Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
10 Волчья безрукавка

На следующий день, когда семья матери Сюн прибыла, Тан Шоу уже успел приготовить грецкие печенья.  

Мать Сюн и младшая сестра Сюн ничего не сказали, а вот старшая невестка затаила в душе недовольство. Ей казалось, что Тан Шоу их остерегается – иначе почему каждый раз, когда они приходят, печенья уже готовы, а сам процесс приготовления им никогда не показывают?  

Но сейчас им еще предстояло освоить рецепты четырех новых сладостей, поэтому старшая невестка не осмелилась лишний раз раскрывать рот.  

Тан Шоу терпеливо объяснил все четверым, затем указал на старшую невестку и сказал:  

— Матушка, сегодня пусть старшая невестка попробует. Вчера она со мной говорила и считает, что справится. Дадим ей шанс.  

В глазах матери Сюн мелькнула грусть.  

— Ладно, пусть попробует, — уныло ответила она.  

Мать Сюн все еще переживала за продукты – сколько раз она их уже испортила! Чем больше ошибок она допускала, тем сильнее росло напряжение, и теперь при одной мысли о приготовлении сладостей у нее дрожали руки.  

Старшая невестка была мастером на все руки: ловкая, организованная, она почти не нуждалась в подсказках Тан Шоу. Когда первая партия сладостей была готова, все их попробовали. Вкус, конечно, не дотягивал до уровня Тан Шоу, но уже был отдаленно похож.  

Тан Шоу одобрительно кивнул:  

— Старшая невестка, если потренируешься еще, вкус будет неотличим.  

— Правда? — Ее глаза загорелись от возбуждения.  

Это мастерство, освоив которое, она сможет зарабатывать всю жизнь, а потом передать своей невестке – точно так же, как ткацкое мастерство их семьи Чжао передавалось из поколения в поколение.  

— Правда, — улыбнулся Тан Шоу.  

Как раз в этот момент в комнату вошел Сюн Чжуаншань. Тан Шоу протянул ему кусочек османтусового пирога. Сюн Чжуаншань засунул его в рот, прожевал пару раз и слегка приподнял бровь:  

— Это не ты готовил?  

— Нет, старшая невестка. Ее первая попытка. Ну как, вкусно?  

Сюн Чжуаншань, не церемонясь, ответил с каменным лицом:  

— Так себе. До твоего уровня далеко. — С этими словами он развернулся и гордо удалился, даже не взглянув второй раз на обычно любимые сладости.  

Будь на месте Тан Шоу кто-то другой, он бы, наверное, окаменел от неловкости. Но Тан Шоу был не таким. Будучи прямым как меч мужчиной, он, не обращая внимания на атмосферу, холодную как лед, согласно кивнул:  

— Да, до моего уровня далеко. Нужно больше практиковаться.  

Старшая невестка почувствовала себя так, будто ее бросили в метель: «…»  

Тан Шоу не собирался кормить всю большую семью Сюнов – это же сколько продуктов уйдет! И так за эти дни на испорченные ингредиенты для сладостей потрачено немало. 

Сюны приходили учиться только по утрам, готовили одну партию и уходили. Остальное время Тан Шоу наслаждался домашним уютом, готовя еду. Они с Сюн Чжуаншанем предпочитали проводить время вдвоем.  

Сюн Чжуаншань, почуяв аппетитный аромат, спросил:  

— Что ты приготовил на обед?  

— Жареные свиные ломтики в соусе, харбинская кисло-сладкая свинина в хрустящей корочке, «львиные головы» и еще баранину. [прим. ред.: 锅包肉 [го бао жоу] – создано в 1907 году для российских дипломатов в Харбине; 狮子头 [ши цзы тоу] – крупные фрикадельки из рубленой свинины] 

Первые три блюда Сюн Чжуаншань никогда не пробовал и ему было интересно, а вот баранину он часто готовил сам и не придал ей значения. Однако, когда Тан Шоу подал ее на стол, он остолбенел: это была баранина, но... сухая?  

На самом деле, Тан Шоу пытался приготовить баранину с тмином, но тмина здесь не было, поэтому он заранее замариновал мясо в имбирном соке, чтобы убрать запах, а вместо перца чили использовал перец и плоды ксантоксилума [прим. ред.: сычуаньский перец]. Вкус получился ничуть не хуже.  

Сюн Чжуаншань первым попробовал и воскликнул:  

— Фулан, в этой баранине совсем нет запаха!  

Тан Шоу тоже сел за стол.  

— Конечно, у меня есть свой секрет приготовления баранины.  

— Даже придворные повара не сравнятся с твоим мастерством, — искренне похвалил Сюн Чжуаншань.  

