**Глава 46**
Летние дни пролетали один за другим.
В жилом комплексе Ваньюэшань, где произошло жуткое убийство, уже на следующий день жизнь вернулась в привычное русло. Люди спешили на работу, провожали детей в школу, вели свои дела... В первые дни у оцепленного дома ещё останавливались зеваки, но вскоре все перестали обращать внимание. А на третий день ленту и вовсе сорвали — мешала проходу.
Некоторые жильцы дома пока боялись возвращаться — место теперь считалось «нечистым». Время от времени у подъезда появлялись журналисты, делая репортажи. Окна квартиры 301 больше не светились по ночам.
Полиция несколько раз навещала родственников погибших. Се Хуэйфэнь, сестра Се Хуэйфан, с мужем временно жили у друзей. Они ждали поимки убийцы, но через несколько дней, если преступника не найдут, им пришлось бы вернуться на работу в другой город. Жизнь брала своё.
Их сын Ли Бижань провёл дома несколько дней, а затем вернулся в школу. Сначала одноклассники выражали сочувствие, расспрашивали. Когда он рассказывал, весь класс затихал, слушая с придыханием. Куда бы он ни пошёл, на него смотрели. Но интерес продлился недолго — вскоре он снова остался один. Молча учился, ел, спал. Учителя спрашивали, всё ли в порядке. Он отвечал: «Всё хорошо».
Прошло ещё два дня — наступил пятый день после убийства.
Оперативники, почти не спавшие всё это время, проверили всех местных воров-рецидивистов и недавно освободившихся преступников, углубились в изучение круга общения Се Хуэйфан. Но безрезультатно.
Подозреваемых не было. Никто из её окружения не имел ни мотива, ни возможности совершить преступление.
Убийца был хладнокровен, методичен, действовал быстро и знал основы следствия. Жестокий, бесчеловечный. Носил 39-й размер обуви, в день убийства был с рюкзаком (чтобы спрятать окровавленную одежду), использовал обычный кухонный нож, который так и не нашли.
Из-за оживлённости района и устаревших камер видеонаблюдения других зацепок не было. Но больше всего полицию сбивало с толку то, что в большинстве случаев между жертвой и убийцей есть хоть какая-то связь. Здесь же — ничего.
***
В этот день Дин Сюнвэй приехал с совещания в управлении, где получил взбучку от начальства. Вернувшись в районный отдел, он тут же отыгрался на подчинённых. Но всем было и так не по себе — каждый вымотался до предела.
— Капитан Дин, — устало спросила Фань Цзя, — что будем делать? Версия, что убийца — кто-то из знакомых, уже отпала. То, что это рецидивист — тоже не подтверждается, ничего не нашли. И что теперь, в каком направлении копать?
Дин Сюнвэй задумался:
— Сегодня все отдыхайте. Подумайте, как двигаться дальше. Завтра утром соберёмся.
Перед уходом Сюй Мэншань вдруг сказал:
— Может, это действительно случайное убийство?
Фань Цзя округлила глаза:
— Серийный убийца?
Юй Минсюй фыркнула:
— Откуда ж столько маньяков? Думаешь, все как Гу Тяньчэн?
Собирая вещи, она посмотрела в окно. Наступали сумерки, в городе зажигались огни, всё казалось таким спокойным и далёким. Убийца, возможно, сидел где-то среди этих огней, преспокойно скрыв все следы своего преступления. Юй Минсюй никак не могла отделаться от чувства, что в этом деле скрыто нечто важное. Что-то ускользнуло от их глаз — и, быть может, прямо у них под носом. Но пока тьма скрывала правду, оставляя лишь горечь и досаду.
Домой она вернулась после девяти. В гостиной горел только телевизор, освещая силуэт на диване. Юй Минсюй включила свет — Инь Фэн тут же вскочил. Она прошла мимо, направляясь в спальню.
Но проходя мимо дивана услышала, как он сказал:
— А Сюй проиграла.
Она бросила на него взгляд. Сегодня он был в жёлтой футболке и шортах, что ещё больше подчёркивало его светлую, почти прозрачную кожу. Глаза сияли от улыбки. Юй Минсюй показалось, что в таком виде он прямо источает наивную юность — будто вот-вот сок пойдёт*.
— Кто это сказал? — сухо отозвалась она.
— Последние два дня я внимательно следил за новостями по делу. Никаких подвижек. Да и твоё лицо, когда ты зашла, говорит само за себя, — ответил Инь Фэн.
Юй Минсюй лишь покосилась на него, села на диван. Он тут же пристроился рядом, их ноги почти соприкасались.
— Отодвинься, — недовольно сказала Юй Минсюй.
Он нехотя подвинулся… на пару сантиметров.
Юй Минсюй вздохнула:
— Ты был прав — линия с корыстным мотивом ничего не дала. Дело будто провалилось в ледяную прорубь — ничего не видно.
Мозг у Инь Фэна, конечно, работал по своим законам. Немного подумав, он сказал:
— А Сюй, ты когда-нибудь проваливалась в прорубь? Я — нет. Там, наверное, жутко холодно?
