Онлайн чтение книги Записки расхитителей гробниц: 9 "Волчье логово Куньлунь" 盗墓笔记续9 昆仑狼窟
76 Волчье логово Куньлунь 9-76 "Исцеление"

盗墓笔记续9

Я изумлённо выпучил глаза, пялясь в темноту, едва ли не считая, что у меня слуховые галлюцинации. А этот голос снова забормотал, болтая сам с собой:

— Опять волчья морда, таращится и таращится. Пугать Толстяка вздумал?

Из моих глаз едва не брызнули слёзы, и только хотел крикнуть, как камень под рукой вдруг зашатался.

Плохо дело!

Сердце ухнуло в пятки. Я отчаянно попытался вцепиться левой рукой во что-нибудь наверху, но не успел — камень, на который опиралась правая рука, с треском обломился. И я, ничего не соображая, рухнул вниз: увидел вспышку света — оранжево-жёлтый свет огненного дракона, потом боль в спине, и окончательно вырубился.

Жив я или мёртв? Во всяком случае передо мной была чернота. Мозг оцепенел. Тело то в жару, то в холоде. Сколько времени прошло в таком состоянии — не знаю. Вдруг осознал, что кто-то хлопает меня по лицу. Отчаянно хотелось открыть глаза, но веки словно налиты свинцом. Затем тот человек оставил попытки, и я снова погрузился в неспокойное забытьё, на этот раз ничего не чувствуя. И только тогда, когда сознание внезапно прояснилось, я сам открыл глаза.

А открыв их, увидел повсюду сплошные волосы. В чём дело? Мозг тупил, словно при старческом слабоумии. Я долго пялился, прежде чем понял — висящие трупы.

С трудом покрутив головой, обнаружил, что лежу на чём-то очень тёплом, а вокруг всё сине-зелёное. Потребовалось много времени, чтобы осознать: чёрт, как так случилось, что я сплю в бронзовом гробу?!

Я постарался подняться, но мышцы сильно одеревенели, суставы не слушались. Лишь ухитрился выдать какой-то шум, однако встать оказалось сущей проблемой.

В этот момент над гробом зависло покрытое капельками пота вопрошающее толстое лицо, которое тут же серьёзно отсалютовало мне и сказало:

— Товарищ Наивняш, воскресать живым трупом нехорошо. Покойся с миром.

Я чуть не разрыдался.

На Толстяке было только тонкое термобельё. Он избавился от своей рыбьей кожи, неизвестно откуда раздобыв одежду. Я вспомнил мягкое ощущение под собой и предположил, что он подложил под меня свою куртку.

Только собрался ответить, как Толстяк снова затараторил:

— Хоть наша встреча и была трудной, но ни к чему, аж до слёз волноваться. Мне право неловко.

К этому времени горло немного отпустило, и я смог сказать:

— Кхе-кхе… Это, это просто физиологические слёзы, ты… ты, мать твою… положил меня в гроб, кхе-кхе, что удумал?

Толстяк цокнул языком и сказал:

— Наивняш, недаром ты брат старины Толстяка. Ущербный телом, но сильный духом! В награду — кусок говядины. Однако воды нет. Уж извиняй, сойдёт и так.

Я не знал, почему Толстяк оказался здесь. Возможно, из-за состояния тела мозг был сильно заторможен, думать о чём-либо тяжело, поэтому мы больше не говорили.

Толстяк оторвал для меня несколько полосок говядины. Сушёная говядина суховата на вкус, но сытна и калорийна. Силы восстанавливались довольно быстро. Во рту пересохло, но здесь действительно не найти воды. Поневоле пришлось всухомятку прожевать несколько полосок. Поев, я почувствовал, что силы немного вернулись, мозг стал работать живее, и я спросил:

— Как ты сюда попал?

Толстяк сидел своим большим задом на краю бронзового гроба, свесив ноги внутрь. Он раздирал говядину на тонкие полоски, кидая их мне на лицо, одновременно говоря:

— Сперва не обо мне, давай о тебе. Чтоб тебя! Нельзя ли посолиднее быть? Расстались всего-то на день с небольшим, а весь в ранах. Дерьмо, ещё и с неба свалился летающим небожителем. Толстяк поначалу подумал, что это какой-то упырь спрыгнул, но потом глядь — причёска не та. К счастью, глаз остер да руки быстры. Если бы не мой большой живот, ты, мать твою, грохнувшись, точно бы испустил дух. Признавайся, что с огнестрельным ранением?

Только я собрался открыть рот, как он снова перебил:

— Забей! Побудь ещё пай-трупиком. Я решил отдохнуть в этом склепе денёк. В снаряжении кое-какие лекарства. Сначала вылечись. Вот что важно.

Затем Толстяк достал медикаменты. Тут-то я заметил, что он уже менял мне повязки: рана на плече больше не выглядела такой безобразно страшной. Он промыл её антисептиком, нанёс лекарство и перевязал, лодыжку тоже обработал, и только после того, как я проглотил несколько таблеток, наконец утихомирился.

Когда человек здоров, он, пожалуй, не придаёт значения этим крохотным пилюлям, но в такие моменты, съешь одну — и будто укол стимулятора, жизнь сразу красками играет.

Я расслабленно обмяк, лёжа в бронзовом гробу, хотелось ещё поболтать с Толстяком, но физическое состояние категорически воспротивилось, и я снова погрузился в дремоту.

Не знаю, сколько я проспал, но, проснувшись, будто возродился. Голова была ясной. Раны ещё болели, но та одеревенелость мышц, словно они вот-вот разлетятся вдребезги, исчезла.

Толстяка рядом не было. Я, опираясь на руки, сел и увидел, что он у стены в коричневом термобелье и греет руки, протянув их к огненному дракону.

Я посмотрел на расстеленную одежду подо мной. Что-то она знакома… Да это же немца! Именно её выделил ему Цветочек из снаряжения. Ткань тонкая, но хорошо защищает от холода. Похоже, Толстяк оправдал ожидания — завалил немца и заодно стянул его вещи.

Он, видимо, мёрз. Стоял возле огненного дракона, притоптывая ногами и растирая руки. Я быстро вылез из бронзового гроба, собрал одежду, подошёл к нему и бросил её, сказав:

— Спасибо.

Толстяк презрительно глянул на меня и сказал:

— Спасибо каждый скажет, давай что-нибудь конкретное.

Я ответил:

— Как я могу ослушаться твоего Толстячества? Потом отдам  половину акций моего магазина.

Толстяк развеселился:

— Эй, похоже, ты неплохо восстановился. Вчера вечером ещё слёзы лил да истерил, а теперь уже издеваешься надо мной. Если вложусь в твою захудалую антикварную лавчонку, то, как пить дать, разорюсь. Мать твою, ты такой бессовестный! Отойди, не нужен мне такой брат.

Я тут же парировал:

— Эй-эй, Толстяк Ван, следи за словами! Какие ещё слёзы? Если, мать твою, снова будешь вздор молоть, я тебе...

Толстяк скривил губы, смерил меня взглядом:

— И что сделаешь?

Я подумал и сказал:

— Прошлый раз обещал крабов, тема закрыта!

Толстяк выпучил глаза:

— Да ладно тебе, не будь бабой! Настоящий мужик держит слово — коням не догнать. Так обещание нарушать — презираю.

Я замахал рукой:

— Ладно, хватит дурачиться. Давай о деле.

Надевая одежду, Толстяк ворчал:

— Одежда отличная, только маловата, тесно в ней. Эту отдаю тебе, чтобы потом не говорил, что я издевался над тобой.

Я не стал благодарить и надел куртку.

Мы трое, все эти годы, можно сказать, вместе прошли через жизнь и смерть. Об учтивом расшаркивании друг перед другом даже говорить не стоит. Я верю, что если действительно погибну в этой гробнице, зная характер Толстяка, мне не нужно беспокоиться о том, что некому будет забрать моё тело — он обязательно найдёт способ вытащить меня отсюда.

В тот раз, после нападения волчьей стаи и спасения немцем, я отказался от мысли вернуться на поиски Цветочка и остальных. Но вот если бы лавине оказался Толстяк... Даже если бы немец направил мне в голову пистолет, всё равно бы из кожи вон вылез, чтобы вернуться и спасти его! Пусть даже пришлось бы выкапывать мёртвое тело.

Одевшись, Толстяк сказал:

— Какие дела? Сейчас важно лечить раны.

Сказав это, Толстяк замолчал. Я почувствовал, что что-то не так, похлопал его по плечу и произнес:

— Что такое? Видок, будто тебя изнасиловали. Да кто мог решиться на такое?

Я-то думал, что Толстяк сразу взорвётся, но не тут-то было! Он уставился на меня своими тёмными глазищами, и после долгой паузы хлопнул меня по плечу, сказав:

— На этот раз я, старина Толстяк, реально струхнул.

Говоря это, Толстяк повернулся, указывая в сторону:

— Смотри.

Я посмотрел, куда он показывал, и сердце моё замерло, потому что та бронзовая дверь, нежданно-негаданно, была нараспашку!

Я смотрел с отвисшей челюстью, вспоминая тот глухой звук — видимо, это был звук открывающейся бронзовой двери. Неужели это Толстяк её открыл?

Я поспешно спросил:

— Что произошло?

Толстяк с всё ещё испуганным лицом сказал:

— Эта история — как сирота без матери, в двух словах не расскажешь.

Видя, что он опять собирается «тянуть волынку», я быстро остановил его:

— Давай вкратце.

После этого Толстяк вкратце поведал, что произошло.

Увидев, что я сорвался с обрыва, глаза Толстяка налились кровью, но, как назло, немец вцепился крепко. Хоть физически он был не ахти как, но силы у него хватало. Толстяк дрался врукопашную не менее двадцати минут, прежде чем смог оглушить его. Затем, не думая больше ни о чём, снял с немца одежду, надел её, готовясь рискнуть и спуститься с обрыва с помощью одних лишь рук, всецело поглощённый мыслями — найти меня живым или мёртвым.

Ситуация хуже некуда! Я сорвался с обрыва, а внизу ещё и эта большая редька — да это же почти равносильно смертному приговору! У Толстяка аж сердце похолодело; тут не до немца. Все мысли о том, как быстрее спуститься. Но не тут-то было: только он собрался действовать, как вдруг — бац! — и кто-то огрел его.

Когда он пришёл в себя, голова зверски кружилась. Он предположил, что был без сознания долгое время. Его руки и ноги были связаны, а немец, который до этого валялся на земле, исчез. Но странно то, что всё снаряжение осталось на месте. Неужели немец ещё не ушёл?

Толстяк, вне себя от ярости, выругался матом и, напрягая все силы, натянул путы. К счастью, верёвка оказалась не настоящей, а самодельным жгутом из ткани, и Толстяк в два счёта освободился. Он тут же прибрал снаряжение, поднял пистолет и начал озираться — куда мог деться немец?

Огненный дракон ярко освещал всё вокруг. Толстяк, щурясь, осматривался по сторонам, и вот тогда заметил в воздухе наверху какую-то тень. Толстяк внутренне вздрогнул: что там такое?

Он направил ствол на эту тень. Она двигалась медленно-медленно и будто бы была человеческой фигурой. Неужели немец?

В окрестностях стен пещеры Толстяк обнаружил кое-что, за что можно было ухватиться и взобраться. Немец вскарабкался туда? Спуститься на дно обрыва пока не представлялось возможным. Толстяк решил, что раз немец бывал тут раньше, то знает обстановку. Не раздумывая, он тоже начал подниматься с рюкзаком за спиной. Стена была крутой, и несколько раз едва не сорвался. Внезапно, на высоте около двадцати метров, показалась бронзовую цепь.

Она была крепко вбита в скалу и тянулась до противоположной стены. Толстяк невольно вспомнил слова червя-подражателя: «Бессмертные могут перелететь». Неужели речь шла об этой бронзовой цепи?

А тень медленно двинулась обратно, постепенно приближаясь. По мере того как силуэт становился всё ближе, Толстяк разглядел, что это действительно немец, который, словно обезьяна, полз по бронзовой цепи. Толстяк так взбеленился, что гневом мог сотрясти небеса. Он немедленно схватился обеими руками за бронзовую цепь, перевернулся, оседлал её, зажав ногами, и прислонился спиной к скале. С щелчком взвёл курок и злобно усмехнулся:

— Сдохни! Отправляйся прислуживать брательнику!

Услышав это, я не удержался и, закатив глаза, выпалил:

— Я, значит, умер, а ты всё никак не уймёшься? Если уж приспичило кого-то со мной похоронить, мог бы и получше кандидатуру подобрать. Этого прислать — всё равно что нарочно мне на том свете жизни не дать!

Толстяк насмешливо цокнул языком и сказал:

— А я почём знал, что ты такой живучий? Честно говоря, я реально думал, что ты разбился. Я, старина Толстяк, даже готов был сигануть с обрыва от горя, чтобы воссоединиться с тобой!

Я аж растерялся от его слов — не знал, плакать мне или смеяться, поэтому замолк, позволив ему продолжить рассказ.

Сказав это, Толстяк выстрелил в немца, у которого не было такой выгодной позиции: он висел в воздухе и никак не мог увернуться от выстрела Толстяка. Этот человек, надо отдать должное, умел приспосабливаться к обстоятельствам и сразу взмолился на китайском языке:

— Нет, нет! Не убивай меня! Я могу помочь!

Толстяк холодно смотрел на него налитыми кровью глазами. Ему отчаянно хотелось искрошить немца в мелкое месиво, но он знал, что этот человек непрост, поэтому подавил гнев и холодно усмехнулся:

— Помочь мне? Ну-ка, послушаем, чем ты можешь помочь?

Увидев, что Толстяк не стреляет, немец облегчённо выдохнул и чрезвычайно таинственно произнёс:

— Я бывал здесь раньше. Хотя не помню всего, но вспомнил об этой бронзовой цепи, а ещё о способе, как открыть ту бронзовую дверь.

В темноте немец повернул голову, указывая на врата напротив.

Выслушав это, Толстяк холодно усмехнулся:

— И?

Немец сказал:

— Способ открыть дверь знаю только я, поэтому давай сотрудничать.

Толстяк улыбнулся, медленно поднял оружие и отчеканил по слогам:

— От-прав-ляй-ся! В! Ад!

После этого его ствол разразился прицельным шквальным огнём, изрешетив немца и разнеся ему голову. Тот даже предсмертных вскриков не издал, сразу покачнулся и рухнул в пропасть.

Толстяк, восседая на бронзовой цепи и глядя вниз, в темноту, пробормотал:

— Наивняш... Если и правда ты погиб... Я, старина Толстяк... Как мне потом на глаза братишке показаться?

Он некоторое время оставался неподвижным, затем решил перебраться на другую сторону, чтобы посмотреть, быть может, скала с той стороны полегче для спуска. Пусть я действительно погиб, необходимо найти тело.

Толстяк пополз на противоположную сторону. Бронзовая цепь была толстой. Карабкаться по ней оказалось совершенно несложно. Добравшись до противоположной стороны, он изумлённо обнаружил высеченные в скале ступеньки, которые мы раньше не заметили из-за ограниченного обзора в пещере.

Толстяк сразу же приступил к спуску и постепенно достиг площадки перед бронзовой дверью. Именно в этот момент он услышал, как позади бронзовой двери доносятся приглушённые звуки.

Толстяк испуганно вздрогнул, невольно вспомнив бронзовые врата в Чанбайшане и полагая, что это выходит воинство духов. Но звуки, погудев немного, затихли. Он находил их отчасти знакомыми. Толстяк долго думал так и этак, а затем, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

— Твою ж мать! Да разве это не выстрелы?!

Преграда из бронзовой двери искажала грохот интенсивной стрельбы, поэтому он не сразу понял. Но теперь, поразмыслив, Толстяк внезапно встревожился: кто же там за бронзовой дверью?