Взгляд Хёк Доджина, до этого бесцельно скользивший по сторонам, внезапно остановился — резко, будто споткнулся. И в его глазах оказалась я, словно всегда там и была.
Он молча смотрел на меня, не в состоянии вымолвить и слова. Я тоже ничего не говорила, лишь смотрела в ответ. Он, вероятно, не понимал, почему я сказала такие слова. Я тоже не понимала.
Все знали, что первая брачная ночь — это особенное время. Время, когда двое становятся ближе, когда можно выразить самые сокровенные чувства, какие только возможны между мужем и женой.
Я с детства привыкла отказываться от многого: от еды, от сна, от красивой одежды, от учёбы… Даже от самой жизни.
Я давно смирилась с тем, чего у меня никогда не будет, и оставила мечты о несбыточном. Брак был одной из таких вещей. Для меня, обречённой на раннюю смерть, даже представить было невозможно, что кто-то полюбит меня по-настоящему.
Даже если бы кто-то и полюбил меня — я не смогла бы принять эти чувства. Ведь я знала: мне суждено оставить его одного.
Но чудесным образом в моей жизни появился Хёк Доджин. И то, что казалось невозможным, — замужество, муж — стало реальностью. А значит, и желания мои стали смелее.
Возможно, это было слишком эгоистично. Возможно, кого-то это даже оскорбило бы.
Я знала своё тело лучше, чем кто-либо другой: исхудавшее от болезней, лишённое женской привлекательности... Нет, даже человеческой привлекательности. Разве не эгоистично просить его обнять такое тело?
Но мне хотелось быть эгоисткой. Хотя бы перед смертью. Хотя бы оставить след — доказательство, что меня любили.
— Доджин...
Я тихо произнесла его имя. Его горячее дыхание коснулось моих губ, и он немного отстранился. Наконец, он заговорил:
— Почему вы смотрите на меня таким виноватым взглядом?
— Потому что...
Потому что я знала, что поступаю эгоистично. Я стиснула зубы, не давая словам вырваться наружу.
Хёк Доджин, глядя на меня, медленно сказал:
— Вам стыдно говорить мне такие слова? Или вы чувствуете вину?
— …
Его рука медленно поднялась, и он нежно провёл ею по моим волосам. Он мягко улыбнулся:
— Этот день наступит. День, когда я смогу обнять вас, слушать ваше дыхание, чувствовать вас рядом. Но сейчас — не время.
— Почему? Это потому, что я уродливая?
— Нет. Соволь ни в коем случае не уродлива. Вы настолько прекрасны и чисты, что я не достоин вас. Так что, прошу, не позволяйте себе таких мыслей.
— Тогда почему...
Я хотела спросить, но слова застряли в горле. Голова закружилась. Навалившееся опьянение принесло усталость. Я чувствовала, как силы покидают меня, и просто молча смотрела на него.
Хёк Доджин улыбнулся:
— Я не хочу, чтобы вы отдавали мне всё, будто у вас нет будущего.
— ...
— Я хочу всё. Вашу любовь, ваше сердце… и ваше тело. Но не сейчас. Когда придёт время, когда я смогу быть уверен, что, обняв вас, не причиню вреда, — тогда я сделаю это. Даже если весь мир будет против.
Я улыбнулась в ответ на его улыбку. Хёк Доджин, мягко рассмеявшись, приблизил лицо.
В тот миг, когда я почувствовала его дыхание, наши губы встретились. Это было мягко, нежно. Новое ощущение заполнило меня, и голова стала пустой. Я крепко обняла его за плечи.
Хёк Доджин медленно обнял меня, словно пытаясь расслабить моё напряжённое тело. Поцелуй длился, пока дыхание не стало сбиваться, и лишь тогда он медленно отстранился.
Глядя на его улыбку, я тоже улыбнулась.
— …Вы обняли меня.
— На этот раз — только так.
Я кивнула на его мягкие слова, уткнулась лицом в его грудь и закрыла глаза. В этом тепле я почувствовала, как все заботы исчезли, и смогла спокойно уснуть.
***
— …
Хёк Доджин молча смотрел на спящую Соволь. Несколько прядей её растрёпанных волос, едва касаясь, повисли у её губ.
Осторожно, с предельной деликатностью, он откинул их назад.
Боясь разбудить её, он двигался так бережно, как только мог. Когда волосы коснулись её кожи, Соволь слегка сморщилась, будто ей стало щекотно. Это выражение показалось Доджину таким милым, что он не удержался и тихо улыбнулся. Мягко коснувшись её сморщенного лба, он нежно разгладил морщинку.
Он долго смотрел на её лицо, осветлённое лунным светом — чистое, как у небесной феи. Улыбка медленно сошла с его губ, когда он вспомнил её слова.
«Ты… обнимешь меня?»
В её глазах тогда отразилось так много чувств. А эти слова были лишь малой частью того, что она чувствовала.
Он понимал: прежде чем произнести это, она, должно быть, долго сомневалась, терзалась. Но для него всё было ясно — он прочитал в её глазах всё. И от этого у него сжалось сердце.
Она просила обнять её не потому, что верила в счастье, а потому, что думала, будто будущего у неё нет.
Вот почему он не мог её обнять.
Даже если бы она была здорова — он всё равно не смог бы. Его грубая сила, подчинённая эмоциям, могла причинить ей вред. Она была хрупкой, словно могла сломаться от одного неверного движения. Её нужно было беречь. Хотя бы до тех пор, пока она не станет немного сильнее.
Он молча смотрел на неё, потом коснулся своими пальцами её губ, затем — своих. Мгновение… Короткий, но в то же время бесконечно долгий поцелуй.
Этот миг лишь укрепил его уверенность.
«Я не хочу её отпускать».
Он не мог отказаться от этого мгновения. Глядя на её лицо, он мысленно послал приказ.
[Ындо.]
[Да, господин.]
Голос отозвался в его сознании. Не отводя глаз от Соволь, он продолжил:
[Здесь слишком много крыс.]
[Простите. Я разберусь.]
[…Нет.]
[Простите?]
Он поднял руку, осторожно обняв Соволь за спину. Она чуть сильнее прижалась к нему и тихо вздохнула. Он замер, наблюдая, как её дыхание вновь выравнивается, а на лице появляется спокойное выражение.
Хёк Доджин долго смотрел на неё, потом медленно улыбнулся и вновь крепко прижал к себе.
[Я сказал, что не нужно разбираться.]
[Но…]
[В такой чудесный день нет смысла проливать кровь. Они ведь пришли не воевать, а всего лишь удостовериться. Так что обойдись без крайностей.]
[Понял.]
[И ещё.]
Ындо уже собирался исчезнуть, но Хёк Доджин остановил его.
[Отныне твоя задача — охранять Соволь. Поставь на кон свою жизнь. Если кто-либо, кто бы это ни был, посмеет навредить ей — пусть ответит сполна.]
Даже…
[Даже если это сам лидер.]
***
В Ляонине, в родовом поместье Моён, в просторном зале для боевых тренировок находился лишь один человек.
Мужчина с распущенными длинными волосами, обнажённый по пояс, словно не чувствовал пронизывающего холода. Он сидел совершенно спокойно, несмотря на студёный воздух, что стремительно врывался в помещение.
Услышав приближающиеся шаги, он медленно приоткрыл глаза. Во тьме сверкнул острый взгляд, устремлённый на дверь.
Через некоторое время дверь отворилась, и в зал вошла женщина средних лет.
— До.
Она обратилась к нему сокращённо — это был Моён До, ближайший кандидат на пост главы рода Моён, а женщина — его мать, Пёк Чихи.
Моён До безмолвно посмотрел на неё, поднялся с места и медленно подошёл. Одна из служанок, следовавшая за Пёк Чихи, сняла с вешалки верхнюю одежду и поспешила подать её молодому господину.
Он привычным движением надел халат, затем вежливо поклонился матери.
Пёк Чихи внимательно разглядывала сына.
