Глава 171
В отличие от улицы, на вокзале было весьма многолюдно, поскольку приближалось время отправления первого утреннего поезда. Оказавшись внутри, Грейс безучастно взглянула на часы и направилась к билетным кассам. Несмотря на избавление от тяжкой ноши, ее походка не стала легче - каждый шаг давался с трудом.
Она купила билет в третий класс на поезд до Ньюпорта, откуда отправлялся лайнер. Устремившись прямиком к платформе, Грейс притормозила у телефонной будки.
Может, позвонить, чтобы кто-нибудь вышел и забрал малышку, оставленную у двери?
Не простудится ли она от долгого пребывания на холоде? А вдруг этот человек не удосужится вскрыть отправленное ему письмо, и обслуга, решив, что это просто подкидыш, отправит ее в приют? Нет, что если случайный прохожий украдет кроху?...
Прокрутив внутри себя множество нелепых страшилок, Грейс глубоко вздохнула и отвернулась. Голова пусть болит у этого человека. С того самого момента, как она его оставила, этот ребенок более не имеет к ней отношения.
Нет же. На поверку, никогда и не имел.
Стиснув зубы, она сказала себе, что это не ее дело, и поплелась дальше с опущенной головой, будто в чем-то провинилась. Дойдя до платформы, Грейс подняла свой взгляд - у перрона ее уже ждал поезд до Ньюпорта. Ровно пятнадцать минут до отправления.
Она подошла к вагону третьего класса и, словно в трансе, замерла перед распахнутой настежь дверью. Ее рука безотчетно теребила пустышку в кармане.
- Ай!
- О, Боже, прошу прощения.
- Ах, ничего страшного.
Ее оттеснила толпа, и она, наконец, очнулась. Сообразив, насколько жалко выглядит, Грейс залилась румянцем. И лишь тогда она нашла в себе силы, забежав в вагон, сесть на поезд.
В отличие от первого и второго, в вагонах третьего класса не было отдельных купе, и пассажиры просто занимали приглянувшиеся места, стараясь сесть друг от друга подальше. Задвинув свой саквояж под ближайшее к выходу сиденье, Грейс расположилась у окна.
Она вернулась к собственным планам на будущее. Думая, что если у нее получится начать новую жизнь, она ни за что больше не станет заводить детей, Грейс вынула руки из карманов и сосредоточилась на стратегии проходжения погранично-паспортного контроля.
- А-ба-ба-а...
Услышав детский голос, она по привычке обернулась в сторону источника звука. Через дверь позади нее в вагон вошла молодая пара. На руках у женщины был ребенок.
К тому времени салон вагона был уже довольно полон, а потому семейство не стало ходить далеко и уселось прямо напротив нее.
- Доброе утро.
- Да, доброе. - приподняла уголки рта Грейс, безотрывно глядя на малыша.
- Дороти, поздоровайся с тетей. Доброе утро.
Взяв детскую ручку, женщина в приветственном жесте помахала ею.
- ... Привет, Дороти. Да ты красавица.
Малышка, что озадаченно уставилась на Грейс, на вид была того же возраста, что и ее дочь.
Ну нет. Моя-то дочь развивается куда быстрее, уже приближаясь месяцам к семи-восьми.
Мужчина, сидевший рядом, достал из сумки и протянул жене яблоко. Девочка, кряхтя, замахала ручонками, пытаясь схватить его.
Моя дочь тоже часто озорничает.
Когда эта мысль вдруг пришла ей в голову, сердце Грейс упало.
Моя дочь...
О чем она вообще? У нее нет дочери. Стиснув зубы, Грейс закрыла глаза. Но уши, увы, закрыть было невозможно.
- А-ба-а...
Непрерывное гуление чужого ребенка в ее голове постепенно превратилось в родной голосок:
- А-бу-бу...
Это случилось всего несколько часов назад, когда Грейс после долгого катания с боку на бок наконец-то смогла уснуть. Услышав детский зов, она открыла глаза и увидела фигурку малышки, освещенную тусклым светом уличного фонаря, проникающего сквозь ткань штор, которая стояла в кроватке, держась за бортики. Впервые она самостоятельно встала у опоры.
- Бу-у...
Слово "мама" было неведомо крохе. Поэтому, когда хотела позвать Грейс, она округляла свои губки до размера вишенки и издавала странный воркующий звук. Если продолжать в том же духе, надувая и лопая слюнявые пузыри, Грейс прибежит и вытрет тебе рот. Эта умница давно смекнула, что так можно привлечь к себе внимание гораздо эффективнее, чем заливисто рыдая.
- Кхе-хе!
Их глаза встретились, и детка во весь голос рассмеялась. При этом снизу во рту, точно у кролика, обнажилась пара зубов.
В другой день она поспешила бы подняться и обнять кроху, но, увы, не сегодня. Несмотря на то, что малышка сделала огромный рывок в развитии, самостоятельно встав, Грейс, продолжая трупом лежать в постели, задала ей жестокий вопрос:
- ... Я тебе нравлюсь?
Единственный человек, который заботится о тебе, это я. Но то лишь до поры. И только поэтому - да. Но ты мне не нравишься. Так что...
- А ты мне нет.
А теперь детка забудет ее. Ведь у нее есть отец, богатый и могущественный. Поэтому воспоминания о той, у кого не нашлось ни любви, ни возможностей, ни даже дома, скоро канут в Лету.
Девочка не только внешне и характером уродилась в отца, было еще кое-что, что доставляло Грейс дискомфорт.
Кое-что, что раздражало в ней так же, как и в том человеке.
То самое бремя вины, что давило на Грейс каждый раз, когда мужчина проявлял к ней свои чувства, она ощущала и по отношению к ребенку.
Грейс только и думала, как бы избавиться от этого дитяти, но оно всякий раз впивалось в ее объятия, словно уютнее местечка в целом свете было не сыскать. Это было крайне обременительно.
Она лишь надеялась, что, оставив ребенка, избавится и от этого тягостного ощущения.
Детское личико раздражающе замерцало перед ее плотно закрытыми глазами. Грейс еще сильнее стиснула зубы.
Как ненавистна была ей гладкость этих пухлых розовых щечек. Она ненавидела теплый, солнечный запах ребенка, его светлое, улыбающееся личико, и когда оно искажалось уродливой гримасой рыданий. Кто бы только знал, сколь болезненно ощущалось то тепло и благодать, которые она испытывала, держа это дитя в своих объятиях!
Поэтому она не вернется за ним. Никогда.
У меня своя жизнь. У меня своя жизнь.
Словно заклинание Грейс твердила себе это, как вдруг...
Пи-и-ик.
С платформы послышался звук свитка. Люди принялись спешно грузиться по вагонам, и вскоре начали захлопываться двери.
- У-уа-а-а!
В этот момент малышка, что сидела напротив, заревела, испугавшись громкого шума.
- Хнык...
Грейс заплакала вместе с ребенком. Ее глаза широко распахнулись, но слезы затмили ей зрение, и она больше ничего не видела перед собой.
На самом деле, смотреть дальше было невыносимо.
Вскочив со своего места, она резко вытащила саквояж из-под сиденья и, проталкиваясь сквозь людей в проходе, направилась к выходу.
Поезд тронулся ровно в тот момент, когда Грейс, широко распахнув дверь вагона, спрыгнула на перрон. Окружающие, должно быть, подумали, что она рехнулась, но ей было решительно все равно. Она лихорадочно продиралась сквозь толпу, заполонившую платформу.
Ту-у-у.
Раздался протяжный гудок, и к противоположной стороне перрона, извергая клубы пара, подкатил черный локомотив. Грейс уже покинула вокзал, когда ночной поезд с южного направления окончательно остановился.
- К городской резиденции графа Уинстона, и, прошу вас, поживее! - выпалила она, поймав такси.
Во время поездки водитель то и дело поглядывал на нее, но Грейс лишь смотрела прямо перед собой, а из ее глаз лились слезы.
- Быстрее, быстрее. - продолжало судорожно вслух торопить ее тело, в то время, как разум тихо корил изнутри.
Грейс, тебе следует оставить прошлое позади и жить своей жизнью.
Но что, черт побери, есть моя жизнь?
Она задала себе самый главный вопрос.
Как ни крути, ясно было только одно - ее жизнь никогда не будет полноценной, если в ней останутся лишь воспоминания об этом ребенке, лишь только воспоминания.
Всхлипнув, Грейс стиснула зубы.
Леон Уинстон, гребаный ты ублюдок. Судя по всему, этого ты и добивался.
Если это действительно часть твоего плана, то это грандиозный успех. Ты гений. Мне не удастся окончательно стряхнуть с себя твои следы.
Снова всхлипнув, она вытерла рукавом слезы, застилавшие ее зрение.
И если все так, ей стоило давным-давно отдать ребенка ему. Так почему же она тянула до сих пор? Грейс и сама не знала.
Малышка была весьма капризной, но такой жизнерадостной. Всякий раз, когда она заливалась громким смехом, Грейс шикала на нее.
Не смейся. Мне это не нравится. И ты мне не нравишься, поскольку так похожа на него.
На самом деле, кроха всегда смеялась в ответ на смех самой Грейс. Даже понимая это, она изо всех сил продолжала убеждать себя и шипеть на малютку.
Почему слово "красавица" так легко вылетело из нее в адрес чужого ребенка, но так трудно было сказать его своей детке? Грейс ни разу не говорила девочке, которая была милее всех прочих младенцев на свете, что она - красавица. Более того, малышка оставалась безымянной уже более полугода со дня своего рождения.
Слезы вновь хлынули из ее глаз.
***
Здесь вы можете поблагодарить меня (но это необязательно):