Казалось, что уже начиналась ранняя зима — холодный осенний воздух, стремительно окутывая землю, быстро сменял день ночью. Когда пронизывающий горный ветер, от которого бросало в озноб, гнал людей обратно в жилища, посреди открытого со всех сторон тренировочного двора, сняв верхнюю одежду, в позе лотоса с закрытыми глазами сидел Хёк Доджин.
Даже будучи в неподвижном состоянии над ним клубился тёплый, словно исходящий от раскалённого предмета, воздух. По рельефным, выточенным изгибам тела капли пота скатывались, задерживались и снова стекали в непрерывном цикле.
В каждом коротком, едва заметном выдохе всё его внимание было направлено наружу, словно он пытался охватить весь этот мир. Над его головой возникали и исчезали пять разноцветных кругов. Пять первостихий [1]. Редкое явление, которое можно было увидеть лишь у мастеров, достигших определённого уровня.
Погружённый в медитацию и тренировку, Хёк Доджин почувствовал чьё-то присутствие и медленно открыл глаза. Как только его веки приоткрылись, он увидел вдали идущего человека. Не реагируя на пронизывающий холод, Доджин не пошевелился и спокойно встретил взглядом направляющегося к нему мужчину.
— Вы приближаетесь к вершине мастерства, молодой господин, — сказал подошедший Ман То, заместитель лидера культа. Он с удовлетворением и с одобрением смотрел на Доджина. Тот кивнул и встал со своего места. Ман То передал ему принесённую одежду и продолжил:
— Ваш прогресс поразителен. Вы уже совсем не тот, кем были десять лет назад.
— Этого всё ещё недостаточно, учитель.
— Хм, недостаточно? — Ман То сжал губы, не отрывая взгляда от надевающего одежду Доджина.
Сейчас Доджин уже преодолел барьер Абсолютной Тьмы, с которым не смог справиться даже нынешний лидер культа в его возрасте. Хотя до полного перерождения оставалось ещё несколько этапов, уже было ясно, что он станет сильнейшим главой в истории. Если бы Ман То сейчас скрестил мечи с Доджином, он не был бы уверен даже в том, что сможет просто устоять, не говоря уже о победе. Таков был уровень Хёк Доджина — достижения, немыслимые для его возраста.
— Чтобы бросить вызов тому человеку, этого всё ещё недостаточно.
— …
Противником, которого ему предстояло превзойти, был его отец, лидер культа Хёк Мухёк. Даже для Доджина это была почти непреодолимая преграда. Возможно, со временем всё решится, но будет ли это десять, двадцать, тридцать, а может и пятьдесят лет — никто не знал. К тому же время для всех течёт одинаково. Десять лет Доджина не станут одним годом для Хёк Мухёка. За этот период тот лишь станет сильнее, но никак не слабее.
— Не будьте так поспешны, молодой господин. Нетерпение — это яд.
— Я знаю.
Горькая улыбка Доджина заставила Ман То расслабиться. Он медленно подошёл к своему учителю, и они зашагали рядом.
— Говорят, готовится банкет.
— Сегодня услышал об этом.
— Я тоже, учитель. Они устраивают пир в мою честь, но узнаю я об этом меньше чем за неделю до события. Забавно, не правда ли?
— Что ж, их намерения очевидны.
Доджин бросил взгляд на Ман То и усмехнулся. Порыв ветра развеял его распущенные волосы.
— Вы планируете присутствовать?
— Конечно. Раз они сами хотят показать, кого мне стоит остерегаться, с какой стати я стану отказываться?
Доджин поднял глаза на загоревшиеся в небе звёзды. Его плотно сжатые губы медленно разомкнулись:
— Люди, кажется, не меняются. Время идёт, а они снова и снова совершают одни и те же ошибки, — Доджин едва заметно усмехнулся. — Я помню, и с матерью всё было точно так же. Под предлогом празднования дня рождения устроили пир, хотя ей было плохо. Под видом поздравлений они заставили её простоять три часа, не дав даже присесть. И знаете, кто смеялся тогда?
Хёк Доджин посмотрел на Ман То, который не мог вымолвить ни звука, и продолжил:
— Так называемая верхушка Демонического культа. Те, кто твердил, что сила — это всё. Среди них были и Нам Мандо, и Бёк Хасин, и почти все старейшины, не говоря уже о Сончхонджане. И что забавно — сейчас за этим стоят те же люди.
В голосе так и слышалась едва сдерживаемая ярость, а его распахнутая одежда развевалась на ветру. Холодный осенний ветер, казалось, не вызывал у него никаких эмоций.
— Трудно поверить, что те, кто провозглашает силу единственной ценностью, ведут себя настолько грязно и низко. Я до сих пор отчётливо помню, как они смеялись, глядя на страдания моей матери.
— …Я тоже помню, молодой господин.
— Я не верю в их слова о том, что они делают это для блага культа. Меня тошнит от их лицемерия. Они готовы отвернуться в тот же миг, как только их личные интересы окажутся под угрозой. Так что, учитель, я не стану терпеть их или пытаться понять.
— …
— В день, когда я потерял мать, я усвоил один урок, — на его губах появилась горькая улыбка. — Никто, кроме меня самого, не защитит то, что мне дорого.
За разговором они незаметно подошли к резиденции. Доджин завязал одежду и пригладил растрепавшиеся на ветру волосы. До самых покоев они не произнесли больше ни слова.
Подойдя к двери, он на мгновение остановился. Звуки шагов и шорохи, доносившиеся изнутри, вызвали на его лице лёгкую улыбку. Хёк Доджин мягко изогнул уголки губ и взялся за ручку.
— Я не намерен повторять ошибку, которую допустил с матерью. Никто не отнимет у меня Соволь.
Когда он открыл дверь, изнутри раздался радостный голос. Взглянув на лицо Соволь, он прошептал:
— …Даже если за ней придёт посланник ада.
***
Подготовка к банкету шла полным ходом. Чхо Хын, верная своему слову, принесла одежду на третий день после того, как сняла с меня мерки. В отличие от воздушного свадебного наряда, на этот раз она подготовила длинное платье из плотной тёмной ткани. Вышивка золотыми и серебряными нитями по тускло-чёрному цвету придавала изделию роскошный, торжественный вид.
Когда я примерила наряд с помощью Чхо Хын, мне вдруг показалось, что он чем-то напоминает одежду Доджина. От способа кроя, подчёркивающего линию шеи, до тканевого пояса на талии — всё напоминало его одеяния. Я спросила Чхо Хын, и она подтвердила мои догадки. Услышав, что она намеренно подобрала наряд, похожий на тот, что будет на Доджине, я невольно ахнула.
— Вам не нравится? — спросила она с беспокойством.
Я покачала головой. Наоборот, мне очень понравилось. Мне больше по душе аккуратный покрой, чем лёгкие, струящиеся платья. Этот банкет и так не был для меня желанным событием, так зачем ещё и неудобно одеваться? К тому же, мысль о том, что моя одежда будет перекликаться с одеждой Доджина, мне очень нравилась.
Проводя рукой по ткани, я представила, как стою рядом с ним в этом наряде.
— ...
Будем ли мы выглядеть как супружеская пара?
Я не собиралась жадничать и мечтать провести с ним больше, чем мне отпущено. Но пока я жива и могу ходить, мне хотелось бы стоять рядом с ним, как его жена.
Моё маленькое желание — чтобы, когда я надену эту одежду, люди видели во мне его супругу.
Пока я думала об этом, в комнату вошёл Хёк Доджин. Он уставился на меня с округлившимися глазами и вдруг улыбнулся.
— Молодой господин, как вам наша госпожа? Нравится?
Он некоторое время молча смотрел, затем его губы изогнулись в усмешке и он резко сказал:
— Мне не нравится.
— Что?.. — рядом прозвучал растерянный голос Чхо Хын.
