Глава 141
***
Привет! Здесь в свободном доступе можно послушать аудиоверсию главы:
***
Прибыл автобус. Из окна автомобиля Леон наблюдал за тем, как эта женщина, а за ней и Макгилл, скрылась внутри.
- Поезжай за ним.
Водитель послушно двинулся вслед. Не сводя глаз с автобуса, едущего по извилистой проселочной дороге, Леон задумался.
Это был знаменательный день. Тот, что войдет в анналы истории, как день падения цитадели повстанцев Бланшара, а в личную летопись Леона Уинстона будет вписан, как день безоговорочной капитуляции крепости под именем Грейс Риддл.
Он заранее забронировал номер в близлежащем отеле. После пары столь утомительных, холодных и трудных дней женщина сможет, наконец, хорошенько отдохнуть. Этим вечером он, держа ее в своих объятиях, откроет шампанское.
Боевое развертывание сил было завершено. Городок Блэкберн, по сути, уже находился в окружении.
Группой военных под видом путешественников была разведана внутрення обстановка. Готовясь к Сочельнику, городишко был охвачен праздничным настроением. Они без вариантов окажутся застигнутыми врасплох.
Среди личного состава было распространено описание внешности женщины с предупреждением не нападать на нее, поскольку она - двойной агент, а так же распоряжение, что в случае обнаружения, ее безопасность становится приоритетной задачей.
Итак, все приготовления были завершены. Оставался последний нюанс перед началом операции по зачистке.
Предательство Грейс Риддл.
Леон давно с нетерпением ждал момента, когда эта женщина станет предателем на глазах у сотен своих товарищей.
Любит ли она его, нет ли, рядом с ней не останется никого, кроме него.
По мере приближения времени "Ч", ему становилось все труднее сдерживать смех.
Грейс. Благодать. Женщина, которая когда-то была погибелью, теперь, согласно значению ее имени, обернулась благодатью.
Леон улыбнулся, радостно вознамерившись положить все, что у него было, к ногам той, что приготовила ему лучший в жизни подарок на Рождество. Это была улыбка от предвкушения победы.
Густой хвойный лес, деревенские домишки с покрытыми мхом крышами, стада овец, пасущихся на склонах гор, и переливающаяся в закатном свете река.
Автобус неуклонно следовал по знакомому ландшафту.
Вскоре после пересечения старого железного моста над рекой из-за леса показался острый шпиль церкви. Это было место, на которое Грейс за всю свою жизнь насмотрелась до тошноты.
Автобус остановился. Лишь двое сошли на безлюдной остановке в этой тмутаракани.
"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЛЭКБЕРН".
Миновав старую табличку на въезде в город, Грейс решительно зашагала дальше.
Издалека чуть слышно доносился звон колоколов и рождественские песнопения. Затем появились дома, чьи крыши были увешаны гирляндами с разноцветными лоскутками. В холодном воздухе витал слабый аромат печенья и глинтвейна. Это был дух праздника, которого ей так не хватало.
По мере приближения к площади перед церковью, она одного за другим встречала жителей городка. Каждый из них, словно позабыв о своих делах, замирал и изумленно пялился на Грейс.
Когда кто-то возвращался в родную гавань, всякий раз устраивался праздник. Однако, никто не чествовал ее возвращение из мертвых.
Родная гавань?
Грейс вдруг рассмеялась.
Звучит забавно. Никто здесь не считал ее ни семьей, ни товарищем.
Внезапно слово "товарищ" тоже ее развеселило, и она снова засмеялась.
Их целью декларировалось создание общества, где все были бы равны, а потому они называли друг друга товарищами, утверждая, что это способствует равенству внутри революционной организации.
Однако, в системе, где все были равны, правом оказаться за круглым столом старейшин обладали лишь члены нескольких семей, которые входили в актив прошлой революции. Иными словами, это была наследственная преемственность.
Они ранжировали людей, выступая за уничтожение классов. И занимались сегрегацией, провозглашая всеобщее равенство.
Наконец-то перед ней открылись эти противоречия. Грейс двадцать шесть лет была слепа.
- Монархическое общество погрязло в коррупции и бюрократии, но я, по крайней мере, не пытаюсь это отрицать. Вы же, мятежные крысы, продажны до мозга костей, но прикрываетесь лозунгами о равенстве. Какое лицемерие.
Так и есть. Он прав.
Лицемеры, прикидывающиеся чистенькими снаружи, но совершенно гнилые изнутри.
- Я сказал, что соблазнение - это грязно, но не говорил, будто ты грязная.
Снова в точку. Уж кто грязный, так это они.
В конце концов, лишь Леон Уинстон говорил правду.
Как смешно. На самом деле, смешно.
Внезапно осознав, что соглашается со словами своего врага, Грейс усмехнулась своим мыслям.
Враг. Но она больше не революционер.
Впрочем, эти тоже к революции отношения не имеют.
Тот человек был прав. Восстание, которое вершится по воле небольшой группы и без поддержки народа не может называться революцией, это просто бунт.
Вот же, а она-то мнила себя апостолом справедливости.
Грейс поняла, что справедливость, которой она посвятила всю свою жизнь, на самом деле, суть предубеждение.
Она смеялась и плакала одновременно, так что местные, проходившие мимо, смотрели на нее, как на умалишенную.
Ей просто не верилось, что она приняла все эти муки только лишь для того, чтобы защитить таких лицемеров. Глупее не придумаешь.
- И это все ради товарищей... Не следует ли нам как можно скорее избавиться от пропаганды, застрявшей в твоей голове, и прекратить приносить напрасные жертвы?
Прав, прав. Тысячу раз прав.
Перед ее глазами предстал простор. Грейс, наконец, добралась до городской площади.
Чем ближе она подходила к центру площади, тем громче становились звуки рождественских гимнов и отчетливее слышались радостные возгласы людей.
Посреди площади перед церковью была установлена огромная ель. Украшенное разноцветными лентами и ярко горящими свечами дерево венчала большая звезда, а у его подножья стояла статуя Девы Марии с новорожденным Младенцем на руках.
Один за другим собравшиеся перед елкой люди узнавали Грейс и, прекратив петь, начинали перешептываться. Она намеренно распахнула полы пальто, демонстрируя свой живот.
Некоторые из застывших лиц бросали на нее порицающие взгляды. В день чествования Младенца Спасителя, рожденного на свет непорочной девой, они смотрели на деву с младенцем внутри, отдавшую свою непорочность ради их спасения, как на блудницу.
Оглядев их, Грейс подняла вверх руку, сжатую в кулак.
Пришло время осудить истинных грешников.
Указывая пальцем на каждого, она выкрикивала обвинения так, чтобы ее слышал весь городишко, нет, чтобы четко расслышал тот, кто повергнет все в ад.
- Оборотни! Ты, и ты, ты тоже! Все жители этой дыры - подельники!
Удивление на лицах оборотней постепенно сменилось на гнев и возмущение. В тишине затянувшегося неловкого молчания позади нее послышались быстрые шаги.
Обернувшись, она увидела, как военврач, преследовавшая ее, сунув в рот свисток, который висел у нее на шее, побежала за угол. Грейс продолжала смотреть туда, где исчезла женщина, словно ожидая появления всадника Апокалипсиса в Судный день, когда кто-то схватил ее сзади, явно пытаясь увлечь за собой.
- Грейс!
Это был Джимми.
Бледное, понурое лицо обратилось к ней.
- Ха-ха...
Она думала, что рассвирепеет, увидев его физиономию, но ее первой реакцией оказался смех. За два года это лицо совсем не изменилось.
Он был все тот же. А ее вот так искорежило.
Когда резкий звук свистка прорезал небо, Джимми оттащил Грейс к ближайшему зданию - городскому залу собраний. Она покорно последовала за ним. Поскольку на то и рассчитывала.
- Матерь Божья... - спрятав лицо в ладонях, запричитал Джимми, как только завел ее внутрь и захлопнул за ними дверь.
Все в точности соответствовало рассказу Нэнси. Дорогая одежда и прекрасный цвет лица Грейс нескромно вещали о том, с каким комфортом та проводила время в королевском свинарнике.
"Да еще и королевский поросенок..."
Он поморщился, углядев за полами мужского пальто на ней округлый живот, который, очевидно, вынашивал потомство того жадного дьявола. Ему вовсе не хотелось видеть ее такой.
Не в силах справиться с болью, он закрыл глаза и принялся выговаривать ей:
- Я же сказал тебе не приходить. Если старейшины узнают...
Шлеп!
Его лицо словно пронзила молния.
- Трусливая псина.
Грейс обеими руками схватила Джимми за грудки, пока он, обескураженно глядя на нее, потирал ладонью ударенную щеку.
- Ты, верно, не одну женщину подложил под кого надо, коли даже меня заставил соблазнить врага.
В ответ на обвинение он вздохнул и заблеял примирительным тоном, словно успокаивая истеричную бабу:
- Грейс, ну я же говорил, что наша работа гораздо грязнее и постыднее, чем ты себе представляешь. Приходится чем-то жертвовать.
- О, да. А твоя роль заключается в том, чтобы, сидя в безопасности и покое этого Богом забытого места, жертвовать этим чем-то. Так что ли? Нет, это не жертвенность! Это - жертвоприношение!
Однако, он, очевидно, и не собирался ничего переосмысливать. Отвечая на утверждение Грейс о принуждении к соблазнению, Джимми начал оправдываться тем, что все было добровольно и по согласию, а он, как лидер, не имел иного выбора. Это было совершенно отвратительно.
- Ну, конечно. А теперь ты скажешь, что главная причина того, что не мог ничего с этим поделать, - так велели старейшины, да? И какой же ты, к черту, лидер?
- Грейс, прошу, угомонись...
- Чудовище.
- ...
Смотрящие на Грейс глаза враз опустели, словно Джимми и помыслить не мог услышать подобное в свой адрес из ее уст. Очевидно, всю жизнь творя произвол, он ощущал себя разящим мечом справедливости.
- Ты - чудовище. И это грязное логово чудовищ не должно существовать.
В тот момент, когда сквозь стиснутые зубы был оглашен ее вердикт, за дверью, словно ржание лошади под всадником, раздался визг колес автомобиля по дороге. Песнопения, которые уже казались бесконечными, вдруг оборвались, уступив место крикам.
Стали раздаваться выстрелы.
***
Здесь вы можете поблагодарить меня (но это необязательно):