Тан Шоу расплылся в довольной улыбке, временно забыв, сколько еды поглощает его ненасытный муж. Четыре блюда и целый горшок риса – все было съедено. В основном, конечно, Сюн Чжуаншанем: он даже соус из тарелок выскреб в рис, оставив посуду чистой, будто ее только что помыли.  

После еды Сюн Чжуаншань сам помыл посуду и подмел пол. Закончив, он с гордостью принес в комнату готовую овечью подстилку.  

— Фулан, постели это на кровать. Шерсть я обработал, она чистая, можно спать прямо на ней. Теплая и мягкая.  

Тан Шоу взял подстилку, не в силах описать, что творилось у него в душе. В носу защекотало, руки и ноги были ледяными, но на сердце стало тепло. Всего лишь из-за его небрежно оброненной фразы Сюн Чжуаншань рисковал жизнью, охотясь на диких овец.  

— Давай скорее попробуем!  

Тан Шоу бережно расстелил подстилку на кровати. На самом деле, один слой шерсти не мог быть таким уж мягким, но для него это было приятнее десяти войлочных одеял.  

— Очень мягко, и шерсть такая теплая...  

Сюн Чжуаншань радовался, как ребенок:  

— Теперь ты можешь сидеть на ней дома, будет тепло. А я еще достану волчью безрукавку – ты в последние дни так мерзнешь в комнате, каждый раз, когда уходят покупатели, у тебя ледяные ноги.  

Сюн Чжуаншань знал, что у Тан Шоу холодные ноги, потому что каждый раз согревал их своими руками или животом.  

Волчью безрукавку Сюн Чжуаншань берег и надевал только в самые холодные дни, боясь испачкать или повредить. Но для Тан Шоу он без сожалений отдал ее, чтобы тот носил и дома, и на улице, готовя сладости.  

Тан Шоу, считая себя прямым мужчиной, не мог ответить на такие искренние чувства, но поклялся себе поднять благосостояние семьи Сюн Чжуаншаня. Когда он уйдет, даже несметные богатства не помогут найти столь заботливого фулана или жену.  

Покупатели, приходившие в дом мясника Сюна, завидовали, увидев на Тан Шоу волчью безрукавку. Но в присутствии Сюн Чжуаншаня никто не смел проронить ни слова или показать свою зависть.  

Зато на улице все высказались:  

— Кто бы мог подумать, что этот грозный Сюн Чжуаншань так любит своего фулана – даже волчью безрукавку ему отдал, чтобы тот в ней работал, не боясь испортить!  

— Вот именно! Я-то думал, с его свирепым нравом, он будет бить свою жену, а оказалось, так заботится о фулане. Если бы я знал раньше... — Тут говорящий спохватился и замолчал, но остальные уже поняли намек и рассмеялись.  

— Ладно тебе, Ван Лаоу! Ты же и раньше об этом думал. Помнишь, когда Сюн Чжуаншань только вернулся, купил дом и землю, завел свиней и овец – ты же тогда уже хотел сосватать ему свою дочь, даже сваху к нему отправлял. Но он отказался, вот ты и успокоился.

Лицо Ван Лаоу побагровело от злости.

— Чепуху городите! Не то чтобы он мою дочь невзлюбил – просто ему только шуанэры по нраву! Да и не я один такой был – сколько народу тогда, позарившись на его богатство, свататься к нему лезли? Всех, кто имел хоть какие-то связи с семьей Сюн, тут же обрывали. Если бы Сюн Чжуаншань тогда не вышел из себя и не вышвырнул свах за порог, думаю, порог его дома уже стерли бы в щепки!

Толпа затихла. Когда Сюн Чжуаншань только вернулся со службы, деревенские, видя его достаток и холодные отношения с семьей (он словно порвал с ними все связи и не помогал материально), сразу смекнули: если их дочь выйдет за него, ей не придется терпеть свекровь или прислуживать всей родне. Молодые будут жить отдельно, сами себе хозяева, да еще и в достатке. В одночасье Сюн Чжуаншань стал завидным женихом в деревне Синхуа.

Тогда сельчане еще не знали его нрава – ведь когда он уходил, ему было всего четырнадцать, обычный деревенский паренек. Все думали, что он лишь выглядит грозным, а в душе добряк. Пока он, доведенный до бешенства назойливыми свахами, не схватил одну за шиворот и не выбросил за дверь.

Позже какой-то безумец попытался задирать Сюн Чжуаншана, но тот чуть не забил его до смерти. Когда вся семья задиры кинулась на помощь, Сюн Чжуаншань уложил всех. Женщины семьи, рассчитывая на свою неприкосновенность, думали, что он не посмеет поднять на них руку – но ему было плевать, мужчина перед ним или женщина: полез – получи.

Дело дошло до старосты. Тот, видя, как сильно избили семью, велел Сюн Чжуаншаню заплатить штраф. Это окончательно взбесило Сюна. Он впал в ярость, чуть не разнес дома обидчиков и старосты, дико орал, что прикончит их всех – и по виду было ясно, что это не пустые угрозы. В итоге семья, дрожа от страха, отказалась от компенсации и стала обходить Сюн Чжуаншаня десятой дорогой. Даже староста перестал соваться в его дела, боясь гнева. А когда Сюн начал приносить в деревню добычу – тигров да волков – страх перед ним только усилился. Мысль выдать за него дочь теперь никому не приходила в голову – все боялись, что он запросто может забить жену насмерть в приступе ярости.

Ван Лаоу горько сожалел: 

— Если бы я знал, что Сюн Чжуаншаню нравятся шуанэры, сосватал бы ему нашего парня! — Шуанэр их семьи был красив, нежен, тих и скромен, словно девушка. Лучше бы ему достаться Сюну, чем попасть в семью Ло!

Семья Ло, владеющая бизнесом по производству тофу, мнила себя деревенской элитой и свысока смотрел на остальных, считая всех бедняками, недостойными их уровня. Шуанэр Ван Лаоу немало натерпелся в их доме.

Раньше Ван Лаоу тоже так думал – что его шуанэр «залез» на семью Ло, и что это большая удача. Но теперь, видя, как Сюн Чжуаншань заботится о Тан Шоу, а их бизнес (заставляющий всю деревню закупать товары для перепродажи в городе) стремительно богатеет, он понял: скоро семья Сюн затмит Ло, став самой зажиточной в окру́ге. От этой мысли Ван Лаоу готов был рвать на себе волосы от досады.

Он напрочь забыл, что этот бизнес создал Тан Шоу, что рецепты – его, и что без него ничего бы не было. Забыл он и том, понравился бы их шуанэр Сюн Чжуаншаню – просто слепо жалел, что не отдал его Сюну. Смешно, да и только.

Деревенские завидовали волчьей безрукавке Тан Шоу, да и мать Сюн не осталась равнодушной. В любой другой семье лучшие вещи сначала доставались бы старшим, а младшим – только остатки. А тут она, мать, даже шерстинки не получила, зато невестка-шуанэр щеголяет в волчьей безрукавке! Теперь вся деревня будет тыкать в нее пальцем. «Все потому, что второй не считает меня родной матерью», — подумала она, и глаза ее наполнились слезами.

Тан Шоу заметил ее расстроенный вид и догадался, что дело в безрукавке. Ведь на матери Сюн была лишь ветхая стеганая куртка, не идущая ни в какое сравнение с его теплой волчьей шкурой.

Но он и не думал великодушно отдавать ей безрукавку. За время, проведенное вместе, он понял: между Сюн Чжуаншанем и его семьей произошло что-то серьезное, что ранило его так глубоко, что хоть он и не порвал с ними окончательно, сердце его остыло. Не женись он на Тан Шоу, они, возможно, вообще перестали бы общаться.

Тан Шоу сделал вид, что ничего не замечает, и продолжал учить их готовить сладости. Но Сюн Чжуаншань терпеть не стал. Войдя в комнату и увидев эту сцену, он криво усмехнулся:

— Вы уже две недели тут учитесь, — без церемоний заявил он. — С завтрашнего дня готовьте и продавайте у себя дома. Сюда больше не приходите.

— Х-хорошо, — пробормотала старшая невестка, больше обрадованная, чем напуганная. Она понимала, что капризы свекрови разозлили Сюн Чжуаншаня, и если они не уйдут, его ярости не будет предела.

Трое покинули дом мясника Сюна, а Тан Шоу даже не попытался их удержать. Вещи, которые Сюн Чжуаншань добывал, рискуя жизнью, стали его безрукавкой – а значит, теперь это его собственность. Он не обязан отдавать ее матери Сюн только потому, что она носит звание «матери», невзирая на то, какой ценой досталась эта шкура.

Вернувшись домой, мать Сюн разрыдалась. Но что с того? Она по-прежнему боялась напрямую противостоять сыну.

— Успокойся, — уговаривал ее отец Сюн. — Если бы не А-Шань, где бы мы раздобыли рецепты этих сладостей? Это же не сиюминутный заработок – со временем мастерство растет, репутация крепнет, и бизнес может кормить несколько поколений!

— Я знаю, — всхлипывала она, — но мне так больно! Все думаю: если бы не тот случай, может, А-Шань не отдалился бы от нас так сильно…