Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 48. Что полезно – то и вкусно

Как человек из будущего, Тан Шоу не особо любил кровавые сцены. Особенно после того, как Сюн Чжуаншань однажды при нем зарезал дикого козла и затем пугал его тем самым окровавленным тесаком. С тех пор у него осталась небольшая психологическая травма.  

Хотя он и не говорил об этом вслух, грубоватый на вид мужчина оказался удивительно внимательным. Все, что касалось Тан Шоу, Сюн Чжуаншань воспринимал с особой чуткостью, хотя в других вопросах мог быть беспечным, будто ему не хватало одной извилины. Поэтому он тут же позвал на помощь третьего брата, Сюн Чжу.  

— Встаньте в очередь! — рявкнул Сюн Чжуаншань, и толпа у ворот дома моментально выстроилась в ровную линию, словно отлившая волна. Никто не осмелился пикнуть.  

Опоздавшие, оказавшиеся в конце, кричали:  

— Эй, не скупай все самое жирное! Оставь и мне немного, все знают, что жирное вкуснее!  

— Я встал ни свет ни заря, чтобы занять очередь! — огрызался тот, кто стоял впереди. — На два цзиня дешевле, чем в лавке, да еще и прямо у дома! К тому же мясо отличное. В этом году, благодаря второму Сюну и его фулану, у нас хоть немного денег появилось. Обычно и мечтать не о чем, а на Новый год хоть мяса поедим!  

— Да, в этом году на праздничные закупки денег больше, чем обычно! — подхватили другие.  

Деревенские наперебой расхваливали семью Сюн – отчасти из искренней благодарности, отчасти в надежде, что, когда дойдет очередь, им отрежут кусок пожирнее.  

Среди толпы стояла молодая женщина лет двадцати. Она слушала разговоры, опустив глаза, погруженная в свои мысли.  

У деревенских женщин не было дорогих украшений – разве что деревянные шпильки да яркие тканевые цветы в волосах. Но даже такой нарядный вид и густой слой пудры не скрывали усталости на ее лице.  

Когда очередь дошла до нее, Сюн Чжу, не поднимая головы, спросил:  

— Какой кусок и сколько?  

Женщина молча смотрела на него, глаза постепенно наполнялись слезами.  

Не дождавшись ответа, Сюн Чжу начал терять терпение. Покупатели шли не только из их деревни, но и из соседних – сэкономить тринадцать монет стоило того, чтобы встать пораньше и проделать путь. Сюн Чжу уже целый час работал без отдыха, и эта медлительная покупательница его раздражала.  

— Давайте быстрее, — буркнул он. — Какой кусок вам нужен? Люди ждут, на улице холодно…  

Но, подняв голову и увидев ее лицо, он резко замолчал. Взгляд его застыл, и он, казалось, потерял дар речи.  

Они просто смотрели друг на друга, забыв обо всем вокруг.  

— Эй, Сюн Чжу, что за дела? — крикнул кто-то сзади. — Режь мясо, а не глазей на чужую жену!  

Обычно Сюн Чжу был дружелюбным парнем, в отличие от своего брата, и деревенские могли позволить себе такие шутки.  

Он покраснел и, запинаясь, спросил тише:  

— Какой кусок вам?  

Его тон заставил женщину немного расслабиться. На ее лице появилась легкая улыбка, а в глазах – уверенность, которой не было раньше.  

Она указала на кучу невостребованных ребрышек:  

— Третий братец, если я возьму эти, можно подешевле?  

Это были ребра, с которых срезали основное мясо, но не до конца. Деревенские редко брали такие – зачем платить за кости, если мяса на них почти нет?  

Сюн Чжу невольно взглянул на ее руки. Пальцы покраснели от холода, но больше всего его поразили потрескавшиеся, огрубевшие ладони. Раньше, до замужества, ее руки не были такими.  

Сердце его сжалось.  

— Он… плохо к тебе относится? — вырвалось у него.  

Увидев, как ее глаза снова наполнились слезами, он понял, что совершил ошибку, и поспешно заговорил:  

— На этих костях мяса мало, лучше возьми вот этот кусок. Хоть и не такой жирный, но я сделаю скидку…  

— У меня нет денег, — тихо прервала она.  

В другое время Сюн Чжу не стал бы уговаривать покупателя – все знали, что жирное вкуснее, но и дороже. Однако в этом году жители Синхуа подзаработали благодаря семье Сюн, и многие могли позволить себе лучшее мясо.  

— Прости, я… — Он с досадой ударил себя по лбу.  

— Ничего, — слабо улыбнулась женщина. — Ты не со зла.  

Сюн Чжу замолчал, угрюмо опустив голову. Молча он достал из корзины еще несколько оставшихся костей.  

— Если хочешь, забирай все это. Пятнадцать монет.  

Сюн Чжуаншань, до этого молча работавший, мельком взглянул на кости. Тан Шоу как-то говорил, что в костях мало мяса, и деревенские их не берут, но их можно варить на бульон – якобы это полезно для костей.  

Сюн Чжуаншань не особо вникал в смысл, но запомнил, что фулан хочет оставить их себе. В прошлый раз в поселке он даже специально купил кости для супа. Поэтому, разделывая мясо, он не стал срезать все дочиста.  

Он не стал вмешиваться – в их погребе и так лежали три туши, костей хватит. Да и брат, похоже, сейчас не в себе, действует как в тумане.  

— Спасибо, — сказала женщина. — Можешь положить в эту корзину. И еще… я слышала, у вас продается соевое масло – две монеты за миску. Налейте, пожалуйста, в этот кувшин.  

Сюн Чжу отложил нож и зашел в дом за маслом.  

— Старший братец, — обратился он к Тан Шоу. — Можно наполнить этот кувшин? Сколько не хватит – я доплачу.  

Кувшин был небольшой, примерно на три-четыре миски масла. Тан Шоу налил до краев, не взяв денег, но заинтересованно вышел посмотреть, кому это предназначалось.  

Он увидел, как Сюн Чжу передает кувшин симпатичной деревенской женщине. Та, принимая его, смотрела на него влажными глазами, полными невысказанных эмоций. И, конечно же, в момент передачи происходит «неожиданность» – пальцы холостого парня и замужней женщины ненароком соприкасаются.

Сюн Чжу моментально покраснел до корней волос, а девица скромно потупилась, но Тан Шоу почуял неладное.

Едва между ними вспыхнула двусмысленная искра, как в следующее мгновение громкий шлепок прервал сцену, кувшин с грохотом упал на землю, расплескав добрую половину масла.

— Ты!.. — начал было Сюн Чжу, но, увидев четвертого сына семьи Чэнь, – супруга молодой женщины, – проглотил гнев.

Девушка ахнула и бросилась поднимать кувшин. Убедившись, что осталось больше, чем на две монеты, которые она собиралась купить, облегченно вздохнула.

Четвертый Чэнь грубо схватил ее за руку, поднимая на ноги:

— Что вы тут делали? Я еще не помер, а вы уже на моих глазах глазки строить начали!

— Мы ничего! — испуганно залепетала девушка. — С третьим братцем ничего не было! Это случайность... руки сами...

Тан Шоу едва не закрыл лицо ладонями. То ли дура, то ли притворяется – сама при всех выложила то, о чем двое могли молчать. Теперь вся деревня знает, и даже невинность выглядит виной. Какой муж такое стерпит!

И точно – у четвертого Чэня глаза полезли на лоб, шея покраснела от ярости, будто он готов прирезать Сюн Чжу на месте.

— Ах ты, посмел мою жену обесчестить! — не дав опомниться, четвертый Чень замахнулся и его кулак полетел прямо в лицо Сюн Чжу.

Тот, застигнутый врасплох, не успевает среагировать. Но кулак, летящий в глаз, вдруг останавился – Сюн Чжуаншань поймал руку четвертого Чэня, слегка дернул и толкнул, отчего тот упал на землю, как тряпичная кукла.

— Ты в доме Сюн Чжуаншаня скандалить вздумал? — прогремел его голос.

Сюн Чжуаншань?!

Услышав это имя, четвертый Чэнь сглотнул. Слава Сюн Чжуаншаня гремела по всем окрестным деревням. Взглянув на сверкающий тесак в его руках, он не посмел продолжать. Но злость душила его.

Четвертый Чэнь дернул жену за руку и прошипел:

— Быстро домой! Так и знал, зачем ты, устроив истерику, в родительский дом сбежала! Услышала, что Сюны разбогатели, и сразу к любовнику потянулась! А помнишь, как сама от них из-за бедности отказалась? Теперь ты моя жена, и не смей глазки строить!

Глупая женщина не унималась, но и подливала масла в огонь:

— Нет! Просто с третьим братцем не сложилось, но не из-за бедности! А сейчас мы просто случайно руки задели…

— Третьим братцем? — четвертый Чэнь задрожал, чуть не лопаясь от злости. 

В Юйчао обращение «братец» [прим. ред.: в ориг. «郎» [лан] – мужчина, молодой человек (также в обращении к обладателю профессии); 2) вежл. сударь, господин (напр. слуга к хозяину); муженек (жена ласково о муже)] было почетным, деревенских же звали по роду и старшинству. 

— Как нежно ты его называешь!

Окружающие будто тыкали в него пальцами. Четвертый Чэнь в ярости шлепнул жену:

— Шлюха! — Вырвав кувшин, он принялся таскать ее за волосы. — Со мной ходишь, как вдова, а перед любовником нарядилась! Погоди, дома я тебя проучу!

Девушку, волочили по земле, и уже через пару шагов она выла от боли. Пытаясь вырвать волосы из хватки мужа, она в отчаянии крикнула Сюн Чжу:

— Третий братец, спаси!

Как может Сюн Чжу остаться в стороне, видя, как страдает та, что когда-то была ему дорога? Тот не выдержал и заслонил бывшую возлюбленную:

— Она твоя жена! Ты что творишь?

Но при виде грозного Сюн Чжуаншаня четвертый Чэнь мог лишь скрежетать зубами. Тут подоспели родители девушки с братьями – кто-то из деревенских успел сообщить, что третью дочь семьи Ван бьет муж. 

Увидев синяки на сестре, братья набросились на зятя:

— Это ты нашу третью сестру избиваешь? Вот откуда у нее раны! И давно?!

Четвертый Чэнь окинул взглядом родню и Сюн Чжу, дрожа от сдерживаемой ярости:

— Ладно... Хороши... Ван и... — и, развернувшись, удалился, кажется, готовый рухнуть замертво от ярости.

Поскольку вся деревня собралась поглазеть на скандал, что плохо скажется на репутации Сюн Чжу, Тан Шоу завел всех в дом.

Едва переступив порог, матушка Ван заливаясь слезами, обнила дочь:

— Доченька моя несчастная! Это я тебя погубила! Не надо было мне тогда бедность презирать и силком выдавать за этого четвертого Чэня! — При этом она украдкой поглядывает на Сюн Чжу. — Кто ж знал, что он зверь в человечьем обличье! На людях – человек, а за закрытыми дверями – изверг! Все из-за меня, только из-за меня!

Ек плач звучал почти театрально, и Тан Шоу наконец понял: видимо, эта третья барышня Ван и Сюн Чжу были когда-то близки, но семья Ван, считая Сюнов бедняками, выдала дочь за Чэней.

Но раз уж выдали – значит, она теперь жена четвертого Чэня. Как она смеет так себя вести, не будучи ещ разведенной? Да, здесь нет обычая топить неверных, как при династии Цин, но последствия все равно серьезные. Неужто у всей семьи Ван мозги набекрень?

Не успев все до конца осмыслить, Тан Шоу увидел как мать Ван упала на колени перед Сюн Чжу:

— Третий брат, прости нас! Моя дочь всегда любила тебя! Это я ее силком за Чэня выдала! 

Лицо Сюн Чжу исказилось от боли. Обычно сообразительный, сейчас он растерянно смотрел на третью Ван. Та, растрепанная и в слезах, казалось ему лишь жалкой и беззащитной.

— Но… она же замужем за четвертым Чэнем… я… — он в отчаянии чуть ли не рвал на себе волосы.

Мать Ван, заметив колебания Сюн Чжу, загорелась надеждой и, хватая его за ноги, воскликнула:

— Умоляю, поговори со вторым братом и его фуланом! Они и богаты, и с уездным начальником знакомы! Стоит им слово сказать – и Чэни не посмеют не развестись! Тогда вы с моей дочерью сможете пожениться, и она станет твоей женой!

— Чжао Чуньхуа! — раздался внезапно гневный окрик. Матушка Сюн, услышав шум, поспешила из дома. — Ты что, решила, что сыновьям нашего рода Сюн не найти жен? Что мы подберем какую-то выброшенную рухлядь?!

— Видите, как мы теперь зажили, и опять хотите продать свою уже проданную девицу, чтобы на вырученные серебряные устроить свадьбы своим невезучим сыновьям? Хитро рассчитываете, а?!

Госпожа Ван не обращала внимания на слова матушки Сюн. Она обхватила ногу Сюн Чжу и рыдала:

— Ты же любишь третью, правда? Скажи своей матушке, упроси фулан, скорее!

Третья девица Ван тоже смотрела на Сюн Чжу со слезами.

Герой не устоит перед чарами красавицы. Сюн Чжу дрогнул и уже открыл рот, но Тан Шоу опередил его:

— Третий брат, подумай хорошенько, прежде чем говорить. Перед тобой – замужняя женщина, теперь она принадлежит роду Чэнь. Кто знает, может, она уже родила им ребенка. Если ты сейчас согласишься, это будет означать, что ты совращаешь чужую жену, и все станут презирать тебя. — Голос Тан Шоу звучал холодно. — Даже если ты женишься на ней, никакие оправдания не скроют факта вашей порочной связи.

Эти прямые слова окатили Сюн Чжу, как ушат ледяной воды, остудив его пыл. Он и сам понимал эту истину, просто не мог сразу сообразить. Теперь же, отрезвленный безжалостными словами Тан Шоу, он не осмелился ничего обещать.

— Третья, теперь ты носишь фамилию Чэнь.

— Третий братец… — Третья барышня Ван остолбенела. Она никак не ожидала, что Сюн Чжу откажет ей. — Моя матушка говорила, что ты отвергал сватовство от многих семей, даже от тех, где невесты были богаче и красивее. Разве не из-за меня?

— Бредни! — фыркнула матушка Сюн. — Просто ни одна не приглянулась моему сыну!

— Я не верю! Хочу услышать от самого третьего братца!

Сюн Чжу не поднял глаз на третью барышню Ван, боясь, что, взглянув на нее, не сможет устоять:

— Нет. С того дня, как ты вышла замуж, я перестал тебя любить. Я не сватался, потому что еще не встретил ту, что полюблю, а не из-за тебя.

— Уходите скорее с матушкой. Деревенские уже видели эту сцену, как бы не пошли сплетни.

— Сплетни?! — вспыхнула девушка. — Я ради тебя…

— Не смей говорить, что ради моего сына! — резко оборвала ее матушка Сюн. — Это ради себя самой! Если бы ты действительно любила его, то скорее умерла бы, чем вышла за другого. А теперь, увидев, что наша семья стала жить лучше Чэней, прибежала сюда! Как вам, Ванам, не стыдно?!

— Я… — Третья девица Ван попыталась оправдаться, но Сюн Чжу перебил:

— Уходите. Обещаю, что в нашей семье никто не проронит ни слова об этом. Иди… иди же.

Мать Ван снова бросилась к ногам Сюн Чжу, но матушка Сюн преградила ей путь и громко позвала:

— А-Шань!

Сюн Чжуаншань, который до этого наблюдал за происходящим в стороне, передал надзор одному из деревенских, взял свой нож и медленно вошел в дом.

— В чем дело? Кто-то буянит?

Нож в руках Сюн Чжуаншаня внушал ужас. Если уж вся деревня боялась его, то что говорить о семье Ван! Они надеялись на поддержку Сюн Чжу, но тот первым вышел из дома. Оставшись без опоры, Ванам пришлось увести дочь. Без согласия Сюн Чжу ничего не выйдет.

После замужества третьей девицы Ван они с Сюн Чжу не виделись. Сегодняшняя встреча была первой, да и то не наедине – лишь из-за торговли.

Пусть их руки случайно соприкоснулись при передаче товара, но это ничего не значило и уж тем более не могло считаться вольностью.

Как бы ни была бесстыдна семья Ван, на людях они не осмелились раздувать скандал и увели дочь. На расспросы деревенских они ответили, что четвертый Чэнь избил их дочь, и та, не вынеся побоев, сбежала домой. Еле уговорили вернуться к мужу, а по пути увидели, что Сюны продают мясо. Решили купить подешевле для семьи, но при передаче чаши их руки случайно коснулись, и четвертый Чэнь, заподозрив недоброе, начал избивать жену. Если бы не Сюны, она могла бы и умереть от побоев.

Госпожа Ван рыдала так искренне, что деревенские, не видевшие, что происходило в доме Сюнов, поверили и принялись поносить Чэней. Кто-то даже сказал:

— Четвертый Чэнь совсем с ума сошел! Разве не бывает, что при покупке руки случайно соприкасаются? Вот я, старая бабка, вообще держала руку Сюн Чжу, чтобы он отрезал мне пожирнее. Неужели я тоже с ним кокетничала?