Юй Минсюй:
— …
Она достала сигарету, закурила и медленно затянулась.
Инь Фэн видел, как она курит, только в Тибете. С тех пор прошло уже много времени. Похоже, она снова чем-то обеспокоена?
В мягком вечернем свете её лицо казалось особенно выразительным. Держа сигарету между пальцами, она неспешно выпускала белый дым.
Инь Фэн заворожённо смотрел на неё. Юй Минсюй это заметила, вдруг усмехнулась и выдохнула клуб дыма прямо ему в лицо. Он закашлялся, но, увидев её улыбку, тоже рассмеялся.
Затем он закрыл глаза, поднял лицо и начал вдыхать дым, как будто ловил её дыхание.
Юй Минсюй подумала, что он сейчас совсем как щенок. Она потушила сигарету и шлёпнула его по голове:
— Не вдыхай дым, это вредно!
Он возмутился:
— Значит, чиновнику — поджигать можно, а простым людям — и лампу зажечь нельзя**?
— О, фразеологизмы освоил, — удивилась она.
На самом деле слова сами всплыли в его памяти. Он улыбнулся:
— Кажется, я становлюсь умнее.
Она рассмеялась, глядя в его ясные глаза:
— Ты прав, я проиграла. Может, ты действительно... Давай прогуляемся, обсудим дело.
Ночь уже опустилась на город. Они снова вышли на набережную у реки. Редкие фонари освещали путь, машины проносились мимо, речная гладь отражала блики, разбитые на осколки.
Юй Минсюй молчала, погружённая в свои мысли. А Инь Фэн тем временем играл в «наступни на тень»: если наступал на её голову — хихикал про себя, если на тень в районе её талии или груди — украдкой поднимал глаза и делал вид, будто ничего не произошло.
Наконец она заговорила:
— Версия с ограблением почти исключена. Но и твоя версия о мести тоже, похоже, отпадает. Как думаешь, насколько возможно, что это случайный убийца? Или серийный маньяк?
Разве Шерлок Холмс не говорил: отбросьте всё невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался?
Инь Фэн задумался:
— На данный момент, судя по его поведению, он не соответствует типичному психопату. Он организован, но не мучил жертв, не оставил особых «меток». Просто рубил без разбора. Получается, тщательно спланировал — чтобы бессистемно убить? Если это и вправду маньяк, то уж больно он без амбиций. Чего он вообще добивался? В процессе убийства он не достиг ни яркого удовольствия, ни ощущения ритуала.
Я не говорю, что у маньяков обязательно есть ритуалы. Но взгляни на Гу Тяньчэна — даже тот полупрофессионал общался с жертвами, мучил их... Поэтому, по-моему, на данный момент у нас нет поведенческих доказательств, позволяющих утверждать, что это дело рук психопата.
Его голос звучал чисто, глаза сияли. Будто он обсуждал не трупы, а выбор десерта.
«Эти слова говорит не он. Это говорит тот старик, что сидит внутри него», — подумала Юй Минсюй.
— Но… — сказала она, — если это не корысть, не страсть и не месть, и нет мотива, то что ещё остаётся?
Он прижал палец к губам, глядя в небо, затем улыбнулся:
— Одно его действие всё же кое-что выдало. А ты, А Сюй, это заметила?
* 嫩得要滴出水了 (nèn de yào dī chū shuǐ le) — досл. «нежный, молодой до такой степени, что из него вот-вот начнёт капать сок». Обычно фраза используется для описания чрезмерно свежих фруктов, а в данном случае, для описания юного, ухоженного, очень симпатичнного молодого человека, особенно если его кожа светлая, гладкая и чистая — как у «только что сорванного персика».
** 只许州官放火,不许百姓点灯 (zhǐ xǔ zhōuguān fàng huǒ, bù xǔ bǎixìng diǎn dēng) — досл. «только чиновнику позволено поджигать, а простым людям нельзя даже зажечь лампу». Эта поговорка выражает критику двойных стандартов и произвола власть имущих: тем, кто у власти, позволено абсолютно всё, даже дурные поступки, тогда как обычные люди ограничены даже в самых незначительных и безобидных делах.
Первоначально эта фраза возникла из реального исторического анекдота, который был описан в сборнике «老学庵笔记» («Записки старого учёного») знаменитого поэта и литератора Лу Юя (陆游, 1125–1210). Согласно этой истории, некий чиновник по имени Тянь Дэн (田登), крайне подозрительный и суеверный, запрещал жителям своего города произносить слова, созвучные с его именем — в том числе иероглиф «灯» (dēng — «лампа», омофон к «登» из его имени). Когда пришло время отмечать традиционный праздник фонарей, городские власти должны были вывесить объявление о разрешении зажигать фонари, но под страхом наказания слово «лампа» заменили словом «огонь». В объявлении значилось: «В нашем округе по обычаю в течение трех дней устраивается поджог» (имелось в виду — зажигают фонари). Это вызвало недоумение и возмущение жителей, которые в сердцах высказали: «只许州官放火,不许百姓点灯» — дескать, чиновнику всё можно, народу — ничего.Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления