— Цай Сюэ, сегодня не поехал в город продавать сладости? — Еще не рассвело, а жители деревни Синхуа уже поднялись. Одни несли мотыги, другие – лопаты и прочий сельский инвентарь, спеша на свои поля. По пути, встречая знакомых, они перебрасывались парой слов на ходу.
Цай Сюэ широко шагал, не замедляя движения:
— Ты тоже не поехал. Я видел, что в семье Сюн сегодня остались только две девушки, остальные тоже вышли в поле.
Крестьяне, поколение за поколением, кормились с земли, и даже если продажа сладостей приносила доход, они не могли забросить посевы ради этого. К маю все семьи погружались в полевые работы, и лишь немногие охотники или те, у кого не было земли, продолжали торговать сладостями.
Но если деревенские перестали ездить в город, горожане от этого не перестали есть. Поэтому те, кто все же продавал сладости в эти дни, зарабатывали почти в два раза больше обычного.
— Кажется, сегодня у мясника Сюна дым из трубы поднялся раньше обычного, наверное, тоже встали пораньше, — подмигнул крестьянин, многозначительно глядя на Цай Сюэ.
Деревня была маленькой, а семья Сюн Чжуаншаня привлекала особое внимание. Сначала никто не замечал ничего необычного, но со временем жители обратили внимание, что дым из их трубы поднимался не так, как у других. Обычно крестьяне ели два раза в день, завтракая поздно, поэтому на поздний завтрак Сюнов никто не обращал внимания.
Но постепенно стало ясно, что у них дым поднимался трижды – значит, ели три раза. Но почему же тогда завтрак был таким поздним? Любопытные заглядывали к ним во двор и видели, что по утрам хлопотал по хозяйству сам грозный мясник, а его маленький фулан ни разу не показывался. Деревенские решили, что тот просто не вставал так рано. Без старших, которых нужно обслуживать, и младших, о которых надо заботиться, один лишь муж – почему бы и не поспать до полудня?
Молодежь, оглядываясь на своих стариков и детей, завидовала и злилась одновременно. Старшие же не испытывали зависти, считая Тан Шоу просто лентяем и всячески порицая его, ставя в пример своим детям и внукам как антипример, чтобы те не смели так себя вести.
Цай Сюэ и его жена жили недалеко от семьи Сюнов, и старшие часто их отчитывали. Они были благодарны Сюнам за помощь, но это не мешало им использовать Тан Шоу как пугало для воспитания младших – без злого умысла, просто для мотивации.
Цай Сюэ проигнорировал многозначительные взгляды соседа, но его отец, шедший сзади и как раз поучавший младших на примере Тан Шоу, фыркнул:
— Разве фулан Сюн может быть таким же, как мы, деревенщины? Если наши дети не будут вкалывать с утра до ночи, как прокормить столько ртов? У кого из них есть талант фулана Сюн, который, сидя дома и ничего не делая, нанимает работников и зарабатывает кучу денег? Будь у нас такой – я бы не то что разрешил ему спать допоздна, а сам бы готовил ему три раза в день!
Деревенские замолчали. Действительно, будь в их семье такой умелец, они бы сами стали ему слугами!
Младшие Цай Сюэ подумали: «Отец, но раньше ты говорил совсем другое…»
Тем временем в доме Сюна тоже шла утренняя трапеза. Тан Шоу еще ни разу не вставал так рано и, сонный, уставился в окно на темное небо, едва не засыпая над миской.
Сегодня предстояла вспашка – тяжелая работа, и Тан Шоу приготовил сытную еду, чтобы у Сюн Чжуаншаня были силы.
Сам он, не выспавшись, ел без аппетита, и пока он ковырялся в своей порции, Сюн Чжуаншань уже накладывал третью.
— Если хочешь спать, иди вздремни, — сказал Сюн Чжуаншань. — Я сам справлюсь в поле. Раньше ведь один управлялся, и все было в порядке.
— Нет, — Тан Шоу энергично потряс головой, пытаясь прогнать сон. — Раньше ты был один, а теперь мы вдвоем. Нельзя, чтобы ты все тянул на себе.
— Но у меня сил хватит, это несложно.
— Все равно нет. Этот дом – наш общий.
«Этот дом – наш общий» — Сюн Чжуаншаню эти слова пришлись по душе. Он глубоко взглянул на Тан Шоу, быстро доел свою порцию и не стал спорить.
Позавтракав, они взяли два больших бурдюка с водой и немного еды на обед. Дорога до поля занимала больше часа, и крестьяне обычно не возвращались домой, перекусывая прямо на месте, чтобы не терять время.
У Сюнов было много земли, а рабочих рук мало, поэтому они последовали примеру соседей.
Сюн Чжуаншань нес на спине корзину с едой, а на плече – мотыгу и лопату.
— Дай мне что-нибудь, — предложил Тан Шоу.
— Не надо, дорога далекая, ты устанешь.
— Ладно.
На выходе их встретила дворовая собака. Раньше она громко лаяла, требуя впустить ее, но однажды разбудила Тан Шоу, и Сюн Чжуаншань дал ей подзатыльник. С тех пор она терпеливо ждала у ворот, пока кто-нибудь не откроет.
— В миске тебе оставил еду, — сказал Тан Шоу. — Поешь и отдыхай снаружи. Я не рискну оставлять тебя одну дома – вдруг разгромишь все, пока нас нет.
Собака наклонила голову, не понимая его слов.
«Этот странный человек вечно говорит что-то непонятное», — подумала она.
Они вышли из деревни и зашагали по проселочной дороге к полю. Тан Шоу зевал:
— Почему по пути никого не встретили?
Сюн Чжуаншань посмотрел на него:
— Наверное, все уже в поле.
— Так рано?! — Тан Шоу округлил глаза.
«Ты знаешь, что старшие в деревне уже прозвали тебя «ленивым фуланом»?»
Когда они добрались до поля, уже рассвело, и многие крестьяне вовсю работали. Тан Шоу покачал головой, удивляясь их трудолюбию, а потом растерянно уставился на мотыгу – он не знал, как ею пользоваться.
«Я городской парень, даже сорняки от всходов не отличу», — подумал он.
Сюн Чжуаншань, видя его замешательство, терпеливо показал, как правильно.
Тан Шоу кивнул, решив, что понял, и принялся за работу. Но без опыта у него ничего не выходило – он еле продвигался вперед, быстро выбился из сил, и спина уже горела. Посмотрев на Сюн Чжуаншаня, который ушел далеко вперед, он стиснул зубы и снова занес мотыгу.
— А-а-а! — раздался душераздирающий вопль.
Тан Шоу угодил мотыгой себе по ноге, бросил инструмент и запрыгал на одной ноге, схватившись за ушибленную ступню.
Сюн Чжуаншань, услышав крик Тан Шоу, мгновенно бросился к нему:
— Что случилось? Попал себе по ноге? Давай снимем обувь и посмотрим!
Вместо того чтобы ругать его за неумелость, Сюн Чжуаншань лишь разволновался. Не обращая внимания на потные и, вероятно, дурно пахнущие после работы в поле ноги, он тут же снял с него башмак.
Белая, ухоженная ступня оказалась невредимой – лишь небольшая ссадина с капелькой крови. Но Сюн Чжуаншань запретил ему продолжать работу:
— Послушай меня, иди посиди там на солнышке. Если кто-то из деревенских будет возвращаться – иди с ними. Если нет – подожди, пока я закончу, и пойдем вместе. Ты редко бывал в поле и можешь заплутать.
— Но как ты один управишься с таким участком? Нет, я буду помогать!
Сюн Чжуаншань надавил ему на плечи, усаживая обратно:
— Шесть му земли я могу вспахать дней за десять, если постараюсь, — прямо сказал он. — Даже если ты будешь помогать, мы не сделаем и половины му. А если опять угодишь себе по ноге и повредишь кость – останешься хромым на всю жизнь.
Тан Шоу испугался, что его неуклюжесть действительно может привести к травме, но и оставлять Сюн Чжуаншаня одного ему было жалко.
Подумав, он стиснул зубы:
— Давай купим вола!
Сюн Чжуаншань удивленно посмотрел на него:
— Разве ты не планировал после сезона построить гостевой дом на новом участке? Я видел твои чертежи – двухэтажный дом для нас, отдельный дворик с еще одним двухэтажным зданием для привередливых гостей, а также нечто вроде постоялого двора для купцов... Везде теплые полы и печи, во дворе – мостики, цветы... На это все нужно серебро. Если постараться, может, как раз хватит. Зачем нам сейчас вол? Я и сам справлюсь.
— Нет! — категорично возразил Тан Шоу. — Если не хватит денег – построим попроще. Но заставлять себя страдать ради роскоши – это же перевернутые приоритеты!
— Эрлан, если тебе жаль меня, то как же мне не жаль тебя? — Чтобы убедить Сюн Чжуаншаня, Тан Шоу отбросил стыд и покраснел еще до конца фразы.
Сюн Чжуаншань приподнял бровь:
— Ну ладно.
— Ч-что? — Все заранее приготовленные доводы застряли у Тан Шоу в горле.
А многозначительная ухмылка Сюн Чжуаншаня заставила его волосы на затылке встать дыбом, а поясницу – смутно заныть.
Бросив работу, они тут же отправились в город за волом.
Не знавшие правды деревенские принялись строить догадки:
— Может, фулан Сюн поранил ногу, и мясник повез его лечить?
— Не может быть, он же ушел на своих ногах! Если бы было так серьезно – как бы он пошел?
— Тогда почему бросили поле? Каждый год Сюн Чжуаншань работал от зари до зари, боясь отстать. Почему сейчас все бросил?
Никто не догадался, что уже после полудня они вернулись... с волом.
Неужели... купили вола? Из-за пустяковой царапины? В прошлом году у старосты Чжана мотыга отрубила палец – и ничего, обошелся без вола!
— Это... новый? — не выдержал один из селян.
Обычно Сюн Чжуаншань игнорировал подобные вопросы, ограничиваясь невнятным «Угу». Но теперь он вдруг оживился:
— Да.
Селянин чуть не подпрыгнул от неожиданности – никогда мясник не был так разговорчив! А его выражение лица так и кричало: «Спрашивай дальше, я хочу похвастаться!» Деревенский потер лицо – наверное, он переутомился и ему померещилось.
Но рот его уже сам спросил:
— А почему сейчас? В разгар сезона волы дороже.
Глаза Сюн Чжуаншаня загорелись:
— Мой фулан сказал, что жалеет меня и не хочет, чтобы я надрывался в поле. Вот и купили вола!
«Кто этот человек?!» — мысленно вопил деревенский: «Где его обычная свирепость и холодность? Это подмена!»
— Но... можно было купить и раньше...
Вмиг лицо Сюн Чжуаншаня вновь стало каменным. Он ледяным взглядом окинул говорившего: «Какой бестактный! Вот почему я не люблю трепаться с деревенскими», — и, грозно сверкнув глазами, заставил того попятиться. Затем гордо удалился, ведя вола.
Неужели он остановился лишь затем, чтобы похвастаться?
С волом работа пошла куда быстрее, и семья мясника Сюн первой в деревне управилась с полевыми работами.
Едва они закончили, как начали поступать просьбы одолжить вола.
— Вол должен отдохнуть день. Потом мы отведем его к матушке, и неизвестно, когда вернется, — объяснял Тан Шоу. — Если устанет – придется снова давать отдых. А потом, если еще понадобится – тридцать медяков в день.
Таковы были расценки в деревне – вол хоть и работал лучше человека, но все же был скотиной, поэтому и плата была такой же, как за помощника.
Покупка вола сама по себе не была чем-то из ряда вон – семья Сюна могла себе это позволить. Но вызывающая демонстративность Сюн Чжуаншаня стала главной темой деревенских пересудов.
В деревне Сяонань семья Чжао, услышав о покупке, почему-то решила, что их дочь должна привести вола «на несколько дней». Но та, уже окончательно разорвавшая отношения с родными, лишь усмехнулась и даже не стала говорить об этом мужу.
Отдохнув пару дней, Сюн Чжуаншань снова взялся за дела.
Тан Шоу мечтал о гостевом доме, но, по расчетам Сюн Чжуаншаня, его проект был даже роскошнее городских усадеб – на его постройку ушло бы не меньше тысячи лянов.
А у них было лишь три-четыре сотни – огромная сумма для крестьянина, но явно недостаточная для таких планов.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления