Глава 162
- Но, на самом деле, ты должна быть довольна. Ведь тебе нравится моя внешность. Остается молиться, чтобы характер был не в меня.
Да мне без разницы! Я сваливаю. И оставляю все свое прошлое. А с ним и тебя, и твоего ребенка.
Грейс хотелось кричать, но голос не шел к ней.
- А колыбель, кстати, смотрится в пыточной лучше, чем я думал.
В пыточной? Удивленная этими словами, Грейс, оторвав взгляд от мужчины, огляделась вокруг. Черный потолок, черные стены, из которых торчат хищно разинувшие пустые браслеты кандалы и наручники и металлический стол, грани которого ярко бликуют на свету.
"Как такое возможно?"
Она пребывала в камере пыток.
Бряц-звяк.
Пошевелив руками и ногами, Грейс ахнула от до боли знакомого звука и тяжести. Обернутые цепями, ее конечности оказались прикованы кандалами к односпальной кровати в пыточной.
- Что за... Освободи немедленно! Освободи меня! А? Ну, пожалуйста! - взмолилась она в конце концов.
Однако, мужчина, даже не взглянув в ее сторону, продолжал сюсюкать с малышом, который не переставая вопел.
- Ты обещал мне совершенно иное! Не ты ли сказал, что больше не станешь меня запирать?
- Обещание было на случай, если бы ты соизволила послушно вернуться.
- Когда это ты говорил такое?
Иди к черту! Ты, проклятый...
- Сукин... сын... Эх!
Грейс открыла глаза. Перед ней появился потолок, оклеенный обоями с пальмами, и она облегченно выдохнула. Это была квартира. Не пыточная.
Уже уверившись, она еще раз настороженно оглядела комнату. К счастью или, скорее, к удивлению, ни следа этого человека не обнаружилось. Но даже убедившись в полной безопасности, Грейс не сразу смогла унять собственное дыхание, холодком касающееся кончика ее подбородка.
- Даже во сне этот чертов ублюдок...
Кошмар был настолько жутким, что ее сорочка насквозь промокла от пота. Вытерев лоб, Грейс убрала с него прилипшую прядь волос и опустила свой взгляд в изножье кровати.
Там, в люльке, все еще надрывался младенец. Глядя на детскую кроватку, обитателя которой даже не было видно из-за белоснежных текстильных бортиков, Грейс медленно поднялась. Вчера вечером, сразу после родов, все ее тело пульсировало, словно было кем-то избито, но после полноценного ночного сна она чувствовала себя намного лучше.
Подойдя к кроватке, она заглянула внутрь и спросила:
- Ты чего?
Ребенок, который, вероятно, тоже немало утомился и всю ночь проспал, как убитый*, теперь, очевидно, ожил и, дрыгая ногами, истошно орал. Грейс проверила - подгузник не был мокрым.
(*П/П: Извините, звучит очень грубо, но увы, это чувства Грейс - она пытается оттогнуть малыша. '죽은' - мертвый.)
"Видно, голод подкрался."
Она прошла на кухню и навела в детской бутылочке немного молочной смеси. Выудив кричащего младенца из люльки, Грейс направилась к креслу у окна. Избегая держать на руках, она положила ребенка к себе на колени и лишь слегка приподняла его головку, чтобы дать бутылочку.
- Нет... А в чем дело? Что не так?
Она все подсовывала ему бутылку, но малыш постоянно выплевывал соску, совершенно отказываясь сосать. Должно быть, его совсем одолел голод, поскольку сопротивляясь, он продолжал отчаянно махать руками и заходился в плаче так, что его личико побагровело.
- Ладно, извини, что припозднилась. Перестань ругаться и покушай, мм?
В надежде, что ребенок поест, когда перестанет плакать, убрав бутылочку, Грейс взяла его на руки, чтобы успокоить, но это не помогло. Отчаявшись после многочисленных тщетных усилий, она решилась на то, чего действительно не собиралась делать.
- Ха... Чудо чудное.
Грейс посмотрела на малыша, который притих, как только закусил кончик ее груди, и вздохнула с облегчением.
- Совсем не идет...
Прошлым вечером акушерка предупреждала ее об этом, настаивая на кормлении грудью. Однако, молока почти не было, да и процесс оказался не из приятных. Поэтому Грейс принесла детскую смесь, чтобы им с ребенком не мучить друг друга.
- Как все сложно.
Позади нее раздавался слабый шум волн, а из сомкнутых рук - причмокивание крошечного рта, энергично сосущего грудь. Грейс, наблюдая за умиротворенным чадом, глубоко вздохнула.
- А почему ты такая кроха?
Дитя казалось слишком маленьким и легким по сравнению с весом, который отягощал ее беременное чрево.
Покрепче прижав к себе, Грейс с бо́льшим чувством обняла маленькую грудную жизнь.
- Ну в чем твое преступление?
Родиться - не грех. Рождение всегда случается по чужой воле.
Вина лишь на том, кто корысти ради зачал этого ребенка, на ней, той, что сначала была поймана за совершением преступления, и на всех тех, кто обманом вовлек ее в запрещенную деятельность.
Так что вовсе не из ненависти она старалась держаться отстраненно от этого малыша. Но лишь из сожаления. Грейс уже прочувствовала суть большей части терзаний и внутренних конфликтов, описанных в дневнике ее матери.
- И что мне с тобой делать?...
Она еще не сообразила, как ей следует поступить с ребенком, поскольку была полностью сосредоточена на том, чтобы благополучно разрешиться, не будучи пойманной тем человеком.
Просто сплавить куда-нибудь. Просто, да не совсем.
Грейс чувствовала, что единственным способом получить искупление для нее было обеспечить маленькому человечку безоблачное и самое обычное будущее. Однако, перед ней встала проблема - она не могла решить, по какому пути стоит пойти, чтобы именно такое будущее ожидало ее* ребенка.
(*П/П: Ее! ЕЕ ребенка! Грейс, ты справишься!)
Было лишь три варианта: отдать тому человеку, оставить в детском доме или самой найти подходящую приемную семью.
У нее вовсе не было уверенности, стоит ли отдавать малыша этому мужчине. Ребенок был зачат им исключительно ради того, чтобы связать ее. Грейс беспокоило, как он станет обращаться с тем, кто не выполнил своей функции.
Оставить дитя в приюте явилось бы для нее самым простым выходом, но весьма опасным для самого ребенка.
Она пощекотала нежную щечку кончиком пальца, и малыш открыл глаза.
Темно-голубые.
Перепроверив цвет глаз ребенка, она вздохнула. Из дневника своей мамы Грейс узнала, что при рождении у нее были такие же глаза. Это означало, что и глаза этой детки могли стать бирюзовыми, как у нее самой.
Что, если кто-то из оставшихся адептов Бланшара все еще работает по детским домам, и эта кроха попадет к ним в руки? Подобное даже представить было страшно.
Просто заглянув в его глаза, они поймут, что это их с Уинстоном ребенок. Его могут использовать, чтобы отомстить этому человеку или как предмет торга в переговорах с роялистами.
Ко всему, это не мальчик, а девочка. Грейс не могла допустить, чтобы малышку постигла та же участь, что и ее.
- Вот правда, что мне с тобой делать? Мм? Ответь. Что бы ты сама выбрала? - поинтересовалась она у младенца, расфокусированными глазенками взирающего на нее.
Тельце в руках Грейс было столь же лёгким, сколь тяжким беспокойство, сдавившее ее сердце.
- Понятно, сама не знаешь?
Грейс пришла к единственному верному ответу.
Она самостоятельно найдет людей, которые будут замечательными родителями для девочки.
Даже если ее глаза станут бирюзовыми, что тому мужчине, что повстанцам будет непросто отыскать ребенка, спрятанного в одном из многочисленных домов этого королевства. Малышка будет расти в обычной семье, любящая и любимая, и никогда не узнает, что ее появление - результат ненависти и интриг.
Да будет так.
По крайней мере, это лучше, чем наоборот.
Укачивая младенца на руках, Грейс снова и снова повторяла:
- Это наилучший исход.
Мужской голос в ее голове возражал, пытаясь в чем-то переубедить:
- Ты ведь уже знаешь мой план.
Молчи. Ты должен быть несчастлив.
º º º
На холодном металлическом столе лежало тело. Полностью укрытое белой тканью, судя по размерам и угадывающимся очертаниям, оно принадлежало женщине.
Мужчины безмолвно стояли над трупом, пока неловкое молчание не прервал какой-то человек, вероятно, сотрудник морга.
- Это роженица, которая сегодня днем умерла от послеродовой горячки. Я связался с вами, поскольку она явилась в больницу одна, без сопровождения мужа или кого-то из родственников, а это соответствовало описанию пропавшей без вести из объявления о розыске и...
Мужчина осекся, не закончив свое объяснение. Снова воцарилось неловкое молчание. Бросив короткий взгляд на тело, накрытое белой тканью, Леон тут же поднял глаза, и его рот дернулся. И сотрудник морга, и Кэмпбелл стояли с мрачными лицами. Словно патологоанатом уже вынес ему окончательный приговор.
Почему они скорчили такие мины еще до того, как он ее увидел?
Хмыкнув, Леон кивнул доктору. Это был приказ снять ткань, закрывающую лицо, но сотрудник морга заколебался и поднял свой взгляд. В его глазах была жалость.
- Почему вы так на меня смотрите? Женщина под этой тряпкой...
Она не может быть его женщиной. Наконец, терпение Леона лопнуло, он самостоятельно одернул саван, и тогда окончательный приговор стал смертным.
- ... Грейс.
В тот момент, когда он собственными глазами увидел, что жизнь Грейс оборвалась, закончилась и его собственная.
Какая ирония.
Ее бирюзовые глаза помутнели, поскольку свет жизни в них полностью погас. Он это понимал, но не мог поверить до тех пор, пока патологоанатом не выпустил из тела всю кровь, Леон продолжал изумленно взирать на ее чуть посиневшее лицо, когда Кэмпбелл исчез снаружи, увлекая за собой служащего морга.
Надолго замерев после того, как остался в одиночестве, Леон внезапно расхохотался.
***
Здесь вы можете поблагодарить меня (но это необязательно):