Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 87. Урок

Хотя дети были жестоко наказаны, но случившегося уже не исправить. В конечном итоге между семьями Сюн Чжуаншаня и Тан Шоу и родственников образовалась трещина. Если в будущем у детей возникнут проблемы, то даже если дядя и поможет им из-за родственных чувств, вкладывать душу в помощь – это уже совсем другой вопрос.

Дети, конечно, не понимали этого, но взрослые осознавали все прекрасно.

Мать Сюн мрачно сказала: 

— Может, мне пойти с детьми извиниться перед Вторым? Дети неразумны, допустили ошибку, дядя их наказал – и ладно. Неужели из-за такого пустяка действительно может возникнуть отчуждение?

— Матушка, в обычных семьях между дядей и племянниками такого бы не случилось. Но какие у нас отношения со вторым братом, вы же сами знаете. Изначально между нами была стена, и лишь после того, как фулан второго брата вступил в наш дом, отношения немного улучшились, — с горечью сказала невестка Сюн.

— Но это все равно, что ходить по тонкому льду. Даже вы, матушка, не решаетесь лишнего говорить в доме второго сына. У второго брата такой замкнутый характер, а дети устроили у него дома беспорядок, все перевернули, да еще и поверили наговорам негодяев – кто знает, что они там наболтали. Если сейчас вы пойдете к ним с детьми, и фулан второго брата заподозрит, что вся эта чушь насчет усыновления – наши наущения, тогда действительно начнется беда.

— Но все равно нужно извиниться, хотя бы для проформы.

Невестка Сюн кивнула: 

— Тогда идите одна, матушка, детей не берите. Чтобы не вышло еще хуже и не вызвать еще большего недовольства у второго брата и его фулана.

Мать Сюн сложила все вещи, принесенные Юй Чэном, обратно в бамбуковую корзину, взвалила ее на спину и понесла обратно в дом Сюна.

— А, матушка Сюн, — Юй Чэн по-прежнему улыбался, но, возможно, матери Сюн просто показалось, что в его отношении исчезла прежняя сердечность. Раньше в его словах чувствовалось почтительное и радушное отношение, как к матери хозяина. Теперь же в них была какая-то отстраненность, вежливая формальность.

У матери Сюн не было времени вникать в эти нюансы: 

— Я ко второму сыну и его фулану, впусти меня.

Раньше Юй Чэн сразу же впускал мать Сюн в дом – ведь это мать хозяина, ее нужно было принимать с особым почтением. Но на этот раз Юй Чэн стоял у ворот, как неприступный страж, не пропуская ее ни на шаг. Мать Сюн не могла даже заглянуть внутрь.

Улыбка на лице Юй Чэна потускнела: 

— Простите, господин и госпожа сказали, что не принимают гостей.

Гость! Родная мать оказалась всего лишь гостем! — Сердце матери Сюн сжалось от боли. Она поставила корзину на землю: 

— Дети по неразумию забрали эти вещи, я принесла их обратно. Будь добр, передай их второму сыну. И еще, скажи ему, что дети получили взбучку от матери, теперь они понимают, что хорошо, а что плохо, и больше не позволят чужим наущениям вскружить себе голову.

— Я передам ваши слова без изменений. Но заберите эти вещи обратно. Моя госпожа сказала, что если племянники хотят чего-то вкусного, а у дяди это есть, то дядя, конечно, даст, если племянники попросят. — Юй Чэн равнодушно взглянул на корзину: — Хотя, если подумать, семья матушки Сюн в последнее время, наверное, неплохо заработала? Раз дети без колебаний просят вещи стоимостью в несколько сотен медяков.

Дети уже успели насмерть поссориться с Юй Чэном – такие маленькие, а такие ядовитые языки, еще и обзывали его «собачьим холопом». Конечно, Юй Чэн не собирался говорить за них ни единого доброго слова.

Лицо матери Сюн побелело: теперь она окончательно поняла отношение Сюн Чжуаншаня.

— Кстати, мой фулан еще сказал, что если племянники захотят чего-нибудь вкусного, то могут сказать ему прямо, не нужно в его отсутствие перерывать весь дом. В конце концов, если племянники захотят лакомств, их дядя всегда сможет их обеспечить.

Мать Сюн робко молчала, а Юй Чэн вдруг добавил: 

— Ах да, господин Сюн велел передать вам, что он любит тишину, а дети слишком шумные, так что впредь пусть не приходят.

— Матушка, значит, Юй Чэн действительно так сказал? Даже когда ты пришла одна, тебя не пустили в дом Сюна. Видимо, второй брат действительно осерчал.

Мать Сюн тяжело вздохнула. Если бы дети обидели кого-то из других братьев или сестер А-Шаня, это не было бы проблемой – она бы одним словом все уладила. Но только когда дело касалось второго сына и его фулана, даже она, как мать, ничего не могла поделать.

Невестка Сюн перебирала в памяти все детали этого дела, но чем больше думала, тем меньше понимала. Она даже вспомнила про своего Старшего, который до сих пор работал на продовольственной фабрике на второстепенной должности. А Сюн Чжу был еще молод и неопытен, но Сюн Чжуаншань перевел его в город и сделал управляющим. Может, это как-то связано с ее детьми? В прошлый раз они чуть не поранили фулана второго брата во время еды, и с тех пор он невзлюбил старшего брата, поэтому и перевел младшего, обойдя старшего.

Вечером, когда Сюн Те вернулся, невестка Сюн рассказала ему о случившемся. Сюн Те не стал наказывать детей, а на следующее утро просто взял у матери Сюн несколько сотен медяков и оформил их по счету продовольственной фабрики, как если бы он сам купил эти вещи.

Из-за этого случая невестка Сюн натерпелась косых взглядов от матери Сюн. Хорошо еще, что в семье не было второй невестки, иначе неизвестно, как бы ее еще унижали.

Невестка Сюн знала, что детей подстрекала ее невестка, понимала, что та, не сумев получить выгоду для себя, решила испортить жизнь и ей, и затаила злобу на невестку.

По характеру она не была из тех, кто стерпит обиду, поэтому, когда в дом Сюнов приезжали торговцы из деревни Сяонань, она принялась обсуждать эту историю. Каждый раз невестка Сюн рыдала так, что захлебывалась, рассказывая, какая ее золовка бессердечная и меркантильная, ради денег готовая подстрекать маленьких детей к усыновлению. Люди сразу понимали: она положила глаз на богатство семьи мясника Сюна.

Невестка Сюн не упоминала своих родителей, потому что в те времена почитали сыновнюю почтительность и считали, что дети могут быть неправы, но родители – никогда. Поэтому она и не втянула родителей в эту историю.

Невестка Сюна рыдал, как грушевый цвет под дождем: «Я же говорила, что это невозможно, второй брат и его фулан женаты всего год, с ребенком можно не спешить, я категорически отказала ей, но она не унималась и стала подстрекать детей устраивать сцены в доме второго брата. Разве так можно? Прикрывается заботой обо мне, а в душе у нее кто знает какие планы! Ясно же, что она сама алчная и узколобая!»

У старшей невестки Чжао в родной деревне была незамужняя сестра, и слухи, распространявшиеся среди жителей деревни Сяонань, становились все нелепее. В конце концов, оказалось, что вся эта затея – идея семьи старшей невестки Чжао, чтобы завладеть богатством семьи Сюнов. Разве это не алчность, не корыстолюбие? Кто захочет брать в жены девушку из такой семьи, где родня только и ждет, чтобы поживиться за счет зятя? Никто не сомневался в этом. Даже семья Сюнов, связанная с ними лишь отдаленно, стала объектом их вожделения из-за своего богатства, что уж говорить о более близких родственниках – те наверняка не избежали их козней.

Когда эти слухи дошли до семьи старшей невестки Чжао, те чуть не умерли от злости, а сестра прямо обвинила ее. Жила бы себе спокойно, зачем же зариться на чужое добро, да еще и подставлять ее под удар? Родители старшей невестки Чжао вызвали ее и устроили суровый разнос, а на прощание велели не появляться в родном доме без дела, губительница.

Дело приняло такой оборот, что старшая невестка Чжао стала знаменитостью – стоило ей выйти за ворота, как на нее тут же показывали пальцем. Мать Чжао, не видя другого выхода, снова послала дочери письмо: сначала отчитала невестку Сюн за клевету, а затем велела ей вернуться и все опровергнуть.

Но письмо кануло в лету. Не то чтобы старшая невестка Сюнов так и не появилась – она даже не удостоила ответом. Когда посыльного спросили, тот сказал, что передал послание, но старшая невестка Сюн не проявила энтузиазма и ничего не добавила от себя. Хотя семья Чжао и была возмущена и переживала за репутацию старшей невестки, никто не осмелился пойти выяснять отношения с семьей Сюнов.

— Отец, а согласится ли семья Сюнов сотрудничать с нами? 

Стоял знойный летний день, отец с сыном ехали в повозке в деревню Синхуа.

Эти отец и сын были из города Сюаньхэ в соседней префектуре, они занимались гончарным делом, у них была мастерская по производству фарфора.

Со времен предыдущей династии фарфор стал очень популярен, и в одночасье, как бамбуковые ростки после дождя, появилось множество больших и малых мастерских. Крупные, само собой, можно было назвать фабриками. Мелкие же были просто мастерскими, размером с дом, где использовали хворост и сухую траву для обжига фарфора в ча-печах. Ча-печи производили низкокачественный грубый фарфор для простого народа – миски и тарелки. [прим. ред.: трад. кит. печи для обжига керамики]

У этого отца с сыном как раз была такая ча-печь. В те времена многие, как и они, поддались веянию моды, поэтому в городе Сюаньхэ было множество подобных мастерских. Когда гончарных мастерских стало слишком много, доходы, естественно, упали.

Отец с сыном отправились в путь, чтобы найти для своей мастерской новый источник дохода.

Они положили глаз на семью Сюна. В настоящее время коробочки для зубного порошка и зубных палочек изготавливались из дерева, что было трудоемко и затратно. Гораздо лучше было бы сотрудничать с ними и перейти на фарфор. Они подсчитали, что коробочка такого размера будет легко производиться в их мастерской, а при наличии шаблона можно наладить массовое производство, и цена будет не намного выше, чем у деревянных.

— Фарфор? — Тан Шоу удивился, не ожидая, что старик пришел не за товаром, а для деловых переговоров.

Но, честно говоря, деревянные коробочки действительно требовали много времени и сил, а фарфоровые можно было производить массово, так что сотрудничество было возможным.

— Фулан Сюн, я видел коробочки для вашего зубного порошка. За такую маленькую коробочку я могу запросить две монеты – это даже дешевле, чем ручная работа. — Видя нерешительность на лице Тан Шоу, старик Цзян поспешил разрекламировать себя.

Гончарная мастерская семьи Цзян уже была на грани краха, и если они не найдут новых покупателей, то вскоре прекратят деятельность, а их ждет либо поглощение, либо банкротство.

— Две монеты за коробочку – это же грубый фарфор? — спросил Тан Шоу.

Не смея скрывать, старик Цзян объяснил: 

— Грубый фарфор – это хорошо, он дешевый. Фарфор и эмаль из Цзиндэ изящны и прекрасны, но разве простые люди могут позволить себе такие цены? — Хотя грубый фарфор и был некачественным, его преимущество заключалось в низкой цене, что давало старику повод для оправдания.

Тан Шоу рассмеялся: 

— Старик, когда вы шли на переговоры, вы, видимо, не разузнали как следует. Зубной порошок семьи Сюн предназначен для богачей, одна коробочка стоит несколько лян серебра. Как можно использовать грубый фарфор для такого товара? Боюсь, первые, кто воспротивится, будут сами богачи. Дерево – это еще куда ни шло: если его хорошо отполировать, вырезать цветы и покрыть лаком, оно может выглядеть изящно и красиво. Но грубый фарфор сам по себе некачественный, и богачи, взглянув на него, наверняка сочтут, что это ниже их достоинства, и перестанут покупать наш зубной порошок.

Когда старик Цзян увидел, что зубной порошок семьи Сюнов упакован в деревянные коробочки, без единой фарфоровой, и услышал от сына: «Грубый фарфор дешевле и требует меньше усилий, зачем мучиться с деревянными коробочками?» — он, недолго думая, отправился к Сюну. Честно говоря, он не обдумал все как следует – в последнее время дела шли так плохо, что старик Цзян был измотан проблемами и не мог ясно мыслить, поэтому, не включая мозги, сразу же пошел к ним.

Иногда у людей случаются такие моменты, когда они совершают поступки, кажущиеся им в тот момент абсолютно правильными, но потом понимают, что вели себя, как полные идиоты.