Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
2 Ты собрался сбежать?

Вторая тетушка Ли успела только принести нарезанных овощей, как домашние ребятишки тут же облепили ее, наперебой выпрашивая еду.

— Погодите все, еда еще холодная! Позже разогрею и дам!

Дети радостно запрыгали, подняв такой шум, что из внутренних покоев вышла рассерженная свекровь.

— Что тут происходит? Почему малышня так разгалделась?

Вторая тетушка Ли боялась свекровь и занервничала:

— Фулан мясника Сюна пришел обменять немного муки и яиц, я как раз собиралась ему отдать.

Старуха взглянула на очаг и увидела там две миски с мясными блюдами. Гнев тут же вспыхнул в ее глазах:

— Ах ты, бедовая невестка! Ненасытная! Как посмела воспользоваться добротой других? Не боишься, что мясник Сюн вернется и прирежет твоего мужа как скотину на бойне?!

Вторая тетушка Ли вздрогнула от страха и обиженно проговорила:

— Матушка, даже если бы я обменяла, разве ела бы одна? Второму брату, третьему брату и всем невесткам в доме тоже достанется. Я просто видела, как все мечтают о мясе. Да и сам фулан мясника Сюна предложил обмен, я его не обманывала. Почему это моя вина?

— Смеешь перечить?!

— В чем дело, матушка? — Услышав перепалку между женой и матерью, старший сын Чжан в испуге выбежал из комнаты, опасаясь, что вспыльчивая старуха набросится на его супругу.

Старуха тыкнула пальцем во вторую тетушку Ли и закричала:

— Эта бедовая осмелилась обмануть мясника Сюна! Неужели ей жизнь не дорога? Хочет помереть – пусть, но только чтобы не втягивала нашу семью!

Старший сын Чжан поспешно вмешался:

— Матушка, не волнуйся, я ее проучу. Сейчас же все вернем обратно.

Он подмигнул жене, и та, поняв намек, покраснела от слез:

— Муж, я уже пообещала фулану мясника Сюна. Если теперь откажем, они ведь сейчас в медовом месяце – нашепчет он мяснику на ушко, и тот все равно возненавидит нашу семью!

Старуха в ярости вновь набросилась на невестку, доводя ее до слез. Старший сын Чжан, всем сердцем жалея жену, предложил:

— Ладно, оставим еду, но сегодня есть не будем. Если к вечеру мясник Сюн не придет требовать обратно, значит, он не против, и на этом дело с концом. А если придет – объясним ситуацию и вернем. В любом случае, раз жена уже согласилась, отказ может обидеть его фулана.

Свекровь злобно сверкнула глазами и фыркнула:

— Пусть будет так. Но смотрите – не обделите его!

Вторая тетушка Ли отмерила по рыночной цене два шэна муки и одиннадцать яиц – это было даже с избытком, и все из страха, что мясник Сюн явится с кулаками.

Тан Шоу, получив продукты, поспешно поблагодарил и уже собрался уходить с довольной улыбкой, как вдруг столкнулся лицом к лицу с Сюн Чжуаншанем.

Гневное лицо мясника и исходящая от него кровавая свирепость заставили Тан Шоу вздрогнуть. Он понял, что Сюн Чжуаншань снова заподозрил его в побеге. Но он также знал, что разъяренный мясник в таком состоянии не станет слушать объяснений. Инстинктивно он развернулся, чтобы бежать, и этот жест окончательно взбесил Сюн Чжуаншаня. Тот, словно ревущий медведь, в один шаг настиг его и, словно цыпленка, легко взвалил на плечо.

Тан Шоу, брошенный на ветхую циновку, заставил хлипкую кровать жалобно заскрипеть.

Он попытался уползти, но не успел сделать и пары движений, как Сюн Чжуаншань всей тяжестью навалился сверху, придавив его, будто гора Усин [прим. ред.: досл. «Гора Пяти стихий» – отсылка к кит. фольклору, когда Будда заточил Сунь Укуна (Царя Обезьян) под горой на 500 лет – чувствовать будто обрушилась непреодолимая сила]. Тан Шоу едва не лишился дыхания. Не дав ему опомниться, мясник грубо прижался губами к его рту, яростно вторгаясь внутрь.

Тан Шоу, вне себя от гнева, изо всех сил колотил кулаками по Сюн Чжуаншаню, но для того это, должно быть, было сродни заигрываниям – слабые удары лишь распаляли его.

В мгновение ока Тан Шоу остался голым. Сюн Чжуаншань, сверкая глазами, прошипел:

— Мечтаешь сбежать? Ни за что! Ты мой при жизни и мой после смерти! Всю жизнь будешь моим сяо фуланом!

Когда Сюн Чжуаншань наконец насытился, Тан Шоу больше не мог пошевелиться, чувствуя, будто чудом вырвался из лап Яньло [прим. ред.: бог загробного суда в кит. мифологии].

Он и до этого был голоден, а после таких «упражнений» голод стал просто волчьим – казалось, он мог бы съесть целого быка. Живот предательски урчал.

Сюн Чжуаншань вытащил его из-под своей твердой груди и, подобно сытому таотею [прим. ред.: миф. чудовище, симв. ненасытность и жадность; в нект. трактовках – дух-пожиратель, наказывающий грешников], удовлетворенно спросил:

— Проголодался? Разогрею тебе еду.

При мысли о том, чтобы есть оставшееся на очаге варево из безвкусного мяса, Тан Шоу тут же запротестовал:

— Не хочу эти объедки!

К его удивлению, Сюн Чжуаншань на этот раз проявил неожиданное терпение:

— А что тогда хочешь?

При этом вопросе Тан Шоу снова вспыхнул от злости – вот сейчас не помешало бы мне объясниться!

— Я хотел приготовить лапшу с соусом, но из-за чьей-то истерики, мука и яйца, которые я только что выменял у соседей, рассыпались по земле. О какой еде теперь речь?

Рука Сюн Чжуаншаня на талии Тан Шоу внезапно сжалась, как железные тиски. От боли в уже надломленной пояснице Тан Шоу вскрикнул.

— Ты… не собирался бежать?

— Больно! Сейчас поясницу мне сломаешь! — Тан Шоу яростно колотил по руке Сюн Чжуаншаня. Чертов мясник, как же сильно он сжимает!

Но Сюн Чжуаншань лишь слегка ослабил хватку, и по-прежнему крепко держал супруга, не позволяя тому вырваться.

— Ты правда не собирался бежать? Только за едой ходил?

— Конечно! Кто бежит из дома, не прихватив денег, а тащит с собой сырые яйца и муку? Я что, крыса, чтобы жрать это сырым?

Сюн Чжуаншань не рассердился на колкости, а даже слегка улыбнулся, окончательно разжав объятия.

— Хочешь поесть? Сейчас схожу, выменяю еще. — Он мгновенно оделся и исчез за дверью.

Тан Шоу криво усмехнулся:

— Здоровый, как медведь, а двигается проворно.

Он попытался помассировать поясницу и приподняться, но безуспешно. Когда Сюн Чжуаншань вернулся с мукой и яйцами, Тан Шоу все еще лежал на кровати, скрипя зубами от боли. В сердце мясника вспыхнуло удовлетворение. «Суметь так «убедить» новоиспеченного фулана, что на следующий день тот не мог встать – в деревне Синхуа, наверное, только я, Сюн Чжуаншань, способен на такое».

— Фулан, я помассирую тебе поясницу, — с довольной физиономией предложил он, но едва его мощные ладони с легчайшим усилием коснулись Тан Шоу, как тот взвизгнул:

— Да полегче ты!

— Ага. 

Сюн Чжуаншань посмотрел на свои огромные ладони, затем на тонкую талию Тан Шоу, и подумал, что эти две ладони могут полностью обхватить хрупкую талию шуанэра. Стоило лишь чуть сильнее сжать – и она переломится. От этой мысли он стал действовать еще осторожнее, с силой, которая, как ему казалось, почти не отличалась от поглаживания. Маленький шуанэр, однако, остался доволен и даже замурлыкал от удовольствия. Эти звуки заставили сердце Сюн Чжуаншаня трепетать, пробуждая в нем желание. Но, взглянув на лежащего в постели шуанэра, который даже не мог подняться, он сдержался – боялся, что если перестарается, тот испугается и больше не позволит обнимать себя. Поэтому он продолжил сдержанно массировать до самого конца.

Если бы Тан Шоу полагался на кулинарные таланты Сюн Чжуаншаня, он бы умер с голоду. Дело не в том, что тот не умел готовить – просто, видимо, в соответствии со своим богатырским телосложением, Сюн Чжуаншань был крайне неприхотлив в еде. Когда он готовил, то просто бросал все в воду, варил, не обращая внимания, кипит ли, и считал, что если горячее – значит, готово. Когда Тан Шоу только попал в этот мир, Сюн Чжуаншань приготовил ему еду – мясо с кровавыми прожилками. Едва поднеся его к носу Тан Шоу и почуяв запах крови, того вырвало. С тех пор Сюн Чжуаншань понял, что он слишком груб, и стал нанимать кого-то для готовки.

Отдохнув час, Тан Шоу с помощью Сюн Чжуаншаня добрался до кухни. Кухня у Сюн Чжуаншаня была очень чистой – даже чище, чем дом, потому что, кроме глиняного горшка для варки и ножа, там вообще не было никакой утвари.

— Где разделочная доска? Где скалка?