Хотя он был её ребёнком, после ухода Моён Соволь ей стало трудно общаться с ним. Когда-то он был живым, открытым, даже ласковым. Но с тех пор, как Соволь покинула дом, весь его мир сузился до одного — до бесконечных тренировок.
Тренировки и только тренировки.
Прошло не так уж много времени — чуть больше полугода — но за это, казалось бы, короткое время Моён До добился ошеломительных успехов.
Он начал с невероятной скоростью осваивать две основные техники клана Моён, считающиеся его величайшим наследием. Среди ровесников ему уже не было равных, а в некоторых аспектах он даже превзошёл старейшин.
Эти достижения радовали как старейшин, так и нынешнего главу рода, Моён Данли, но вместе с тем вызывали и тревогу.
Они опасались, что, продолжая расти с такой скоростью, он в конечном итоге станет тем, кого уже невозможно будет контролировать.
Как бы ни был силён меч — если его невозможно направить, он становится опасным даже для владельца. Если Моён До взбунтуется, последствия будут ужасными. Именно поэтому все как могли старались сохранить его в равновесии.
Пёк Чихи была одной из тех, кто особенно старался. Пусть ей и было больно говорить о дочери, но терять и сына она не собиралась. Она прилагала все усилия, чтобы оставаться ему близкой.
— Что привело вас, мама? — произнёс он хриплым, низким голосом.
Пёк Чихи молча сжала губы, а потом медленно заговорила:
— Я пришла, чтобы сообщить тебе нечто важное.
— Что именно?
Она бросила на него внимательный взгляд, словно проверяя, как он воспримет сказанное, а затем продолжила:
— Это связано с Соволь.
Едва прозвучали эти слова, в потухшем взгляде Моён До вспыхнула жизнь. Пёк Чихи с болью наблюдала за ним.
«Он так её любил…»
Зная, что Моён До любил и лелеял Моён Соволь больше, чем кто-либо другой, Пёк Чихи почувствовала, как её сердце сжимается от боли. Но, не смея показать этого, она спокойно продолжила:
— Несколько дней назад пришло письмо.
— Что в нём?
Голос сына впервые за долгое время обрёл интонации. Эмоции проступали сквозь каждое слово.
— В нём сообщается, что Соволь недавно вышла замуж за младшего лидера Демонического культа.
— Замуж… — лицо Моён До окаменело.
— Всё прошло без происшествий. Говорят, она хорошо устроилась и привыкает к жизни там.
— Вот как… — губы его дрогнули и сжались. Пёк Чихи, не сводя с него взгляда, продолжила:
— В честь свадьбы из культа было прислано приданое.
— Приданое?
— Да. Я слышала, что они прислали значительную сумму денег и сокровищ…
— Где оно сейчас?
Его резкий тон удивил её. Пёк Чихи растерялась — обычно он был безразличен к вещам, а потому она не придавала значения этой части письма. Но реакция сына была неожиданно острой.
Смущённо она ответила:
— У уважаемого Моён Данли…
— Я сам схожу.
— Куда же ты собрался?..
Моён До криво усмехнулся, мельком взглянул на мать и тихо произнёс:
— Разве я не должен пойти и охранять?
— Охранять?.. Что именно?
— Приданое, присланное культом.
— От кого же ты собрался его охранять?..
— От кого же ещё? Конечно, от алчных старейшин и самого клана.
— До…
Лицо Пэк Чихи побледнело, когда она с тревогой позвала сына. Но он, казалось, не обратил на её переживания никакого внимания и невозмутимо продолжил:
— Эти деньги — выкуп за Соволь. Цена её жизни. Они не должны быть потрачены на нужды семьи — они должны быть использованы, чтобы спасти её. Я заберу их, куплю целебные лекарства и передам их Соволь.
Он прищурился:
— Если она ещё жива — мы сможем вернуть её. А если нет — всё равно заберём обратно. Ей… ей не место в этом далёком логове Демонического культа…
Он резко остановился, уставился на дверь, затем повернул голову к матери. Его глаза вспыхнули.
— Её место — рядом с семьёй. И со мной.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления