Онлайн чтение книги Неизлечимо больной второстепенный персонаж в романе о боевых искусствах The terminally Ill side character inside of a martial arts Novel
Глава 30

Существовало множество мнений относительно того, почему влияние рода Моён ослабло. Большинство сходилось во мнении, что с самого начала его существование было куда менее жизнеспособным, чем у прочих кланов и школ. И действительно — даже старейшины и прежние главы клана стремились не к восстановлению царства Янь, а лишь к возрождению рода. Но не это стало главной причиной упадка.

Решающими факторами оказались замкнутость клана и его расположение. Семья Моён обосновалась в Ляонине, далеко от центральных регионов Хэнань и Хэбэй, сердца Центральной равнины. Хоть Моён и считался одним из пяти великих кланов, он по-прежнему оставался вассалом императорской семьи Сон. Однако влияние Сон, едва достигнув Ляонина, резко ослабевало, а вторжения варваров с севера лишь усиливались, и всё больше людей покидало северные земли.

Поэтому набирать учеников в клан стало крайне трудно. С оттоком населения ослабла и торговля, а вслед за ней — и финансовое положение. Так что, хоть они и считались знатным родом, в последнее время даже клан Хванбо начал их превосходить.

В таких обстоятельствах решение выдать Моён Соволь за наследника Демонического культа оказалось довольно хитрым ходом. Они прислали неожиданно огромную сумму, и семья Моён не имела ни малейшего намерения от неё отказываться.

Моён Данли молча смотрел на лежащую перед ним Пилюлю Восстановления. Считалось, что одно её употребление дарует внутреннюю силу, равную десяти годам усердных тренировок — одно из величайших лекарств, известных в сектах. Да, дар был от Демонического культа, но запах… тот самый лёгкий аромат — всё указывало на то, что перед ним действительно настоящий артефакт. И это было ещё не всё. Приданое, переведённое в золото, оценивалось в тысячи монет.

Просматривая список, Моён Данли скользнул взглядом по старейшинам, оживлённо обсуждавшим, во что бы вложить эти средства.

— Предприятие по вооружённой охране грузов страдает от убытков. Что скажете на счёт расширения в Хэнане? Если расширить предприятие, которое уже работает в Хэбэе, и привлечь к делу клан Хванбо и школу боевых искусств Сорипса, думаю, они помогут.

— Неплохая идея, но лично я предлагаю вложиться в набор новых учеников. Как вы знаете, численность клана критически мала. Лучше подготовить достойных последователей — это вложение в будущее.

— Я согласен со словами старейшины Ким.

— …

— …

Все наперебой предлагали планы на будущее. Моён Данли слушал их с тяжёлым сердцем. Он сжал губы, чувствуя горечь.

«Никто даже не вспоминает о ней».

Никому не было дела, откуда пришли эти дары и какой ценой они были получены. И эти люди называли себя старейшинами праведного пути, лидерами клана Моён? Они так легко говорят о «жертвах ради великого». Моён Данли вздохнул.

Он провёл рукой по бороде и закрыл глаза.

«Как она там…? Всё ли хорошо?..»

Уходя, она даже не упрекнула его, не попыталась остаться. Она никогда не капризничала, вела себя не по годам зрело. Безропотно пила горькие лекарства, усердно тренировалась. Но из-за таинственной болезни ей пришлось отказаться от всего. Её судьба вызывала в нём жалость.

Пусть он и выгнал Моён Соволь с холодным сердцем, в глубине души он всё же сочувствовал ей. Как глава клана, он обязан был заботиться о роде — пусть даже ценой чужих страданий. Поэтому он был беспощаден. Но…

«Этот взгляд… я не могу его забыть…»

Время шло, а вопрос, правильно ли он поступил, всё чаще мелькал в мыслях. Он не мог уверенно сказать, что сделал верный выбор.

«Возможно, если однажды меня спросят, о чём я больше всего сожалею в жизни… я отвечу: о том, что не протянул руку той девочке в тот день».

Он закрыл глаза и вздохнул.

— Глава Данли, о чём вы задумались?

Моён Данли очнулся и посмотрел на старейшин. Они прервали обсуждение и уставились на него. А один из них — полный седой старик — посмотрел прямо на него и спросил:

— Вы себя плохо чувствуете?

Моён Данли перестал тереть бороду и уставился на него, затем усмехнулся.

— А ты, я смотрю, выглядишь очень довольным.

— Я?

— Что скажешь? Доволен? Ведь столько сокровищ почти даром досталось.

Лысый старик моргнул и, будто ничего странного не услышал, спокойно ответил:

— А разве вы не рады? Эти средства восполнят нехватку в клане. Так что, конечно…

— Хм. Вот как, значит…

— …Глава?

Старейшины, видя его недовольство, насторожились. Моён Данли с кислым выражением лица просматривал список.

— Золото, драгоценности, ямёнчжу, редкие эликсиры, мечи… Ценность всего этого даже невозможно оценить.

С этими словами он с глухим звуком закрыл список и перевёл взгляд на собравшихся:

— Вас, похоже, совсем не интересует, откуда это всё. Нет, вы все знаете. И всё же вы так равнодушно говорите о том, как это использовать…

— …

При этих словах старейшины замерли, а Данли тихо продолжил:

— Прискорбно…

Он встал. Несмотря на возраст, его движения были твёрдыми. Старейшины избегали зрительного контакта или опускали головы, но лысеющий старик, заговоривший первым, этого не сделал. Вместо этого он уверенно спросил:

— Эта девочка всё равно скоро бы умерла. Разве не стоит радоваться, что она принесла нам такие дары?

— Ха! То есть ты доволен, что семья Моён приняла помощь от девчушки, которой жить осталось всего ничего? Ты хочешь сказать, что у тебя нет гордости или самоуважения?

Старик нахмурился и повысил голос:

— Это уже слишком. Всю жизнь я усердно тренировался и служил клану. Да, у меня есть гордость. Но я также знаю — гордость клан не спасёт. Поэтому, даже зная, что я продал ребёнка, который скоро умрёт, я не могу не радоваться.

— Ха…!

— Кто может сказать, будет ли семья Моён существовать спустя полвека? Мы делаем, что можем. Поэтому…

Он потряс бумагами:

— Я приму всё это. Даже если вы назовёте меня мелочным человеком или стариком без чувства собственного достоинства — мне всё равно, если это поможет клану, господин!

Моён Данли не ответил. Где-то в душе он понимал, что тот прав. Потому и не мог упрекнуть его.

Лысый старик вздохнул и продолжил:

— И ещё… Хотя я не знаю, какие мысли у главы, но именно он... именно глава изгнал Моён Соволь. Это он безжалостно заставил её покинуть эти места, это он убедил присутствующих здесь старейшин, что так будет лучше.

— …

— Этот ребёнок… жалок, правда. Судьба, которая не позволила ей умереть рядом со своей семьёй... Конечно, это горько и печально. Но даже если все остальные так говорят, вам не подобает сожалеть. Разве это не ваше решение?! Если вы покажете слабость — это всё равно что опозорить её, ту самую девочку, которая без единого крика, без единой слезы приняла свою судьбу и ушла отсюда.

Закончив, старик тяжело и прерывисто дышал.

Данли не возразил. Потому что всё было правдой. Он сам её прогнал. Его сожаления уже ничего не изменят.

Он провёл рукой по лицу и тяжело вздохнул, посмотрел на стол, не произнеся ни слова. В комнате повисла тишина. Данли закрыл глаза, погрузившись в мысли.

И вдруг… он поднял голову — снаружи кто-то приближался. Раздался голос, дверь отворилась, и вошёл Моён До. За ним следовали стражи, но тот двигался уверенно, будто никто не мог его остановить.

Старейшины опешили. После обсуждения Соволь его появление было совсем некстати.

Моён Данли встретился с ним взглядом, а потом закрыл глаза.

— Это моё решение, и я должен нести ответственность. Но… старейшина Хён.

Все взгляды устремились к нему.

— А ты сам никогда не сожалел о содеянном? Мне жаль ту девочку. Жаль, что я, будучи главой, не защитил её. Но, как ты и сказал… даже если бы мне дали всё переиграть — я бы поступил так же. Поэтому…

Он взял бумаги из рук старика и передал их Моён До. Тот молча их принял.

— Наставник.

Моён Данли кивнул.

— Я не могу использовать всё это. По крайней мере, не сейчас. Давайте обсудим позже.

Он остановился у двери, оглянулся и тихо добавил:

— Когда я стану достаточно бесчестным, чтобы не чувствовать этой вины.