Сюн Чжуаншань был грубым мужланом, который считал, что все можно просто бросить в воду и сварить, не заботясь о готовности. Поэтому до появления прежнего хозяина тела таких вещей в доме просто не могло быть. А прежний хозяин был тем, кто радовался уже тому, что был сыт, и никогда не готовил ничего, кроме простейших блюд, так что даже обычной кухонной утвари в доме не оказалось.

— Ладно, сходи к соседям и одолжи на время, потом сделаем свои, — беспомощно сказал Тан Шоу.

Деревенские жители жили бедно и экономно, предпочитая не покупать, а мастерить необходимые вещи самим. Они были умелыми и сообразительными, могли сделать все что угодно.

Вскоре Сюн Чжуаншань вернулся с двумя вещами. В эпоху Юйчао еще не было высоких столов, только низкие. Но у грубого Сюн Чжуаншаня не было и их, поэтому Тан Шоу пришлось разместить доску прямо на очаге, чтобы замешивать тесто и раскатывать лепешки. Сюн Чжуаншань не понимал, что он делает, но усердно помогал, разводя огонь и нагревая воду.

Так как других продуктов в доме не было, Тан Шоу решил приготовить лапшу с яичным соусом. Муку Сюн Чжуаншань молол сам, причем очень тщательно – чистая пшеничная мука и мука с остатками оболочки хранились отдельно. Сейчас он использовал первую. Чтобы лапша получилась упругой, тесто нужно долго месить – чем дольше, тем лучше. Но Тан Шоу, помяв немного, сдался – поясница болела. Он покосился на Сюн Чжуаншаня и подозвал его пальцем. Тот тут же подскочил.

— Меси тесто.

— А? Ага. — Ладони у Сюн Чжуаншаня были сильными, но с тестом он справлялся плохо.

Тан Шоу раздраженно кричал: 

— Неправильно! Надо вот так! Нет, работай запястьем, запястьем, а не всей ладонью! Легче! Это же тесто, а не твой враг!..

Сюн Чжуаншанем не только помыкали, но и постоянно ругали, но он не злился. Напротив, в его черных глазах светилась улыбка. В четырнадцать он ушел на войну, сражался десять лет и в двадцать четыре вернулся в деревню. Последние четыре года он жил один, без единого собеседника. Дом был холодным и пустым, а характер, закаленный в боях, стал жестким и свирепым. При попытке поговорить с деревенскими его быстро охватывало раздражение, он хмуро смотрел на людей, словно собираясь убить, и те в страхе разбегались. Поэтому друзей у него не было – все его боялись, да и он не стремился к общению. Так и жил в одиночестве четыре года. Но теперь в доме наконец поселился любимый шуанэр, и все его нетерпение растаяло, словно мягкая хурма. Даже когда тот ругался, стоя подбоченясь, он казался ему очаровательным.

Когда тесто наконец было вымешано, Тан Шоу раскатал три большие круглые лепешки и нарезал их на ровные полоски лапши.

Раньше, когда Тан Шоу был слаб здоровьем, Сюн Чжуаншань приглашал свою матушку готовить, так что нож он в руки не брал. Теперь, впервые оказавшись у плиты, он обнаружил, что в доме Сюн Чжуаншаня еду готовят в большом глиняном горшке. 

— А где наша сковорода?

— Сковорода? – Сюн Чжуаншань удивился. — Ты имеешь в виду железную сковороду?

— Ну да!

Сюн Чжуаншань смотрел на Тан Шоу, говорившего это так естественно, но внутри его будто ударило молнией. 

В эпоху Юйчао производство железа было ограниченным, и цены на него были очень высокими. В их деревне все готовили в глиняных горшках, даже в городе железные сковороды были редкостью. Но Тан Шоу явно не притворялся – он действительно считал их обыкновенным предметом обихода. Может, он был шуанэром из знатной семьи, случайно попавшим в их бедную деревню? Если так, как же он сможет его удержать?

Сюн Чжуаншань не знал о прошлом прежнего хозяина тела – не потому, что тот не хотел рассказывать, а потому, что, стоило ему открыть рот, взгляд свирепого мясника парализовывал его от страха. Поэтому Сюн Чжуаншань всегда думал, что его продали работорговцам, как и все в деревне.

Он опустил глаза, скрывая бурю внутри. 

— Завтра же поеду в город за железной сковородой.

Железные сковороды были дорогими – одна стоила больше двух связок монет, обычным людям они не по карману. Но раз Тан Шоу просит – Сюн Чжуаншань обязательно купит. Если не хватит денег – заработает. Тем более сейчас у него были сбережения, которых хватило бы на сковороду.

Тан Шоу не заметил странностей в поведении Сюн Чжуаншаня. Раз железной сковороды не было, пришлось отказаться от жарки – глиняный горшок не выдержал бы высокой температуры и мог треснуть.