**Глава 124**

Он склонился над ней, его губы почти касались её лба, и спросил:

— Почему ты сегодня вдруг… вдруг согласилась? Я правда… счастлив до смерти, А Сюй, ты не представляешь, как я счастлив…

Сердце Юй Минсюй сжалось от боли, она потрогала его лицо и ответила: 

— Дурачок, ты спас мне жизнь, и отныне она принадлежит тебе. Раньше ты всегда бежал за мной, теперь больше не нужно. Я буду ждать тебя.

Он помолчал некоторое время, пробормотав: 

— Значит, из благодарности… 

Затем внезапно наклонился и принялся покрывать её лицо поцелуями, хриплым голосом произнеся: 

— Неважно почему, теперь ты моя, ты не можешь передумать! Все слова должны сбыться!

Он уже дважды повторил «нельзя передумать». Сердце Юй Минсюй снова сжалось от горечи: «Неужели он так боится, что я снова его оттолкну?» Она хотела шлёпнуть его по голове, но не смогла из-за бинтов, поэтому лишь легонько ущипнула его за подбородок: 

— Не из благодарности. Не поэтому.

Он поднял на неё взгляд: 

— Тогда почему?

Эти ясные глаза внезапно заставили Юй Минсюй отвести взгляд.

Вместо ответа она спросила: 

— А ты? Почему ты так хочешь, чтобы я была твоей?

Почему…?

Хотя голова Инь Фэна ещё болела, глядя на неё, в его сознании пронеслось множество образов: их первая встреча в Тибете, когда он, ничего не понимая, выполз из спального мешка и увидел её чистые и мягкие глаза; он сидел в подъезде, а она, хмурясь, вышла и позволила ему войти в её жизнь; полная темнота перед глазами, лишь ощущение её нежной ладони, её поцелуй, накрывший всё его существо; и ещё, когда они с напарником курили, не в силах даже заплакать, а он мог лишь смотреть на неё через стекло.

С каких пор он, когда-то робко трепещущий перед этим миром, перестал всего бояться, даже смерти?

Только потому, что появилась она.

Эти слова сами вырвались наружу, его глаза наполнились слезами: 

— А Сюй, потому что я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя.

Юй Минсюй замерла, просто глядя на его полные слёз глаза.

Решив сегодня отдать себя ему, она приготовилась к тому, что в будущем, возможно, будет разбита вдребезги. Обратного пути не было. А он произнёс эти слова.

Он и правда уже познал любовь. Она понимала.

У неё защипало в носу, слёзы, которые она прежде подавила, снова выступили. Внезапно она почувствовала, что он как ребёнок, но и она тоже. В этом мире только они двое, вместе. Это чувство поддержки и опоры друг в друге она сохранит в своём сердце.

Она сказала: 

— О, правда?

Инь Фэн кивнул: 

— Это не просто симпатия, не просто зависимость, не что-то другое. С кем-то другим — нельзя, никто другой в этом мире не подойдёт. Я люблю только тебя, обожаю тебя, я готов умереть за тебя — лишь бы ты любила меня. Лишь бы и ты любила меня.

У Юй Минсюй из глаз покатились слёзы, но она тут же вытерла их. Обняв его, она прижалась головой к его плечу. Сердце Инь Фэна уже переполнялось безмерной радостью и бесконечной нежностью, и они так и сидели, обнявшись.

Спустя некоторое время он услышал её тихий шёпот: 

— Юй Инцзюнь, дальше… давай будем идти медленно, проживая каждый день хорошо. У меня теперь есть только ты…

———

Было то самое утро, когда осень ощущалась особенно остро. Несколько полицейских в аккуратной форме и фуражках уже прибыли в траурный зал.

Юй Минсюй тоже пришла. Из-за травм она шла немного медленнее, но спина была прямой, когда она стояла среди группы коллег. Инь Фэн находился рядом с ней в строгом чёрном костюме, словно настоящий зрелый и надёжный мужчина.

Время пришло.

Начальник провинциального управления Дин Сюнвэй тоже прибыл. Он шёл впереди вместе с начальником управления Хуайчэна и городским руководством, лица всех были строгими и печальными. Юй Минсюй видела, что всегда холодные глаза Дин Сюнвэя тоже покраснели, и в её сердце поднялась странная смесь чувств.

Прощание с телом.

Первый поклон, второй поклон, третий поклон. Минута молчания.

Среди присутствующих в основном были мужчины, и в толпе слышались сдавленные рыдания. Юй Минсюй уставилась на кончики своих ботинок, слёзы ручьём текли по её лицу, она почти не могла поднять голову, чтобы взглянуть на портрет усопшей. Через некоторое время Инь Фэн с покрасневшими глазами протянул руку и обнял её. Она прижалась лицом к его груди, и все её рыдания утонули в его объятиях.

Сюй Мэншань, в отличие от Юй Минсюй, не прятался в последних рядах, а стоял в первом ряду за родственниками. Он выглядел как молчаливая ледяная гора, не издавал ни звука, просто стоял там вместе с родителями Фань Цзя.

В жизни случаются важные перемены, ведущие за собой наше перерождение и взросление. С этого момента мы во многих ситуациях становимся более молчаливыми, но и более твёрдыми. Всё это приходит за одну ночь. Просто иногда цена оказывается слишком высокой. Настолько высокой, что отныне и на всю жизнь мы ощущаем нескончаемую боль.

Только проводив родителей Фань Цзя, забравших урну с прахом, до машины, полицейские стали возвращаться на свои посты. По делу отца и сына Дэнов предстояло ещё много работы. Чжэнь Чжаоци тоже ещё не пойман. Ушедшие уже ушли, как бы горько ни было, они даже не могли остановиться надолго, могли лишь продолжать делать свою работу.

Юй Минсюй пока не оправилась от травм, и Дин Сюнвэй приказал ей отдохнуть ещё два дня перед возвращением на службу. Но она не хотела оставаться в больнице, предпочтя выздоравливать в гостинице, каждый день просматривая новые показания и дополнительные материалы дела.

В тот день, вернувшись из траурного зала в гостиницу, Юй Минсюй действительно была измотана, рана на спине ныла. Она вошла в комнату и сразу легла. Инь Фэн неотступно следовал за ней. Повязку с его головы уже сняли, остались лишь несколько кусочков марли. Других травм у него не было, он почти полностью восстановился.

О том, что они вместе, Инь Фэн сразу же сообщил Чэнь Фэну. Тот, удивившись, порадовался за них. В такой момент Чэнь Фэн, естественно, не стал заходить к ним, а быстро ретировался в свою комнату.

Инь Фэн подошёл к кровати и посмотрел на лежащую Юй Минсюй. Она сняла фуражку, но форму ещё не успела снять. Лицо было бледным, во всей её мужественной красоте сквозила хрупкость, что вызывало у него и нежность, и боль. Он упёрся руками по обе стороны от неё — почему-то в последнее время ему очень нравились различные позы, когда он как бы «окутывал» её собой — и спросил: 

— Ты устала?

Юй Минсюй кивнула.

— Хочешь поспать?

Она снова кивнула.

— Тогда я помогу тебе раздеться.

В этот момент она была послушна, как ребёнок. Она слегка приподнялась, он стянул рукава и помог ей снять пиджак. Под ним была полицейская рубашка. Её фигура была стройной, но грудь туго натягивала ткань, и Инь Фэн не смог удержаться, чтобы не посмотреть несколько раз.

Юй Минсюй это заметила: 

— Куда уставился?

Инь Фэн просто наклонился и поцеловал то место прямо сквозь рубашку: 

— Смотрю на своё.

Тело Юй Минсюй слегка дрогнуло, она повернулась на бок спиной к нему. Инь Фэн укрыл её одеялом и, не в силах уйти, снял пиджак и тоже лёг рядом с ней. Теперь она наконец-то его не отталкивала. Он подложил руку под её голову, обнял её и почувствовал, что действительно счастлив до смерти.

Через некоторое время он наклонил голову к ней, но она слегка отвернулась, не позволяя ему смотреть. Он коснулся её лица — оно было мокрым от слёз.

Инь Фэн помолчал, прижался щекой к её щеке и тихо спросил: 

— Всё ещё тяжело?

Вообще, после ухода из траурного зала голова Юй Минсюй была пустой. Она даже пыталась заставить себя не вспоминать о Фань Цзя, но вскоре улыбающееся лицо бывшей сослуживицы снова возникало в сознании, и слёзы текли сами собой. Все слёзы, что она не пролила за более чем десять лет, кажется, пролились за эти два дня.

— Возможно, — вяло ответила она.

— А Сюй, не думай об этом. Чрезмерная скорбь только вредит здоровью. Тебе нужно двигаться вперёд, это дело ещё не закрыто, — сказал Инь Фэн.

Горло Юй Минсюй сжалось: 

— Я понимаю.

Утром, уходя, Юй Минсюй не открывала шторы, свет тоже не включала — в комнате было темно, словно тихой и тёплой ночью. 

Инь Фэн проговорил крайне искренне: 

— Если мы немного приласкаем друг друга, это отвлечёт тебя, и будет не так тяжело.

Юй Минсюй наконец рассмеялась. Она ещё не успела согласиться, а он уже перевернулся, забрался на неё и начал целовать.

«Этот парень… становится всё смелее», — лениво подумала Юй Минсюй.

Но то, что он сказал, и правда было верно. После крайней скорби человек всегда пребывает в прострации. И если в этот момент находится кто-то, полный обожания, нежности, с сердцем, преисполненным благоговения, целует и ласкает тебя, постепенно возвращая к жизни… Твоё тело наконец постепенно согревается и начинает трепетать. Он искренен, как ребёнок, но твёрд, как мужчина.

На этом пути, залитом кровью и полном терний, рядом с ней часто простиралась тьма. А она и её товарищи были подобны молчаливым каменным изваяниям, охранявшим это место. И в один прекрасный день могли пасть.

Она давно понимала, просто не желала признавать, что он — её лунный свет. Чистый, ясный, искренний, всегда следующий за ней. Она жаждала этого лунного света: лишь под его лучами, его утешением, её сердце не очерствеет, её душа не станет ещё более холодной и болезненной. Сейчас она могла дышать как живой человек, а не уйти вслед за боевым товарищем.

Он и правда полностью захватил внимание Юй Минсюй. Всё её тело горело, то чувство смятения и непреодолимости, что он вызывал в ней раньше, снова захлестнуло её. Он держал её руки, она лишь ненадолго отвлеклась, а он уже добился огромного прогресса — расстегнул большую часть пуговиц на её рубашке и лицом почти залез внутрь. Даже пальцы на ногах у Юй Минсюй задрожали, она дёрнула его за ухо, поднимая вверх.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

Его голос был совсем хриплым:

 — А Сюй, могу я сейчас… заняться с тобой любовью?

Юй Минсюй смотрела ему в глаза. Сейчас она лишь хотела отпустить себя, забыть обо всём, последовать за ним, забыв о смерти. Она отпустила его ухо, рука упала на простыню, голос был ещё тише, чем у него: 

— Да.