Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 73. Воссоединение родных

Холодная лапша, подержанная в погребе и посыпанная мелкой ледяной крошкой, в этот знойный летний день дарила освежающую прохладу. Добавление яблочного сока и небольшого количества сахара придавало ей приятный кисло-сладкий вкус. Те, кто любил острое, добавляли пасту из сычуаньского перца, и ярко-красный оттенок блюда делал трапезу особенно удовольственной.

Сюн Чжуаншань всегда отличался отменным аппетитом и был непривередлив в еде, а кулинарные творения Тан Шоу и вовсе были непревзойденными по вкусу, поэтому Сюн Чжуаншань ел с еще большим удовольствием.

Наблюдая, как Сюн Чжуаншань с аппетитом уплетает еду, Тан Шоу ощущал радость.

— Эрлан, не знаю почему, но хотя сегодня в лапше не хватает многих привычных приправ, да и сделана она не из гречихи, а мне кажется, что вкуснее, чем когда-либо.

Сюн Чжуаншань, втянув в себя очередную порцию лапши, поднял взгляд на Тан Шоу. В его обычно мрачных глазах теперь читалась нежность.

Тан Шоу подвигал ногой, слегка задевая голень Сюн Чжуаншана. Хотя этот жест был откровенно игривым, на его лице сохранялось серьезное выражение.

— Эрлан, как думаешь, может, все дело в том, кто сейчас рядом? — спросил он, затем невинно заморгал большими глазами, полными чистоты и невинности.

Сюн Чжуаншань пошевелился, и на лице Тан Шоу появилась довольная улыбка. Ну вот, стоило ему лишь слегка подразнить этого большого медведя, как тот уже не мог сдержаться. Как же сильно он его любил! Что ж, ничего не поделаешь – придется в будущем относиться к нему еще лучше и готовить для него еще больше новых вкусных блюд. Тан Шоу с удовольствием размышлял об этом.

Однако Сюн Чжуаншань лишь подвинулся поближе и сел рядом с Тан Шоу – и на этом все. После он просто продолжил есть, с аппетитом поглощая лапшу.

Э-э? Погоди-ка! Большой медведь, разве ты не забыл кое-что? Тан Шоу пристально уставился на него. Неужели он приготовился к поцелую, а тот просто сел рядом, чтобы есть было удобнее?

Глаза Тан Шоу чуть не вылезли из орбит, но Сюн Чжуаншань, похоже, ничего не замечал и продолжал усердно есть. Тан Шоу был так зол, что чуть не выхватил у него миску – неужели эта лапша вкуснее, чем он сам?

Вдруг Тан Шоу тихо вскрикнул:

— Ах…

Волна удовольствия пробежала по всему телу, и он едва не растаял на стуле. Его взгляд, полный нежности и страсти, устремился на Сюн Чжуаншаня.

Под тонкой столешницей большая ладонь Сюн Чжуаншаня скользила по ноге Тан Шоу, поднимаясь все выше. Грубая от работы рука касалась нежной кожи внутренней стороны бедра, пробуждая знакомые ощущения и вызывая дрожь.

Сюн Чжуаншань продолжал есть лапшу, глядя на него с самым невозмутимым видом. Но если присмотреться, в его обычно суровых глазах теперь сверкали искорки игривости.

Надутые губы Тан Шоу невольно растянулись в улыбке: Так-то лучше. Хм, разве может какая-то еда быть вкуснее него?

— Фулан Сюн! — неожиданный голос разорвал атмосферу интимности и напугал Тан Шоу. Лапша, которую он как раз собирался проглотить, попала не в то горло, и он закашлялся.

Сюн Чжуаншань убрал руку из-под стола и начал похлопывать Тан Шоу по спине. Его взгляд, устремленный на неожиданно вошедшего торговца, был острым, как клинок, жаждущий крови.

Торговец, повидавший на своем веку немало кровавых разборок, все же испугался этого взгляда. Прежде чем мозг успел среагировать, он инстинктивно развернулся и бросился вон.

Едва выбежав из дома, он столкнулся с соседом, отдыхавшим по-соседству. Будучи знакомыми, они иногда перекидывались парой слов.

— Ты же зашел, чтобы получить расчет? Почему выбежал, едва зайдя? — поинтересовался сосед.

Увидев другого человека, торговец немного успокоился и с горькой усмешкой ответил:

— Да, я пришел за расчетом.

Они снова зашли в дом. Тан Шоу уже перестал кашлять, а Сюн Чжуаншань убрал руку с его спины.

Новый торговец, увидев незнакомое блюдо, загорелся любопытством.

— Фулан Сюн, что это за диковинное блюдо вы приготовили на этот раз?

Тан Шоу улыбнулся:

— Это ледяная лапша. Ее не только охладили во льду, но и добавили ледяной крошки. В такую жару она особенно приятна и освежает.

