Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 109. Ответный ход

Примерно через семь дней семейство Сюна наконец вернулось в деревню Синхуа.  

Юй Чэн открыл ворота и, увидев, что вернулись Тан Шоу и Сюн Чжуаншань, радостно воскликнул: 

— Господин Юй, четвертый Ли, госпожа Ли! Господин и фулан вернулись!

Хотя они отсутствовали всего несколько месяцев, Тан Шоу невероятно соскучился. Глядя на усадьбу, в которой прожил чуть больше года, он почувствовал теплоту в сердце.  

— Эрлан, мы дома.  

— Угу, мы дома, — ответил Сюн Чжуаншань, сжимая его руку, и в его глазах, редкое для него явление, появилась нежность.  

Юй Чэн, четвертый Ли и Вань Цин сразу же выбежали наружу, а за ними даже последовали обычно молчаливые старшая дочь Ли и ее младшая сестренка. Все улыбались, искренне радуясь их возвращению. Даже старшая дочь неожиданно рассмеялась, а трехлетняя малышка, хоть и не совсем понимала происходящее, чувствовала всеобщую радость и тоже захлопала в ладоши, подпрыгивая от восторга.  

— Господин и фулан вернулись!  

— Наконец-то вы здесь!  

Один за другим звучали приветствия, окружая Тан Шоу и Сюн Чжуаншаня. Улыбки не сходили с их лиц.  

Взгляд Юй Чэна упал на жеребенка позади Тан Шоу, и его восторг стал еще сильнее.  

— Фулан, вы купили лошадь?  

Тан Шоу рассмеялся:  

— Нет, ее подарил Цзинь Цзиньчэн.  

Юй Чэн с восхищением погладил жеребенка. Его шерсть была гладкой и блестящей. Малыш следовал за всеми во двор, ничуть не пугаясь, а лишь лениво помахивал хвостом, с любопытством озираясь по сторонам.  

Ланьлань тоже была дома. Она бешено виляла хвостом, бросаясь в объятия Тан Шоу. На Сюн Чжуаншаня она прыгать не решалась, поэтому вся ее нежность доставалась Тан Шоу. Тот немного потискал ее, а затем отпустил – песик сразу же побежал знакомиться с новым жеребенком.  

Тан Шоу и Сюн Чжуаншаня окружили и проводили в дом. Тут Юй Чэн и остальные заметили женщину, которая вошла следом.  

Ее одежда, хоть и выглядела довольно новой и даже роскошной по деревенским меркам, на фоне облаченных в шелк Тан Шоу и Сюн Чжуаншаня казалась потрепанной и бедной.  

Почему-то Юй Чэн сразу проникся к этой женщине неприязнью. Он слегка нахмурился:  

— Господин, фулан, а это?..  

Эрнян поспешила представиться:  

— Можете звать меня Эрнян. Я несчастная душа. Мой отец пристрастился к азартным играм, и наше состояние постепенно растаяло. Сначала ушла моя матушка, а потом он хотел продать меня… в публичный дом. К счастью, господин Сюн спас меня. Я бесконечно благодарна и готова служить ему верой и правдой в знак благодарности.  

Эрнян расплакалась. Она плакала «правильно»: крупные слезы катились по щекам, а она аккуратно промокала их платочком, не испортив при этом макияж.  

Мужчины в доме Сюна не могли понять, что именно их смущает, но чувствовали: что-то тут не так.  

Вань Цин, пережившая скитания, а четвертый Ли и вовсе продавший родного сына, чтобы спасти жену и дочь от участи падших женщин, прониклись сочувствием к Эрнян. Вань Цин взяла ее за руку и мягко утешила:  

— Эрнян, не плачь. Все позади. Тебе повезло – ты встретила господина Сюна и его фулана. Они добрые люди. Когда-то и мы, проделав долгий путь, пришли к господину Сюну, едва выжив в дороге… В конце концов нам пришлось продать сына, чтобы добраться до деревни Синхуа.  

Говоря о проданном втором сыне, Вань Цин едва не расплакалась, но вовремя вспомнила: сегодня радостный день возвращения господина и фулана, слезы здесь неуместны. Она сдержалась.  

— Давайте не будем говорить о грустном. В любом случае, попав в дом Сюнов, ты обретешь счастливую жизнь.  

Эрнян перестала плакать и, сквозь пелену слез, взглянула на Вань Цин:  

— Значит, вы не родственники господина Сюна, а пришли сюда сами?  

Вань Цин почувствовала странность, но вопрос казался безобидным. Она решила, что бедная девушка, оказавшись в незнакомом месте, просто боится, что ее обидят, и, чтобы успокоить ее, пояснила:  

— Не только мы. Даже Юй Чэн и Юй Фэн работают на семью Сюна. Мы все в одинаковом положении, никто никого не обижает, все поддерживают друг друга. Не бойся.  

Эрнян не боялась, но сердце ее наконец успокоилось.  

Похоже, семья Сюна богаче, чем она думала. Эрнян полагала, что это всего лишь зажиточные крестьяне, но теперь, увидев усадьбу, поняла: она ничуть не уступает домам знати в Восточной столице, а то и превосходит их изысканностью.  

Во дворе толпились купцы, приехавшие за товаром, что говорило о процветании бизнеса Сюна.  

Эрнян про себя усмехнулась: Отлично. Ведь я пришла сюда как хозяйка, а не как служанка. Я не такая, как Вань Цин и прочие прислужники.

Однако, понимая, что ее положение пока шатко, Эрнян скрыла истинные мысли.  

— Спасибо вам, — сказала она с показной искренностью.  

Вань Цин, радостно сжав ее руку, воскликнула:  

— Здесь нет женщин моего возраста, мне не с кем поговорить по душам. Как хорошо, что ты пришла! Теперь у меня будет подруга. Давай зайдем в дом, отдохнешь. Раз господин и фулан вернулись, сегодня мы приготовим что-нибудь вкусненькое, и ты тоже попробуешь.  

Тан Шоу холодно усмехнулся:  

— Госпожа Ли, не беспокойтесь о ней. Скоро Юй Чэн поедет в город за покупками и отвезет ее на фабрику. Она будет работать там, а не здесь.  

— А? — Вань Цин опешила, глядя на ошеломленную девушку. Ей стало жаль сироту, оказавшуюся в чужом краю, но здесь главным был фулан, и она не смела перечить. Однако из сочувствия все же предложила:  

— Эрнян только что проделала долгий путь, наверное, она устала. Может, дать ей несколько дней отдохнуть перед работой? Ведь на фабрике и так пока хватает людей…  

Ее перебила старшая дочь Ли, дернув за рукав. Вань Цин недоуменно посмотрела на нее, в глазах мелькнул укор: «Неужели после всех страданий ты так и не научилась состраданию?»

Старшая дочь Ли, видя, что мать ничего не понимает, чуть не застонала от досады.  

— Мама, у меня болит живот, пойдем со мной!  

Раз у дочери, только что чувствовавшей себя хорошо, вдруг заболел живот, Вань Цин поняла: та хочет поговорить с ней наедине. Она догадалась, что дочь попытается отговорить ее от вмешательства, но сама намеревалась прочитать ей лекцию о сострадании. У каждой были свои аргументы, и они вышли.  

За воротами старшая дочь Ли не дала матери заговорить первой:  

— Мама, как ты можешь так ко мне относиться? Раньше я была глупа, но после того, как мы продали второго брата, я сильно изменилась. Разве с тех пор, как мы пришли в дом Сюна, я хоть раз ленилась? Каждый день я вставала и ложилась вместе с тобой и отцом, работала без единой жалобы!  

Вспомнив, как старшая дочь трудилась последние полгода, Вань Цин смутилась:  

— Дочка, я не это имела в виду… Но почему ты не сочувствуешь Эрнян?  

— Мама, она этого не заслуживает. — Видя, что мать не соглашается, старшая дочь объяснила: — Посмотри на ее одежду. Ни единой заплатки, да еще и на семьдесят процентов новая. Ты же помнишь, в чем мы пришли к Сюнам? В лохмотьях! Даже в деревне Синхуа семья, которая может позволить себе новую одежду для дочери, живет неплохо. Если бы ее отец действительно был заядлым игроком, разве он оставил бы ей хорошую одежду? Ведь ее семья настолько обнищала, что мать сбежала! Разве остались бы у нее почти новые вещи? Не стыкуется.  

Вань Цин онемела, но все еще сомневалась. Старшая дочь, боясь, что мать наделает глупостей и пойдет против фулана (их семья лишь недавно зажила хорошо, нельзя это разрушать), продолжила:  

— Ладно, оставим это. Дальше: эта девушка говорит, что ее спас господин Сюн. Мама, ты же знаешь, какой он человек. За это время ты должна была понять: он не из тех, кто раздает милостыню. Готова поспорить, даже если бы Эрнян умерла у него на глазах, он бы и бровью не повел. Допустим, господин Сюн действительно ее спас. Разве фулан, такой добрый человек, не пожалел бы ее? Ведь он отдал технологию канов, чтобы спасти людей, пожалел нас и взял на работу, пожалел бездомного Гоуданя и научил его ремеслу. Почему же он не пожалел Эрнян? Потому что она этого не заслуживает!  

— Но… но раз фулан привез ее сюда, значит, он ее пожалел?  

— Привез, но не оставил рядом. Это значит, он ее остерегается. Значит, есть причина, по которой, даже раскрыв ее истинную сущность, он все же привез ее сюда. Возможно, фулан задумал ответный ход против кого-то. — Старшая дочь Ли серьезно посмотрела на мать. — Поэтому тебе нельзя сближаться с ней, иначе семья Сюнов от нас откажется.  

Вань Цин прошиб холодный пот. Слова дочери встряхнули ее, и она наконец прозрела:  

— Дочка, спасибо, что предупредила меня. Чуть не натворила бед.  

Когда они вернулись в дом, все уже сидели в главном зале и беседовали. Все, кроме Эрнян, которая стояла. Если бы старшая дочь не открыла ей глаза, Вань Цин бы наверняка пожалела девушку. Теперь же она боялась даже взглянуть на нее и, выбрав самое дальнее место, затаилась.  

Эрнян, видя, как Вань Цин избегает ее, словно чумы, поняла: эта девчонка наговорила про нее гадостей. Она скрипнула зубами от злости.  

Юй Фэн спросил:  

— Фулан, как идут дела в Восточной столице?  

Тан Шоу улыбнулся:  

— Отлично! Термосы очень популярны. Первую партию в тысячу штук раскупили за несколько дней. Даже были дни, когда товара не было, и мы принимали предзаказы.  

— Я так и знал, что термосы будут хорошо продаваться! — восхищенно сказал Юй Чэн, а затем поделился новинкой: — Недавно появилась модная штука – унитаз с водяным сливом. Я с трудом достал один у гостя. Это невероятно удобно, даже лучше термоса! Позже вы и господином Сюном обязательно попробуйте.

Тан Шоу замер на мгновение, затем осознал: унитазы с водяным сливом были изобретены им и Сюн Чжуаншанем еще в Восточной столице. Домашние об этом не знали, да и они забыли попросить семью Цзян прислать несколько образцов. Вероятно, Цзяны тоже увязли в делах и позабыли, поэтому Юй Чэн и остальные даже не догадывались, что это их продукция.  

Тан Шоу уже собирался объяснить, но Эрнян вдруг влезла в разговор:  

— Да это же изобретение семьи Сюн! В Восточной столице они стали бешено популярными, а вы даже не в курсе!  

Тан Шоу сделал вид, что не слышит ее, и пояснил:  

— Мы придумали их с Эрланом в столице и сразу отправили чертежи семье Цзян. Тогда было много дел, и мы забыли предупредить домашних.  

Юй Чэн и остальные не обиделись, а наоборот, обрадовались и принялись наперебой расхваливать удобство унитазов.  

Только когда родственники Сюнов, узнавшие об их возвращении, начали заходить, Юй Чэн и компания неохотно разошлись.  

— Фулан, сегодня нас много, давайте устроим праздничный ужин в вашу честь. Позвольте мне съездить в город за продуктами?  

— Поезжай, купи побольше, не экономь. Сейчас у нас денег хватает. — Тан Шоу указал на Эрнян. — Заодно отвези ее на фабрику и попроси управляющего Чжана определить ей должность. Завтра выходит на работу.  

Эрнян запаниковала. Она пришла сюда не трудиться, а наслаждаться жизнью! Слезно взглянув на Сюн Чжуаншаня, она взмолилась:  

— Господин Сюн, уже поздно, да и дорога была долгой. Дайте мне пару дней отдохнуть перед работой! Вон даже Вань Цин так считает…  

Вань Цин теперь могла пнуть саму себя. Если бы она до сих пор не поняла намерений Эрнян, то была бы полной слепой. В гневе она огрызнулась:  

— Я так не считаю! Кому сейчас легко? В наше время просто выжить – уже тяжкий труд. Но кто отлынивает от работы под предлогом усталости – тот бессовестный подлец!  

Лицо Эрнян исказилось.  

Но Сюн Чжуаншань, в отличие от Тан Шоу, не собирался церемониться с ней. Холодно бросил:  

— Не хочешь работать – проваливай!  

Теперь все окончательно поняли: господин и фулан терпеть не могут Эрнян. Юй Чэн и остальные, всегда следующие их примеру, тут же прониклись к ней неприязнью.  

— Быстро собирайся! — сердито прикрикнул Юй Чэн. — Господин и фулан ждут ужина!  

Эрнян, конечно же, не собиралась уходить, не добившись своего. Пришлось временно отступить и следовать за Юй Чэном, чтобы позже разработать новый план.  

По дороге она всячески выспрашивала о Сюн Чжуаншане, но Юй Чэн не проронил ни слова.  

Не сдаваясь, Эрнян спросила:  

— Как такой богач, как ваш господин Сюн, мог жениться на шуанэре? Неужели тот его обманул? Наверное, господин Сюн все же любит женщин? А какой именно тип ему нравится?  

Юй Чэн, не выдержав, язвительно ответил:  

— Мой господин любит только своего фулана. И уж точно не полюбит тебя.  

После этого, что бы Эрнян ни говорила, Юй Чэн делал вид, что оглох.  

Доставив ее на фабрику, он о чем-то поговорил с управляющим Чжаном, и тот стал смотреть на Эрнян совсем иначе. Как бы она ни разыгрывала несчастную сироту, управляющий Чжан оставался непреклонен. Он поселил ее в общем бараке для работниц – никаких отдельных комнат, даже ценные вещи негде было спрятать. Эрнян попыталась выпросить себе отдельное жилье, но все проигнорировали ее просьбы.  

К ночи фабрика опустела – все работники разошлись, остались лишь Эрнян и сторож-старик, дежуривший в дальнем конце. Огромное пустое здание настолько напугало ее, что она едва не лишилась чувств.  

Тем временем в доме Сюнов собрались родители Сюн Чжуаншаня, его братья с женами и пятая сестра. Долгая разлука стерла былые разногласия, все веселились и болтали до глубокой ночи.  

Тан Шоу, измотанный дорогой, отдыхал целых десять дней, прежде чем полностью восстановился. Сюн Чжуаншаню же хватило пары ночей крепкого сна.  

Как только Тан Шоу пришел в себя, он сразу вспомнил о «бомбе замедленного действия» на фабрике и захотел поскорее разобраться с ней. Если бы у этой женщины были другие цели, он, возможно, еще поиграл бы с ней. Но раз она метит на его мужчину – терпеть такое он не намерен.  

Достав из потайного ящика детальный рецепт изготовления туалетной бумаги, Тан Шоу улыбнулся.  

— Зачем он тебе? — поинтересовался Сюн Чжуаншань.  

— Ответный ход, — усмехнулся Тан Шоу.  

После обеда и короткого сна они запрягли лошадь и отправились на фабрику.  

Управляющий Чжан встретил их с улыбкой:  

— Господин Сюн, фулан, добро пожаловать! Прошу внутрь, посмотрите, как у нас все устроено. Работники очень стараются!  

— С тобой я спокоен, — кивнул Тан Шоу. — Как там Эрнян?  

Чжан нахмурился:  

— Плохо. Работает спустя рукава, хитрит, мысли ее витают где-то далеко.  

— Понятно.  

Тан Шоу произнес перед работниками ободряющую речь, а затем нарочито небрежно вызвал Эрнян:  

— Эрнян, как тебе здесь работается?  

Та расплакалась:  

— Фулан, спасите меня! Работа слишком тяжелая, я не выдерживаю!  

Тан Шоу притворился рассерженным:  

— Почему же другие справляются, а ты нет?!  

Эрнян опешила: «Если ты не собираешься мне помогать, зачем тогда спрашивал?»  

— Всякая работа трудна. Тебе просто не хватает усердия, — отчитал ее Тан Шоу. — Подумай над своим поведением!  

С этими словами он развернулся и ушел вместе с Сюн Чжуаншанем.  

Эрнян заметила, что из его рукава выпал какой-то листок. Не став их окликать, она подождала, пока они скроются из виду, и подняла бумагу. Будучи неграмотной, она не могла прочитать написанное, но видела: текст был аккуратным, без помарок.  

Ее сердце забилось так сильно, что даже закружилась голова: неужели это какой-то рецепт?

В глазах Эрнян мелькнула злоба: «Сюн Чжуаншань, не вини никого, кроме себя. Сам не разглядел во мне жемчужину. Теперь я позабочусь о своем будущем. Когда семья Ван воспользуется этим рецептом, будешь кусать локти!»  

Спрятав бумагу за пазуху и поправив ворот, она украдкой выскользнула с фабрики.  

Тан Шоу, наблюдавший за этим из укрытия, холодно усмехнулся.  

Вскоре он с тревогой вернулся, на грани слез.  

— Фулан, что случилось? — встревожился управляющий Чжан.  

