядя на Хёк Доджина, который не сводил с меня глаз.

— Можно… мне быть жадной? Могу я кричать о своих желаниях? Могу быть эгоистичной? Могу злиться и требовать так много, что вы не выдержите? И всё же оставаться в ваших объятиях?

Он медленно кивнул, подавив тихий смешок, рвущийся наружу.

Даже услышав такое — он всё равно… улыбается.

Да, таким ты и был. Таким мужчиной… И именно поэтому я смогла это сказать.

Где-то раздался звук чего-то ломающегося. Я не знала, что это было, но в тот момент из моих губ сорвались слова, которые я никогда раньше не произносила.

— Я… хочу жить…

Потекли слёзы.

— Я не хочу умирать…

Я… Я всё ещё хочу жить.