— С первого взгляда видно, что это вкусно! — торговец не скупился на похвалы, а затем спросил: — Когда мы сможем попробовать? Конечно, мы не осмелимся просить вас лично готовить для нас. Пусть даже Юй Чэн или Юй Фэн приготовят нам – будем рады.

Торговцы, бывавшие в доме Сюнов, знали, что фулан Сюн не готовит для посторонних. Лишь его мужу доставались блюда, приготовленные его руками. Те же, кому довелось попробовать его кулинарные шедевры, вспоминали об этом с восторгом, едва не пуская слюни. А те, кто только слышал об этом, завидовали еще сильнее. Рассказчики могли хвастаться годами, а слушатели – столько же завидовать.

На самом деле, когда дело касалось денег, Тан Шоу был сговорчив:

— Хорошо, вечером велю Юй Чэну приготовить для вас. Но учтите: ледяная лапша охлаждается льдом, а еще в нее добавляют ледяную крошку. Лед сейчас дорог, поэтому и блюдо будет стоить значительно дороже обычного.

— Это естественно. Летом лед – редкость, и то, что его можно вообще достать, уже удача. Если цена выше – ничего страшного. Только скажите, сколько будет стоить порция ледяной лапши? И продаете ли вы ее в сыром виде? Сколько за связку?

— Ледяная лапша – тринадцать монет за порцию. — Пшеничная мука стоила около восьми-девяти монет за доу [прим. ред.: трад. кит. мера объема, ~10 л], а цена одной порции лапши была почти вдвое выше – чистая прибыль. Что касается льда, он и правда был дорог, особенно летом, и покупался за серебро. Но лед в основном использовался для их собственных нужд, так что охлаждение лапши не составляло проблемы. Ледяная крошка в порции была всего одна ложка – она лишь поддерживала прохладу и создавала ощущение свежести в летний зной.

— Сырую лапшу тоже продаем – шестнадцать монет за цзинь.

— Тогда я закажу двести цзинь! — Торговец, словно боясь, что Тан Шоу передумает, тут же достал кошелек.

Тан Шоу позвал Юй Фэна, чтобы тот оформил заказ, а сам с Сюн Чжуаншанем перенес посуду в столовую, освободив зал для Юй Фэна и торговцев.

Когда Тан Шоу и Сюн Чжуаншань закончили есть, Юй Чэн вошел, чтобы убрать посуду. Заглянув в котел, он увидел, что огромная порция лапши съедена дочиста – не осталось ни единой полоски.

— Гос-господин Сюн… опять все съел?

Тан Шоу довольно улыбнулся:

— У моего Эрлана отменный аппетит, ест чуть больше обычного, зато здоровье богатырское. Таких, как ты, он одной рукой троих поднимет. — В его голосе звучала легкая гордость, хотя он и забыл, как сам когда-то ворчал на ненасытность Сюн Чжуаншаня.

«Чуть больше»? Это же обжорство! Но, учитывая, что Сюн Чжуаншань и правда мог одной рукой поднять троих, Юй Чэн поспешно добавил:

— Хорошо, когда у человека отменный аппетит – значит, будет счастье.

— Угу. — Тан Шоу похлопал Юй Чэна по плечу. — Молодец. Кто умеет приспосабливаться, тот далеко пойдет. — Умелая лесть.

— Спасибо за похвалу, фулан Сюн. — Юй Чэн поставил вымытую посуду на сушилку, чтобы та высохла перед уборкой в шкаф. Все эти мелкие детали были придуманы Тан Шоу, а Сюн Чжуаншань воплощал их в жизнь. — Кстати, фулан Сюн, пришла бабушка Чжан. Ждет вас в зале, хочет обсудить работу.

— Эрлан, пойдем посмотрим.

Выйдя, они увидели бабушку Чжан, сидящую на круглом табурете у входа и старательно избегающую столпотворения торговцев.

Увидев их, она поспешно поднялась:

— Фулан Сюн, господин Сюн, я пришла спросить, можете ли вы доверить мне часть работы по упаковке ваших продуктов.

Сейчас в семье Сюнов ючамянь и лапша быстрого приготовления упаковывались в промасленные бумажные пакеты, одна сторона которых склеивалась рыбьим клеем. Раньше, когда у Сюнов работали только Юй Чэн и Юй Фэн, часть работы отдавали деревенским, чтобы ускорить процесс.

— Простите, бабушка Чжан, но сейчас мы больше не передаем эту работу на сторону. У нас открылась фабрика, и мы наняли специальных работниц.

Бабушка Чжан пробормотала:

— Значит, рабочих рук больше не нужно…

Пожилая женщина с плохим зрением, да еще и с маленьким шуанэром на руках, действительно жила тяжело. Тан Шоу пожалел ее и после раздумий сказал:

— Бабушка Чжан, пока продолжайте выполнять свою работу. Если через пару дней у меня появится что-то подходящее для вас, я сразу сообщу.

Бабушка Чжан обрадовалась:

— Спасибо, фулан Сюн! Я буду стараться!

Ее радость длилась недолго – снаружи раздался шум, и в дом вбежал взволнованный Цай Сюэ. Но он обратился не к Тан Шоу и Сюн Чжуаншаню, а к бабушке Чжан:

— Быстрее выходите! Какая-то женщина утверждает, что она родная мать Пань-паня, и сейчас рыдает над ним!

Услышав это, бабушка Чжан пошатнулась, и если бы Тан Шоу не поддержал ее, она бы упала. Обычно вежливая, сейчас она даже не извинилась перед хозяевами, а бросилась прочь.

— Пань-пань! Пань-пань! — звала она, кинувшись со всех ног.

Тихий домик теперь окружала толпа зевак. Детский плач, женские рыдания и пересуды деревенских слились в громкий гул, нависший над домом бабушки Чжан.

— Пань-пань! — Бабушка Чжан пробилась сквозь толпу и вырвала Пань-паня из рук женщины. Она крепко прижала внука, успокаивая:

— Бабушка здесь, не бойся, Пань-пань, не бойся.

Мальчик тоже обхватил ее, спрятав лицо в ее груди.

— Бабушка… Пань-пань… хороший внучек… не бросай Пань-паня… Не хочу к чужим…

— Дорогой мой, ты для бабушки – самое дорогое. Как я могу тебя бросить?

Цай Сюэ, Тан Шоу и Сюн Чжуаншань догнали их. Цай Сюэ, протиснувшись сквозь толпу, сказал:

— Бабушка Чжан, вы же не знаете, в чем дело. Эта женщина утверждает, что она родная мать Пань-паня.

— Что?! — В глазах бабушки Чжан вспыхнула ярость, словно у наседки, защищающей цыпленка.

Женщина съежилась под ее взглядом и отступила, наткнувшись на стоявшего за ней мужчину.

Тот грубо толкнул ее:

— Ну и тряпка! Вечно ноешь, что скучаешь по ребенку, а теперь язык проглотила?

Худощавый и невысокий, он все же был сильнее. Женщина едва удержалась на ногах, и лишь помощь деревенских спасла ее от падения.

— У вас дело есть? Так решайте его, а не толкайте женщин! — кто-то крикнул.

Мужчина злобно усмехнулся:

— Это моя жена, делаю с ней что хочу!

Деревенский замолчал, не зная, что ответить.

— Ну, говори! — мужчина снова толкнул жену. — Расскажи всем, чей это ребенок! Ты же изводилась, что хочешь его назад, а теперь молчишь!

Женщина, покорная, заговорила:

— Пань-пань… я твоя родная мама. Когда ты родился, наша семья жила бедно, и мы не могли прокормить еще один рот… Но ты же плоть от плоти моей… Я не смогла, как другие, задушить тебя после рождения… Поэтому положила в корзину и пустила по реке, надеясь, что добрые люди спасут… Видишь, все получилось – тебя нашли и вырастили. Пань-пань, прости маму и вернись домой…

Бабушка Чжан не выдержала:

— Какой вздор! Ты слышишь себя? Пустить ребенка по реке – и это правильный поступок? Значит, он должен быть тебе благодарен за то, что выжил? Это ему просто повезло!

— Когда я нашла его, на нем даже одеяльца не было. В такой холод руки и ноги посинели… Я грела его своим телом, выпрашивала у соседей молоко и рисовый отвар… А теперь ты пришла и хочешь забрать? По какому праву?

Женщина жалобно сказала:

— Бабушка, я знаю, как тяжело вам было его растить… Но подумайте: у всех детей есть родители, а у Пань-паня нет. Каково ему? Он уже в таком возрасте рубит дрова, топит печь, готовит… Разве другие дети так живут? Бабушка, не будьте эгоисткой, подумайте о Пань-пане!

Хотя Пань-пань и бабушка Чжан действительно жили так все эти годы, из уст женщины это звучало особенно трагично, будто бабушка, не отдавая ребенка, лишала его счастливой жизни.

Бабушка Чжан искренне любила Пань-паня, как родного внука. И хотя она осуждала поступок женщины, в те времена бедные семьи часто избавлялись от лишних детей – и то, что та не убила младенца, уже было милосердием. А теперь, когда жизнь наладилась, она хотела вернуть сына и заботиться о нем – в этом был смысл.

Бабушка Чжан спросила Пань-паня:

— Пань-пань… она твоя родная мама. Хочешь пойти с ней?

Мальчик замотал головой:

— Бабушка говорила… у Пань-паня нет мамы… есть только бабушка…

Женщина разрыдалась:

— Пань-пань, мама виновата перед тобой… Если согласишься, я куплю тебе новую одежду, приготовлю мясо… Ты ничего не будешь делать по дому… Дай маме шанс! Если заскучаешь по бабушке, я приведу тебя к ней…