— Вот именно! — подхватила мать Ван. — А ведь казался таким хорошим… Лицемер!

Когда деревенские разошлись, третья девица Ван разрыдалась:

— Матушка, ты же говорила, что он все еще любит меня! Что стоит мне согласиться – и он женится! Если бы не твои слова, я бы не унизилась так! Теперь Сюн Чжу меня отверг, а с четвертым Чэнем я вконец разругалась. Как я теперь вернусь в семью Чэней? Что меня там ждет?

Госпожа Ван тоже сокрушалась:

— Откуда я знала, что у Сюн Чжу такое черствое сердце! На днях я видела, как к нему сватались из городской семьи – а он отказал! А встретив меня, спросил, как ты поживаешь. Если парень спрашивает о девушке, разве не значит это, что он не забыл старые чувства? Кто же знал, что он нас обманет! Это месть, точно месть!

Вся семья Ван сидела и проклинала Сюн Чжу. Но разве не их собственная жадность привела к такому концу? А виноватым они сделали невиновного.

Продав мясо, Сюн Чжуаншань отпустил Сюн Чжу и принялся убираться.

Тан Шоу огляделся: остались лишь потроха, все остальное раскупили. Видно, деревня стала жить зажиточнее.

— Эрлан, давай приготовим эти потроха на ужин. Деревенские не понимают, какое это лакомство, просто не умеют готовить.

В кулинарии Сюн Чжуаншань никогда не спорил. Для него главное было, чтобы еда оказалась на столе – ведь сам он обычно просто варил мясо в воде, и то рослым уродился.

— Как скажешь.

Сюн Чжуаншань принялся мыть потроха, вода окрасилась в алый цвет. Тан Шоу нарезал зеленый лук и имбирь, вдруг усмехнувшись:

— Эрлан, как же устроено человеческое сердце? Зная, что связываться не стоит, люди все равно лезут, соблазненные выгодой. Перед ними – горький опыт других, разбитые судьбы, а они будто слепы!

Сюн Чжуаншань понял, что он вспомнил историю с подкидышем и сегодняшний случай. Выплеснув воду, он принялся мыть заново.

— Не бойся, фулан. Пока я здесь, никакая нечисть не страшна. Мой тесак всех порубит в фарш.

Взглянув на блестящее лезвие, Тан Шоу невольно содрогнулся. Его охватило странное чувство – ведь он сам был «нечистью» из будущего.

Из потрохов приготовили жареные почки, тушеные кишки, а печень отварили и подали с чесночным соусом.

За ужином Сюн Чжуаншань впервые проявил пристрастие – почки ему понравились больше всего.

Тан Шоу удивился:

— Тебе нравятся почки? Буду готовить чаще.

Сюн Чжуаншань поднял на него темный, нечитаемый взгляд:

— Нравятся. А знаешь почему?

— Ну… потому что вкусно? — Тан Шоу отправил в рот кусочек почки. Разве не из-за вкуса городские молодые господа уплетали его блюда?

Сюн Чжуаншань загадочно усмехнулся и, доев почки, залил оставшийся соус рисом, попросив еще чашку.

Ночью, когда все вокруг содрогалось от страсти, Тан Шоу услышал над ухом низкий голос:

— Что едим, то и укрепляем. Ну как, фулан, доволен моей поясницей?

Теперь Тан Шоу понял, почему Сюн Чжуаншань так полюбил почки. Он поклялся про себя больше никогда их не готовить. Черт бы побрал эту «собачью» поясницу!

И еще одно: К черту «что едим, то и укрепляем»!

[прим. ред.: Прикол с почками:

Это отсылка к традиционным китайским представлениям о «питании по органам» (以形补形) – популярному убеждению, что употребление в пищу определенных частей животных укрепляет соответствующие органы у человека.

Почки = сексуальная сила

В китайской медицине почки (肾, shèn) считаются «хранилищем жизненной энергии» (精气), отвечают за репродуктивную функцию и либидо. Съесть почки животного – значит «укрепить» свои собственные, то есть повысить выносливость и сексуальную мощь.

Ну а дальше, думаю, вы поняли, почему Шоу-шоу был так удручен, хахах, и к чему название главы]