**Глава 50**
Эти слова заставили всех присутствующих полицейских поднять головы. Юй Минсюй тут же спросила:
— И что ответил Сюй Цзяюань?
Цзян Минсюань понизил голос:
— Сюй Цзяюань сказал… что тоже прирежет Лю Жоюя.
Видя, что никто из полицейских не говорит, он поспешно добавил:
— Это… просто просто брошенные в сердцах слова. Все говорят такое, но кто всерьёз станет убивать? К тому же через пару дней они помирились, даже вместе ездили в город играть в игры и ужинать. Да и сегодня вечером Лю Жоюй был с нами, никуда не выходил.
Полицейские переглянулись.
Инь Фэн, долго молчавший, вдруг спросил:
— А что делали вы и Лю Пин, когда Сюй Цзяюань издевался над Лю Жоюем?
Все взгляды тут же устремились на «важную шишку». Но, видя, что сама Юй Минсюй даже бровью не повела, молча разрешая ему задавать вопросы, полицейские не стали его перебивать.
Цзян Минсюань потупился:
— Мы… ничего не делали.
Инь Фэн надул губы, выражение лица у него стало на редкость серьёзным:
— Вы не вмешивались, потому что не хотели, или потому что тоже участвовали в травле?
Цзян Минсюань растерялся:
— Э-э… какая там травля? Все просто шутили. Ну, он мелкий, вот мы его и дразнили, играли так…
Инь Фэн покачал головой, взгляд стал ледяным:
— Он младше вас, и это даёт вам право насмехаться, помыкать и угрожать? Почему взрослые так легко прощают себе издевательства над детьми? Только потому, что лишь перед ребёнком такие, как вы, чувствуют свою силу?
Воцарилась тишина. Цзян Минсюань не нашёлся с ответом. Юй Минсюй взглянула на Инь Фэна — он явно злился, лицо покраснело, глаза сверкали. В этот момент и не скажешь, что он слегка с придурью.
———
На востоке уже занималась заря.
Юй Минсюй вышла из сельского дома подышать воздухом. Ночные зеваки разошлись по домам досыпать. Улочки посёлка погрузились в тишину. Та шумная, пёстрая толпа — где с урбанизацией и наплывом мигрантов перемешались и достойные, и сомнительные люди* — ещё не успела проснуться. Длинная улица наконец обрела спокойствие сельской глубинки.
В душе у неё было пусто, но в то же время — тягостно. За последние дни погибли четыре человека, двое из них — дети. Оба дела сначала казались простыми, с очевидными направлениями расследования, но в итоге зашли в тупик.
Дело семьи Се Хуэйфан застопорилось. Не было ни явного мотива мести, ни подозреваемых, версия ограбления тоже отпала. Она соглашалась с выводом Инь Фэна: либо они что-то упустили, и убийца среди уже опрошенных, либо это психически нездоровый незнакомец, который убил Се Хуэйфан, чтобы выплеснуть ярость.
А текущее убийство, от которого ждали быстрого раскрытия… Любой опытный следователь сказал бы, что преступник почти наверняка из ближнего круга знакомых. Но первичный опрос показал: у всех, кто близко знал покойного, есть алиби. Камеры наблюдения и показания соседей подтвердили — трое соседей не выходили из дома всю ночь. А место убийства — пустырь, поблизости нет камер, и пока не найдено ценных улик.
Полиции оставалось лишь расширять круг подозреваемых и продолжать поиски.
Юй Минсюй тяжело вздохнула и вернулась в дом.
Светало**. Группа спускалась по лестнице — троих соседей по комнате предстояло доставить в участок для детального допроса. Юй Минсюй окинула их взглядом. Выражения лиц у всех троих были один в один***: подавленность, замкнутость, напряжение. Ничего подозрительного. Её взгляд задержался на Лю Жоюе. После этого случая его «карьера» несовершеннолетнего рабочего точно закончилась. Коллеги уже связались с его семьёй, но, похоже, никто не спешил приехать за ним.
