Онлайн чтение книги Записки расхитителей гробниц: 9 "Волчье логово Куньлунь" 盗墓笔记续9 昆仑狼窟
86 Волчье логово Куньлунь 9-86 "Жизнь и смерть в снежном краю"

盗墓笔记续9

Я только-только добрался до входа в пещеру и ещё смутно видел, что происходит снаружи: оказалось, что Чужак уже подобрался к гробу на ладони. Невероятно! Этот тип совершенно не обращал внимания на волчью стаю. Всё, что приближалось, с неотвратимой методичностью уничтожалось выстрелами из его автоматического пистолета.

Он стрелял очередями одной рукой, а другая, превратившись в когти, уничтожала прорвавших оборону волков. Но даже так он был весь в крови, видимо, получив немало ран. И всё же не сдавался! Пятясь и отстреливаясь, он продвигался к гробу.

Проклятье! Неужели то, что внутри, настолько важно для него? Ведь он чётко осознавал, что это западня, и всё же намерен  проверить.

В этот момент Толстяк рявкнул мне:

— Товарищ Наивняш! Ты, мать твою, долго ещё будешь смотреть с безмолвным обожанием?

Волков становилось всё больше. Они гурьбой пытались протиснуться в пещеру, но из-за нашего сильного огня не могли сразу ворваться внутрь. Не имея больше возможности следить за Чужаком, я вознамерился отступать, но в последний момент всё же увидел, как Чужак резко шагнул назад, а затем быстро скользнул по верёвке вниз, будто увиденное им было крайне пугающим.

Что он увидел?

Я внезапно вспомнил Чёрного слепца — он тогда тоже велел немедленно уходить. Неужели в том саркофаге нечто жуткое?

Не успел я опомниться, как вся пещера внезапно задрожала с невероятной силой, мгновенно осыпаясь камнепадом, словно началось десятибалльное землетрясение. Этого не ожидали не только мы, но, кажется, и волки. Звери заметались, теряя равновесие и сталкиваясь друг с другом.

Тут я увидел среди стаи трёхглазого вожака-короля — того самого белого волка, который устроил нам засаду. Сейчас он скалил зубы, совершенно утратив прежний невозмутимый вид. Казалось, будто кто-то наступил ему на больную мозоль. Он внезапно протяжно взвыл, и вся стая наперебой бросилась наутёк, отчаянно пытаясь спастись бегством, протиснувшись обратно в глаза статуи.

Но слишком поздно. Всего за мгновение огромная каменная статуя раскололась надвое, словно разорванная фреска, и одновременно сверху посыпался град камней. Вся гора затряслась.

Что происходит? Неужели Чужак запустил какой-то механизм?

Тут не до размышлений. Мы находились в пещере, и проход, который раньше позволял идти двоим бок о бок, сузился до ширины одного человека — большую часть завалило камнями. Толстяк, оказавшийся последним, быстро крикнул:

— Чёрт возьми, этот Ци наворотил дел, гробница рушится! Бежим!

Наша группа отчаянно бежала среди дрожащих стен. Если пещера рухнет, нас всех заживо завалит.

Гора содрогалась всё сильнее и больше. Дошло до того, что мы едва могли удержать равновесие. В ушах стоял сплошной грохот.

Толстяк был крупным, из-за массированного камнепада бег давался ему с трудом, поэтому он плёлся последним. Я, шатаясь, бежал вперёд и ругался:

— Чёрт возьми, когда вернёмся, чтоб обязательно похудел!

Толстяк, задыхаясь на бегу, прохрипел:

— Слушать тебя — точно к несчастью. Не буду худеть!

Едва он договорил, как Минь-минь впереди крикнула:

— Уже выход!

Услышав это, мы, будто адреналин вкололи, пыхтя и отдуваясь, рванули что есть мочи. Я уже почти достиг выхода, но вдруг Толстяк позади болезненно вскрикнул.

Этот душераздирающий вопль застал меня врасплох. Я вздрогнул всем телом: что случилось?

В тот же миг я развернулся с оружием наготове и только увидел кровавые пятна на земле, а Толстяк… исчез.

Сердце сковал пронизывающий холод. Без колебаний я бросился назад, но тут кто-то крепко схватил меня за плечо и с силой потянул обратно. Я увидел лицо Се Юйхуа — его прекрасное лицо было всё в ссадинах. Он выругался:

— Ты с ума сошёл!

Не тратя времени на объяснения, я стряхнул его руку и крикнул:

— С Толстяком беда!

Сказав это, я только собрался ринуться вперёд, но не успел сделать и двух шагов — вход в пещеру полностью обрушился!

Бум! — раздался грохот. Передо мной поднялось облако пыли, вход завалило нагромождением глыб, а Толстяк так и не вышел.

Гора всё дрожала. Казалось, она действительно вот-вот рухнет. Я застыл в оцепенении, не зная, что делать.

Второй дядя резко крикнул мне:

— Немедленно ко мне, живо!

Поддерживаемый Суровым Бирюком, он выглядел измученным и в данную минуту пристально смотрел на неподвижного меня, явно желая залепить хорошую оплеуху.

Нет, не могу уйти.

Толстяк ещё внутри.

Не обращая внимания на второго дядю, я, подобно безумцу, кинулся отчаянно раскидывать камни.

Цветочек, казалось, не выдержал и рявкнул мне:

— Толстяк погребён! Не уйдёшь — тоже допрыгаешься!

Мои руки замерли на мгновение и тут же продолжили разгребать камни. Не верю! Толстяк непременно жив. Наверное, на него что-то напало, помешав выбраться. Сейчас вход завален, он, возможно, застрял где-то в углу, ожидая, что я приду его спасти.

Если уйду, у Толстяка даже грамма надежды не будет.

Второй дядя настолько взъярился, что зашёлся кашлем. Он сказал Цветочку:

— Прости за это представление. Будь добр, уведи его отсюда.

Моё сердце ёкнуло, я немедленно направил оружие на Цветочка. В этот момент мой разум был абсолютно ясен, и я сказал:

— Если всё ещё считаешь меня другом, не мешай.

Цветочек поднял руку — похоже, собираясь оглушить меня.

Постоянно падали камни. Лестница, ведущая вниз, тоже будто разрывалась на части. Если не уйти сейчас, то, боюсь, потом и подавно.

Я перевёл взгляд на Сурового Бирюка и сказал:

— Прошу, позаботься о моём дяде.

Се Юйхуа пристально смотрел на меня своими чёрными глазами, затем кивнул и сказал:

— Мы всегда были друзьями. У Се, увидимся.

После этого он молниеносно нанёс удар — но оглушил второго дядю. Суровый Бирюк бросил на меня свирепый взгляд, взвалил дядю на спину и ушёл. Цветочек оставил мне рюкзак и тоже поспешно удалился.

Я продолжал разбирать камни, не зная, сколько ещё смогу продержаться, но сдаваться нельзя! Толстяк, должно быть, застрял. Стоит сдаться — и у него не останется ни единого шанса!

В тот момент я вспомнил о Лао Яне, о его разложившемся теле, о том, как он был заперт в пещере и медленно умирал в одиночестве. Если сдамся, такая же участь постигнет и Толстяка.

Я не мог думать ни о чём другом, просто продолжал убирать камни. Пальцы кровоточили от ссадин, рана на плече снова открылась от напряжения, и когда я решил, что вот он — предел моих сил, показался проход.

Со снаряжением за спиной и фонарём в руке я побежал обратно в пещеру. Внутри повсюду были обломки камней. Стены продолжали трястись. Я практически продирался ползком, и тут меня настиг крик Толстяка:

— Товарищ Наивняш, это ты?

Я чуть не прослезился и сразу завопил во всю глотку:

— Толстяк Ван! Ты безнадёжен! Как умудрился отстать? Заставил меня пройти через ад, чтобы найти тебя!

Я растянулся на груде камней и увидел, что Толстяк действительно застрял под камнями, образовавшими треугольное пространство. Он с трудом там ворочался, и только голова торчала наружу. Не приди я вовремя, ещё один упавший камень — и точно башка всмятку.

Я быстро начал убирать валуны, Толстяк тоже напрягся изнутри, и тогда ему удалось освободиться.

Нет времени выяснять, что случилось. Не проронив ни слова, мы сразу побежали обратно. Каменная лестница, по которой пришли, уже была полностью разрушена из-за разлома в горе. Мы, будто альпинисты, карабкались наверх. Толстяк сильнее меня и всё время лез впереди.

Кровь из раны на плече хлестала потоком, обессиливая меня большой кровопотерей. В какой-то момент я поднял голову и увидел туманное сияние, похожее на лунный свет, — похоже, мы добрались до гробницы с жемчужным сводом. Я попытался карабкаться вверх, но силы иссякли, мышцы одеревенели. Дрожащие руки несколько раз схватили пустоту, и, наконец, глаза закатились, и я потерял сознание.

Придя в себя, первое, что ощутил, был пронизывающий холод с сильными порывами ветра, от которого болели щёки.

Открыл глаза: куда ни глянь — повсюду ледники и снежные заносы.

Я на мгновение оцепенел, с трудом повернув голову, и только тогда обнаружил, что меня несёт на спине Толстяк. К этому моменту мы уже выбрались наружу и шли по заснеженным просторам. Я был в замешательстве: выбрались? Как выбрались?

Я пошевелил губами, спрашивая Толстяка. Увидев, что я очнулся, он вкратце рассказал, что произошло: из-за обвала горы половина ледяного покрова на жемчужном своде обрушилась, образовав отверстие, через которое Толстяк вынес меня наружу. Затем он добавил:

— Похоже, твой второй дядя и остальные тоже выбрались этим путём, но у них есть снаряжение. Они двигаются быстрее, а я с тобой, больным на спине, так и не смог их догнать.

Дальше мы молча брели по снегу, надеясь встретить второго дядю, ведь у нас не хватало снаряжения. Из провианта — только одна пачка сушёного мяса, а обратный путь займёт не менее восьми дней.

Но вплоть до четвёртого дня отряд дяди так и не встретился. К тому времени закончился пакет сушёного мяса. Мы стояли в снегу, легко одетые, без защитных очков. Ослепительная белизна резала глаза, и снежная слепота была лишь делом времени. Моё плечо, хоть и не кровоточило, полностью потеряло чувствительность, а травмированная лодыжка сильно окоченела.

Затем, стиснув зубы, мы опять шли целый день против ветра и снега, надеясь встретить второго дядю. В этот день наши желудки были пусты. Под конец только и осталось, что набивать рты снегом. Холод пронизывал до костей, ледяной водой стекая по горлу в желудок, и казалось, что даже внутренности закоченели.

К вечеру того дня наши силы достигли предела. Совершенно не в состоянии двигаться, пришлось укрыться от ветра на отдых. Ночью по очереди несли вахту, не смея глубоко заснуть — малейшая небрежность, и можно уже не проснуться.

Мы покрылись багрово-фиолетовыми пятнами обморожения с головы до ног. Моё тело вообще потеряло чувствительность. Во второй половине ночи настала моя очередь дежурить. Я будил Толстяка каждые полчаса, но в итоге сам не выдержал. Казалось, всего на секунду я провалился в сон посреди ледяной пустыни.

Когда проснулся, то почувствовал, что меня потряхивает. Лишь немного погодя пришло понимание — Толстяк тащит меня на спине.

По-прежнему ночь. Так темно, что звёзд не разглядеть.

Мне чудилась в этом некая странность. Ночь чернее некуда. Как же Толстяк видит?

Даже если нужно торопиться, сейчас не время. У нас же новенький фонарик, оставленный Цветочком. Света достаточно. Почему не включил?

Моментально пришло осознание страшного вывода, и я невольно потянулся к глазам. Толстяк, заметив моё движение, ругнулся:

— Чуть что — теряешь сознание. Давай, соберись! Спускайся, устал... смерть как устал.

Голос Толстяка был явно слабым, прерывистым, с ужасной одышкой.

Я весь оцепенел, попытался что-то сказать. В итоге выдавил хриплым и неразборчивым голосом:

— Сейчас... день?

— Ерунда какая, а что ещё? — Толстяк опустил меня и сел в снег, переводя дыхание.

Я горько усмехнулся и сказал:

— Прости, я не хотел быть таким бесполезным... но, кажется, снова ничего не вижу.

Наступило долгое молчание. В ушах был только свист метели. Вдруг вспомнилась немецкая экспедиция и тот немец, которого бросили товарищи, и чьё тело в итоге съели. Я невольно содрогнулся.

Спустя мгновение Толстяк схватил меня за руку и спросил:

— Идти сможешь?

Я попытался пошевелить ногами — окоченели, но кое-как двигаются, поэтому кивнул. Затем Толстяк сказал:

— Держись за мою одежду. Не сможешь идти — понесу на спине.

Мои глаза жгли слёзы. Я ничего не сказал, просто схватился за его одежду, и мы двинулись сквозь мрак и метель.

Не знаю, сколько так шли, как вдруг одежда, за которую я держался, выскользнула из рук, и ладонь схватила пустоту.

— Толстяк?

— Кхе-кхе... — раздался кашель. — Случайно свалился, подняться... не в силах подняться, помоги.

Я наощупь потянул Толстяка, но обнаружил, что он совсем не пытается встать. Опять подёргал — лежит неподвижно, как труп. Я испугался и быстро спросил:

— Толстяк? Ты умер?

Толстяк не сразу ответил:

— Ты... твою мать, сам умер... я... я просто отдохну немного, не забудь разбудить.

У меня похолодело сердце. Толстяк совершенно выдохся! Я начал его трясти и ругаться:

— Не... не притворяйся трупом! Уснёшь — кто меня понесёт? Хочешь умереть, а я вот не хочу! Давай, вставай!

Я тряс его и пинал, пока наконец Толстяк не простонал и, пошатываясь, не вскарабкался на ноги, сказав:

— Пошли.

На этот раз никто из нас не мог положиться друг на друга — силы обоих достигли предела.

Мы шли и шли, постепенно переставая чувствовать лютую стужу — не только тело окоченело, но даже сознание будто замёрзло. Иногда Толстяк шёл впереди меня, иногда окликал сзади. Перед глазами была темнота, в которой временами проглядывал свет, но это был свет без каких-либо различимых образов. В конце концов я рухнул первым — большая потеря крови и открывшиеся раны полностью истощили меня.

В момент падения сознание было очень ясным, словно предсмертная вспышка — я парил вне тела и смотрел, как моя оболочка падает в снег. Толстяк всё-таки взвалил меня на спину. Я бормотал что-то, но не мог разобрать собственных слов. Язык и тело словно жили своей жизнью, отказываясь подчиняться. Я знал, что не затыкаюсь ни на секунду, но, хоть убей, не мог вспомнить, о чём говорю.

— Толстяк, как долго сможешь нести...

— Не знаю.

— Когда не сможешь, просто брось меня. Я не в обиде.

— Эй... ты сам сказал.

В конце концов я почувствовал, как Толстяк тоже упал, увлекая меня за собой в снег. Упали вместе. Вплоть до конца он так и не отпустил меня.

Я не знал, жив он или мёртв. В мире остался только свист снежной метели.

Я, лежа на его спине, чувствовал холодный снег, слой за слоем покрывающий наши тела.

Так вот оно какое… ощущение смерти.

 

***************************

Конец I части.

Продолжение – II «Безмолвный город»