— Срочно собери всех! — в отчаянии воскликнул Тан Шоу. — Я потерял рецепт туалетной бумаги!  

— Что?! — Чжан побелел. Немедленно остановив работу, он объявил награду в 50 лянов тому, кто найдет рецепт.  

Все, и искренне переживавшие, и жаждавшие награды, бросились на поиски. Эрнян, смешавшись с толпой, едва сдерживала смех.  

Она-то думала, что это всего лишь рецепт какого-то блюда, а оказалось – туалетной бумаги!

«Боже, небеса явно благоволят мне! Видно, пожалели мои страдания и решили помочь», — ликовала Эрнян.  

Пятьдесят лянов за возврат рецепта? Смешно! Если передать его третьему молодому господину Ван, он заплатит и тысячу!  

Погрузившись в сладкие мечты о богатстве, Эрнян уже собиралась уволиться, как вдруг была схвачена подоспевшими стражниками.  

— Что вам нужно? По какому праву вы меня хватаете? — вырывалась она.  

— Фулан семьи Сюн обвинил вас в краже рецепта туалетной бумаги и попытке бегства, — сурово ответил стражник. — Мы здесь, чтобы доставить вас для суда.  

Сердце Эрнян упало: 

— Я ничего не крала!  

Но стража уже вытащила у нее из-за пазухи злополучный лист.  

— Белая бумага, черные иероглифы. Не отпирайся!  

Эрнян рухнула на землю, вдруг указав на Тан Шоу: 

— Это он подстроил!  

Тан Шоу холодно усмехнулся: 

— Значит, это я заставил тебя украсть мой рецепт, а потом приставил нож к горлу, чтобы ты сбежала?  

— Да, я украла, но это была твоя ловушка!  

Стражи грубо подняли ее: 

— Хватит нести чушь! Ты сама решила воровать – кто мог тебя заставить? Руки-то твои собственные!  

Тан Шоу незаметно сунул одному из стражников увесистый мешочек – не меньше пятидесяти лянов.  

— Эта женщина явно действовала не одна, — шепнул он. — Иначе не осмелилась бы красть казенную собственность.  

Бумажная фабрика принадлежала императору. Стражи, получив наводку, крепче сжали серебро: 

— Не волнуйтесь, мы выбьем из нее все имена!  

Той же ночью пятьсот лянов серебром осели в доме уездного начальника, а к утру Эрнян уже сдала третьего молодого мастера Ван.  

Начальник спешно составил доклад и отправил в Восточную столицу. Тем временем Тан Шоу разослал письма цензору Сун, Цзинь Цзиньчэну, Мэн Ю и князю Чжэньбэю. Что именно он написал – неизвестно, но на следующее утро чиновники один за другим начали обвинять семейство Ван.  

Цензор Сун, не успев вернуться, отправил срочные доклады один за другим. Император в ярости приказал сослать весь род Ван на границу – за одну ночь могущественная семья пала.  

Ван Хань шел в кандалах, каждый шаг давался с трудом, но замедлить он не смел – плеть надсмотрщика тут же опускалась на спину.  

«Как мы дошли до этого? — в отчаянии думал он. — Я же запретил трогать семью Сюн! Если бы не ты, мы бы не оказались в таком положении!»

Семья Ван уже знала, что крах – целиком на совести третьего сына Ван. Если бы не его приказ украсть рецепт туалетной бумаги, император не обрушил бы на них гнев.  

— Эта туалетная бумага – сокровище императора! Кто посмеет к ней прикоснуться? Как ты мог покуситься на нее? Украсть что угодно, только не это!

Третий Ван оправдывался: 

— Я велел ей украсть что-то другое, а не рецепт бумаги! Разве я посмел бы? Эта дура сама все испортила!  

— Дурак здесь только ты! — Ван Хань схватился за грудь. Рядом рыдала его новая наложница, только что родившая ему сына. Теперь его наследник вместо роскоши с рождения стал изгоем, без надежды на будущее.  

Все было кончено. Если бы тогда он не ослеп от жадности, не стал бы добиваться рецепта зубных ароматов Сюнов... Тогда и вражды бы не возникло, а семья Ван по-прежнему купалась в роскоши.  

Честно говоря, тот рецепт для процветающего дома Ванов был лишь каплей в море. Без него ничего бы не изменилось. Зачем же он так жаждал его?..  

Но если Ваны хотя бы могли сожалеть, у Эрнян не было и этого шанса. Император, желая преподать урок недовольным его бумажной монополией чиновникам, приговорил ее к обезглавливанию на площади.  

В день казни все в доме Сюна были заняты работой. Никто не пришел смотреть.