Инь Фэн шёл последним. Увидев Юй Минсюй, он тут же подбежал к ней:
— Где ты была? Я тебя искал!
— Вышла проветриться.
— Почему без меня?
— Ты же был занят важным делом.
Инь Фэн почесал затылок, вспомнив, как увлёкся, даже не заметив её ухода. Это его расстроило.
— Я не хотел тебя игнорировать! — тут же затараторил он, следуя за ней, как пчела за цветком. — Я просто задумался! Больше так не буду!
Юй Минсюй подумала: «Да ради всего святого, делай так чаще». Но вслух сказать этого нельзя — сей красавец сразу обидится. Она лишь усмехнулась:
— Расследование — это интересно, да?
Инь Фэн расплылся в улыбке:
— Вполне.
Она неожиданно добавила:
— Думаю, ты скоро восстановишь память. Поздравляю.
Инь Фэн замер, прикусив губу, и смотрел ей вслед, не отрываясь — а она даже не обернулась. Что-то неприятно защемило в груди. Догнав её, он фальшиво-равнодушно бросил:
— Ха!.. Да я даже не помню, что ел сегодня утром! Какая уж тут память?
Но Юй Минсюй лишь улыбнулась, не выражая ни веры, ни недоверия. Инь Фэн вдруг осознал, что она вечно видит его насквозь. Хотел бы сопротивляться, но не мог. Надув губы, он подумал: «А Сюй слишком злая! Прямо как большой серый волк… вечно играет с моими чувствами!»
Из-за этой обиды по возвращении в участок Инь Фэн почти не разговаривал с Юй Минсюй. Но та и без него была занята — следователи, вымотанные до предела, свели воедино первичные данные по делу, поручили коллегам продолжать расследование и попадали спать, кто где мог.
Лишний час сна — уже победа. Не железные же.
Юй Минсюй достала раскладушку, обычно пылившуюся в углу, разложила и рухнула на неё. Инь Фэн, не участвовавший в бумажной работе, отдыхал в соседней комнате. Через стеклянную перегородку он наблюдал, как она спит, свернувшись калачиком, с рассыпавшимися волосами — совсем как маленькая девочка. Из рукава выглядывали тонкие пальцы. Он разглядывал их, и его злость неожиданно растаяла. Инь Фэн даже почувствовал, какой он, оказывается, молодец: раз Юй Минсюй не извиняется — он сам справится со своей обидой.
Затем его глаза лукаво блеснули — он развернулся в кресле, скопировал позу Юй Минсюй до мельчайших деталей и закрыл глаза.
Проснулись уже после полудня, все жутко проголодались, а впереди ждал новый напряжённый день. Юй Минсюй махнула рукой:
— Пошли поедим нормально где-нибудь! Каждый платит за себя.
* 鱼龙混杂 (yú lóng hùn zá) — чэнъюй, досл. «рыбы и драконы вперемешку», классическое выражение, обозначающее хаотичную ситуацию, в которой смешались достойные и недостойные, хорошие и плохие люди, и где трудно отличить одно от другого. Эта идиома восходит к древнекитайским представлениям и мифам, где дракон был символом силы, власти, благородства, а рыба — обычным существом, символом простоты и заурядности.
** 东方已露出鱼肚白 (dōngfāng yǐ lùchū yúdùbái) — досл. «на востоке уже показалось белое рыбье брюхо», образное описание момента на рассвете, когда небо на востоке начинает светлеть — бледно-белая полоска света напоминает белое брюхо рыбы.
*** 如出一辙 (rú chū yī zhé) — чэнъюй, буквально «будто вышли из одной колеи», используется для описания внешнего или внутреннего сходства, особенно удивительно полного. Выражение из произведения южносунского учёного Хун Мая (1123–1202): он приводит пример с четырьмя знаменитыми военачальниками из разных эпох, которые в молодости имели успехи, но в старости потерпели поражение из-за гордыни и легкомыслия. Он описывает их ошибки как 如出一辙 — «как если бы они вышли из одной колесной колеи», то есть полностью похожи по характеру и судьбе.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления