Онлайн чтение книги Записки расхитителей гробниц: 9 "Волчье логово Куньлунь" Grave Robbers' Chronicles
44 Волчье логово Куньлунь 9-44 "Нефритовый метеорит"

盗墓笔记续9

 

После слов Толстяка мне немного полегчало, хотя мы просто подбадривали друг друга. Был бы Угрюмый Молчун и правда жив, я через десять лет без колебаний отправился бы туда, как и договаривались. Но то, что меня больше всего пугает — он уже погиб где-то в Чанбайшане, погребён под бескрайним снегом и, возможно, стал кормом для обезьян. О таком исходе... даже думать невмоготу...

Толстяк закончил говорить. Я вздохнул и сказал:

— Дела с братишкой пока отложим в сторону. Давай поговорим о твоих.

Толстяк, услышав меня, аж заскрежетал зубами от избытка чувств и процедил:

— Эта история как ребёнок без матери — в двух словах и не расскажешь.

Я ответил:

— Тогда убери всё лишнее и оставь только суть.

Толстяк хлопнул себя по ляжке:

— Перейду к главному. Я провёл в Банае больше полгода и постепенно успокоился. В конце концов, все мы когда-нибудь умрём. Раз с Юньцай не суждено, она ушла, стоит ли убиваться и изводить себя? Осознав это, я засобирался в Пекин, к тому же подумал, что давно не связывался с тобой, собрался позвонить и сообщить, что возвращаюсь. И вот, как-то вечером, я только достал телефон, сижу на кровати, готовясь душевно поговорить с тобой. Угадай, что случилось? Ещё даже номер не набрал, только взял трубку, поднял голову, как вдруг в окне вижу мертвецки-бледное лицо! Оно таращилось прямо на меня! От испуга я швырнул в него телефоном!

Учитывая львиное сердце и тигриную храбрость Толстяка, испугаться настолько — это редкость. Я спросил:

— Призрачное лицо? Оно прилипло к твоему окну посреди ночи, чтобы посмотреть, как ты раздеваешься и проветриваешь свой божественный жир, или чтобы увидеть, как ты косплеишь Спящую красавицу?

Толстяк пришёл в ярость:

— Слушай, паршивец. За год, что не виделись, ты нахватался сарказма. Если бы это и правда был призрак, посмевший подглядывать за великолепием Толстяка, прибил бы лопатой к чертям. Но ты догадался, как выглядело лицо?

Меня осенило:

— Вэньцзинь?

Толстяк цокнул языком:

— Твой мозг ещё способен на что-то. Верно, твоя дражайшая тётка Вэньцзинь! Я так был ошарашен, что чуть не подпрыгнул. Она призрак или человек? Вдруг она уже превратилась в проклятую и пришла ко мне свести счёты... В итоге, она действительно, как проклятая, прямо через окно влезла в мою комнату и уставилась глазищами, не обмолвившись ни словом. Я уж было схватил стул, чтобы с ней подраться, но тут твоя Вэньцзинь улыбнулась и говорит: «Привет, толстячок! Давно не виделись». Что за «давно не виделись»? Мы же абсолютно точно по разные стороны бытия. Она совершенно не выглядела так, будто пришла по мою душу, поэтому я попытался надавить на её чувства, обратившись к голосу разума, и стал ей втолковывать:

— Тётя Чэнь, какими судьбами? Вы же отошли в мир иной внутри нефрита. За этот год обжились на том свете, нет? Хотите, я с Наивняшкой вам денежку сожгу для загробной жизни? Может, чего-то не хватает? Пришли бы во сне — и все дела, чего уж самим физически беспокоиться!

На этом моменте моя голова уже начала пухнуть. Я не выдержал и поспешил перебить Толстяка:

— К сути, к сути!

Толстяк покосился на меня с презрительной миной на лице и воскликнул:

— Наивняш! Сколько раз я втолковывал тебе: идти надо шаг за шагом, есть кусок за куском, а говорить — фраза за фразой! Слова, выпрыгивающие из уст Толстяка, — это квинтэссенция, накопленная за полжизни. Каждое слово и предложение несёт глубокий революционный смысл. Будь это кто-то другой, я бы его послал. Но ты, проклятье, ещё смеешь жаловаться на мою болтовню. Не хочешь слушать — не слушай. Гаси свет и спать. Я продолжу видеть сны о Юньцай!

Я остолбенел от его нотаций, мозг не мог переключиться. В итоге я растерянно спросил:

— Эээ... что?

Толстяк, с лицом, выражающим досаду, что железо не становится сталью, и смотря на меня со скорбью и гневом, сказал:

— Товарищ Наивняш, ты безнадёжен. Ничего, когда ты от тупости помрёшь, папочка Толстяк зальёт твой гроб расплавленным железом, чтоб ты случайно не ожил и не натворил бед.

Я огрызнулся:

— Не неси чушь. Это тебя надо, чёрт возьми, залить! Можешь рассказать всё одним махом? Цедишь по чайной ложке. Пук... пук... пук, будто газы сдерживаешь. Тебе самому не надоело так тянуть?

Толстяк наградил меня презрительным взглядом и сказал:

— Товарищ, прошу повысить свой уровень образования и не бросаться такими словами, как «пук» и «кака»! К добру или худу, ты единственный студент в нашей железной тройке. Не мог бы ты соответствовать немного репутации? Не позорься!

Я в сердцах готов был пробить лбом стену. Жирдяй ты этакий! Наверное, один в горах совсем намолчался, а теперь, встретившись, изливаешь весь накопившийся поток красноречия. Я понял, что с Толстяком творится что-то неладное. Обычно он треплется не меньше, но чувствует грань. А тут явно перевозбудился и чешет языком почем зря.

Я решил сначала поискать причины его психологического состояния. Встреча товарищей — это хорошо, но проблемы внутри — очень-очень плохо. Поэтому я сказал:

— Толстяк, хватит нести чепуху. В позапрошлом году в ресторане «Лоу Вай Лоу» ты мне говорил, что победа революции зависит от твёрдой цели и единства группы. Почему-то мне кажется, что твоя нынешняя форма слегка отдаёт расколом. Давай, колись, что тебя так задело!

Толстяк удивлённо уставился на меня, а потом похлопал себя по щекам, будто что-то вспомнил. Через некоторое время он ответил:

— Не зря говорят, что одна фраза способна пробудить спящего. Товарищ Наивняш, выложу как на духу. Толстяк долго терпел. Ты и представить не можешь, каково это — торчать в этих горах в одиночку уже почти десять дней. Мать твою, как говорится в пословице, даже у пука есть эхо. Здесь же не увидишь и тени призрака. Я чуть было не эволюционировал в снежного человека.

Услышав такое от Толстяка, я похлопал его по плечу и сказал:

— Как бы то ни было, даже в самые трудные времена мы всё же встретились. Красная армия не боится трудностей дальнего похода, сонмы рек и тысячи гор — сущий пустяк. Пройденные страдания — это закалка, грядущее светло и безоблачно.

Толстяк тут же вытер лицо, крепко схватил мою руку и выпалил:

— Наивняш, да ты вырос! Похоже, за этот год, пока меня не было, ты серьёзно подналёг  на изучение революционного духа героев сопротивления японцам. Я так доволен, что настигни меня сейчас смерть, упокоюсь с миром.

Я едва не подавился собственной слюной. Какой ещё революционный дух? Всё, что я сказал, — не его ли, Толстяка Вана, слова? Просто сейчас я вовремя вернул ему его же фразочки. Каким боком это превратилось в "глубокое изучение"?

Меня наконец-то осенило: Толстяк после десятидневного одиночества временно находится в состоянии аффекта от встречи с революционным соратником по оружию. Чем больше я с ним болтаю, тем сильнее он распаляется. Я сбросил его лапу и вытянулся на покрытом шкурой полу, сказав:

— Гаси свет, спать.

Услышав это, Толстяк встрепенулся и поспешно выпалил:

— Эй-эй! Наивняш, тебя не заботит твоя тётка Вэньцзинь?

Я флегматично ответил:

— Забота в душе, а не болтается на языке.

Толстяк поперхнулся от моих слов и раздражённо произнёс:

— Вот вырастут люди и сразу буки, ни грамма милоты! Куда делся мой простодушный и чистый товарищ? Верни его мне!

Говоря так, он схватил меня за воротник и потряс.

Я пнул, оттолкнув его ногой, и буркнул:

— Дождём смыло. Сгинул на веки вечные.

Толстяк смотрел на меня с таким видом, будто умер его сын. От его взгляда так и хотелось врезать ему! Мать твою, я вообще-то жив и здоров, между прочим. Ты чего, заранее панихиду по мне справляешь, что ли?

Толстяк поглядел-поглядел, вздохнул и произнёс:

— Забудь, продолжим. На чём мы остановились?

От моей терапии Толстяк и впрямь взял себя в руки, его уровень возбуждения вернулся в норму.

Я сказал:

— Ты собирался вместе со мной сжечь погребальную денежку для Вэньцзинь.

Толстяк хлопнул себя по голове:

— Ах, да, ладно, продолжаем... потом...

Затем Толстяк рассказал мне о том, что произошло с ним дальше. На самом деле ничего пугающего, но тем не менее то, что я услышал, заставляло меня хмурить брови, и я всё больше убеждался, что дело непростое.

Толстяк рассказал, что увидев Чэнь Вэньцзинь, его первоначальная реакция — он действительно полагал, что лицезреет призрака. Не говоря уже о мертвенно-бледном лице, одно только её истощённое, обтянутое кожей будто скелет тело выглядело жутковато.

После слов Толстяка Чэнь Вэньцзинь произнесла:

— Толстячок, я специально к тебе пришла.

Услышав это, Толстяк огорчённо скривился и воскликнул с досадой:

— Ой-ой, если есть какое-то дело, сообщили бы через сон, и дело с концом! Учитывая мои отношения с Наивняшкой и нашу дружбу, сложившуюся в Змеином болоте, если ваша просьба в разумных пределах, Толстячок галопом помчался бы выполнять её для вас. Мы к тому же разделены с вами миром живых и мёртвых. Частые встречи во вред вашей репутации среди духов. Неприкаянные души и призраки тоже способны сплетничать!

Вэньцзинь фыркнула и сказала:

— Ладно, хватит шутить, я жива и здорова.

Толстяк взглянул на землю — есть тень, значит, не призрак. Он успокоился, но тут же опять насторожился и воскликнул:

— Эй, разве ты не вошла в Нефритовый метеорит? Как же снова вышла?

Тогда одно только время ожидания Угрюмого Молчуна продлилось десять-пятнадцать дней. Что уж говорить о Чэнь Вэньцзинь? Более того, допустим, она действительно выбралась из метеорита, то как выбралась из Змеиного болота? Неужели на своих двоих пешком пересекла пустыню Гоби? Как только Толстяк подумал об этом, ему сразу стало не по себе. Как ни смотри, Чэнь Вэньцзинь жуткая.

Вэньцзинь кивнула, уселась на кровать Толстяка. Её нежная улыбка, как и прежде, навевала ощущение освежающего весеннего ветерка. Но стоило подумать об истории с метеоритом, и сразу пришло чувство, что это спокойно улыбающееся лицо какое-то зловещее. Вэньцзинь сказала:

— В этот раз я пришла попросить тебя кое о чём.

Толстяк был убеждён, что всё, что связано с Чэнь Вэньцзинь, определённо не сулит ничего хорошего. Он уклончиво ответил с улыбкой:

— Я сейчас можно сказать живу в уединении, давно не занимаюсь делами расхитителей гробниц. Но если чем могу помочь, тётушка Чэнь, говорите. А если не смогу... то уж извините.

Помогать или нет, разве не за ним решающее слово?

Чэнь Вэньцзинь улыбнулась и, глядя на Толстяка костлявым лицом, тихо произнесла:

— Я понимаю твои опасения. Эх, не буду скрывать от тебя, это длинная история. Ты знаешь, что находится внутри Нефритового метеорита?

Услышав эти слова, сердце Толстяка ёкнуло — он попался.

Что же на самом деле внутри метеорита — это камень преткновения для меня и Толстяка. Когда Угрюмый Молчун вошёл туда, его не было более недели, без еды и питья, а когда вышел — был полностью сломлен, словно душу из него вынули. Что могло довести его до такого состояния? От одной этой мысли у нас обоих нутро холодеет от ужаса. С той поры мы всячески избегали разговоров о Нефритовом метеорите. Но эта история камнем засела в наших сердцах.

Когда Толстяк услышал слова Чэнь Вэньцзинь, его сердце тут же забилось быстрее, и он не смог удержаться от вопроса:

— Что там внутри?