Я была не менее удивлена его ответом. Неужели ему неприятно, что на мне похожая одежда? Он думает, что я копирую его стиль? И поэтому…
— Моя супруга настолько красивая, что мне просто не хочется, чтобы все на банкете глазели на неё. Это эгоистично, но я хочу, чтобы это было только для меня, — он обнял меня за талию, притянул к себе и мягко улыбнулся. — Моя жена удивительная. Вы всегда остаётесь собой — но каждый день я вижу в вас новые стороны. Вы обладаете обаянием, которое невозможно повторить.
Пока я замерла, поражённая внезапным проявлением чувств, Чхо Хын рассмеялась и быстро удалилась вместе с остальными служанками. Оставшись наедине, я неловко посмотрела на Доджина, который всё ещё держал меня в своих объятиях. Он мягко улыбался.
— Что-то случилось?
— Ничего.
— Но тогда почему вы вдруг…
— Разве нельзя — вот так, вдруг?
— Нет, но…
Я отвела взгляд от его губ и подняла глаза выше. Он смеялся. Неужели произошло что-то хорошее?
Пока я размышляла над его необычным поведением, он достал из кармана маленькую шкатулку. Немного отстранившись, он повернул её ко мне и осторожно открыл. Внутри лежало серебряное ожерелье. Пока я моргала, недоумевая, что происходит, Хёк Доджин достал из коробки украшение и поднял его. На конце я заметила красный драгоценный камень.
— Ожерелье из серебра с рубином.
— Зачем…
Пока я колебалась, он вынул украшение, отложил шкатулку и обвил руки вокруг моей шеи. Я почувствовала прикосновение холодного металла к коже и опустила голову, стараясь игнорировать его близость.
С тихим щелчком застёжки он произнёс:
— Как вам?
Его руки опустились на мои плечи, развернув меня к зеркалу. Доджин стоял сзади, улыбаясь. В отражении я увидела рубин, сверкающий на моей шее.
— Очень идёт, — мягко сказал он.
— …
— Я решил, что он будет идеально сочетаться с вашими белыми волосами, поэтому заказал его. Мастер говорил, что работа займёт много времени, но, к счастью, успел к банкету. Хорошо, что прибыл вовремя.
— Вы лично его заказали? — спросила я.
Он молча кивнул.
— Почему?
— Потому что подумал, что оно вам очень подходит.
— Но у меня и так уже много украшений. Одних только подарков от Доджина — уже десятки. Зачем вам было...
— Потому что, — мягко сказал он, обхватывая меня за плечи, — мне показалось, что именно это подойдёт Соволь больше всех остальных.
— …
— Я могу дать вам всё что угодно. Если вы пожелаете драгоценностей — я заполню ими весь дом. Если пожелаете весь мир — отдам вам весь мир. Можете быть жадной, можете капризничать. Если есть хоть одно желание — говорите. Просите что угодно.
Его рука медленно скользнула вниз и, дотронувшись до моей, лежащей на коленях, осторожно приподняла её. Он едва ощутимо коснулся губами моих пальцев и прошептал:
— Желания… иногда становятся той самой пищей, что помогает человеку жить.
Я молча смотрела на сверкающий в ожерелье рубин. Его ослепительное сияние было пугающе прекрасным — настолько, что мне показалось, будто оно слишком отчётливо отражает моё истинное лицо. Но в отражении я не улыбалась. Напротив — я злилась на себя.
Надежда…
Я знала, что не должна давать повода для надежды. Но стоит ему оказаться рядом — и слова застревают в горле. От этого собственного молчания, глядя на отражение в драгоценности, я злилась на себя.
Какая же я эгоистка…
Чего я на самом деле хочу?
Я не понимала себя — ни слова не говоря, я лишь безмолвно принимала его доброту.
Примечание:
1. Пять первостихий — это пять первоэлементов или стихий, которые, по представлениям даосизма, формируют мир. Они включают: металл, дерево, воду, огонь и землю.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления