Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 45. Подкидыш

Глаза дочери старухи лукаво заблестели, и она, даже не глянув на ребенка, наклонилась к матери и зашептала:

— Мятушка, помнишь, я тебе рассказывала, что старшая сестра моего мужа вышла замуж в деревню Синхуа?

— Синхуа? Та нищая деревушка? — старуха закатила глаза и раздраженно ответила.

Женщина сказала:

— Да разве она теперь такая, как раньше? Сейчас Синхуа – совсем не то, что прежде.

— А мне-то какое до этого дело?

— Как это – какое? Не будь такой упрямой, — с досадой отчитала ее дочь. — Подумай сама, кто помог деревне так подняться? Разве не тот новенький, что туда пришел, тот самый молоденький фулан? А он ведь шуанэр, ты же знаешь, как трудно таким родить. Многим шуанэрам и за всю жизнь не удается родить ни одного ребенка.

— Я видела его мужа: этот мясник Сюн – здоровенный детина, да и поженились они недавно. Как он может не хотеть наследника? Но прошел почти год, а живот у шуанэра даже не округлился. Думаю, он бесплоден.

— Разве он не переживает? Любой на его месте цеплялся бы за возможность родить ребенка, чтобы удержать мужа. А теперь, когда их благосостояние растет, вокруг мясника все больше девок и шуанэров вертится. Как он может оставаться спокойным? Вот тут и пригодится подкидыш – появится на пороге как божий дар! Он же сам шуанэр, к ребенку-шуанэру точно будет особенно ласков. Будет холить и лелеять.

Старуха наконец поняла – дочь предлагает не просто отдать ребенка, а подкинуть его.

— А это точно пройдет? — неуверенно спросила она. — Не наживем мы себе беды?

— Матушка, ты когда стала такой трусихой? Ну чем это может обернуться? В худшем случае они его не возьмут. Все равно мы же не собираемся его растить, так пусть лучше замерзнет у них под дверью, чем тут с голоду помрет. Все равно – смерть, только форма разная. — Женщина говорила с холодной решимостью. — А если они все же возьмут? Если мясник Сюн возьмет и воспитает, ребенок потом унаследует их имущество. А мы потом придем, поплачем, порасскажем, как было тяжело, какие трудности перенесли… Ну разве у него сердце не дрогнет? Кровь ведь не водица. И вот он уже делится, помогает… Одного его жеста хватит, чтобы мы ели-пили в довольстве. А если у семьи Сюн все пойдет еще лучше, мы и вовсе как господа заживем – со слугами, мясо каждый день! Это же роскошь несусветная!

— Это… это правда сработает? — Старуха хоть и продолжала задавать вопросы, но в глазах у нее уже блестела жадность, и голос дрожал от предвкушения. — А ты уверена, что они возьмут?

— Конечно уверена! Ты же не знаешь, какое у мясника Сюна сердце. У него и прозвище в деревне за это появилось. Вон, у них там несколько стариков без семьи – так он всем бесплатно каны сложил! А это, на минуточку, по пять лянов серебра за штуку. А еще одна старушка, у нее со зрением плохо, иголку вдеть не может – так мясник Сюн ей работу устроил, подошвы отбивать. Его мясник-то с виду суров, а и тот боялся, что она не сможет орудовать молотом – взял да сделал ей поменьше.

— И это все правда? Мясник Сюн такой мягкосердечный?

— Еще бы! Так ты скажи, разве он оставит ребенка на морозе у дверей? Конечно возьмет.

— Конечно возьмет, — старуха расплылась в улыбке. — Хорошая ты у меня дочь, молодец. Как только наш мальчик унаследует имущество семьи Сюн, я велю ему и тебе помогать. И твоя семья заживет – как барыня, мясо каждый день!

Женщина засмеялась с жадным блеском в глазах:

— Ну что ж, я буду ждать милости от племянника.

Хорошо натопленный кан, сверху толстого ватного матраса постелили еще один, из овчины, который Сюн Чжуаншань сделал специально для Тан Шоу. Мягкая шерсть обнимала тело, а грудь Сюн Чжуаншаня, горячая как печка, согревала с другой стороны. Тан Шоу почувствовал, как в теле растекается тепло, и вскоре сладко уснул.

Это должен был быть спокойный, теплый сон. Но в полночь, когда луна уже поднялась высоко в небо, его разбудил резкий и настойчивый стук в дверь.

С трудом придя в себя, Тан Шоу сел в постели, накинув на плечи одеяло:

— Кто бы это мог быть посреди ночи? Неужели что-то случилось у тех юных господ и барышень из столицы?

Сюн Чжуаншань уже выбрался из-под одеяла. Служивший в армии, он реагировал на такие вещи молниеносно – оделся буквально в пару движений. Раз-два – и готов.

— Останься в комнате. Я пойду посмотрю, — сказал он, нащупал у двери свой большой тесак и, не зажигая фонаря, бесшумно вышел, ориентируясь по лунному свету.

Он не стал открывать дверь, а сразу же вскочил на забор и затаился, прислушиваясь к малейшим звукам.

Все было тихо, но вдруг послышался тихий плач ребенка, сначала еле слышный, потом – все громче, переходящий в надрывный вой, срывающийся на крик.

Убедившись, что поблизости никого нет, Сюн Чжуаншань спрыгнул внутрь двора и открыл дверь изнутри.

На пороге стояла корзина из бамбука. В ней – младенец. Даже без одеяла. Видимо, замерз, потому что кричал отчаянно и пронзительно.

Сюй Чжуаньшань не стал разбираться, кто именно подбросил младенца к ним под дверь, а просто взял ребенка и вернулся в дом.

— Как это – еще и младенец? — Тан Шоу накинул одежду и выглянул к корзине.

— Это шуанэр, — Сюй Чжуаньшань наспех завернул младенца в свою старую одежду. — Похоже, кто-то решил избавиться от него и подбросил нам на порог.

Услышав это, рука Тан Шоу, потянувшаяся к ребенку, застыла в воздухе, и он нахмурился:

— Неужели специально выбрали именно наш дом, чтобы мы его взяли?

— Угу.

Тан Шоу отдернул руку, так и не взяв младенца:

— Эрлан, а ты что думаешь? Хочешь его оставить?

Сюй Чжуаньшань, неуклюже покачивая ребенка, завернул его потуже – тот все равно не переставал плакать. Словно держал в руках раскаленный картофель, он выглядел растерянным:

— Как скажешь, так и будет.

— Хорошо. Тогда я скажу: не оставляем. — Тан Шоу заговорил холодно: — Сегодня один подкидыш, завтра – другой. У всех сейчас тяжелые времена, детей рождается много. Что, теперь каждый будет нести к нам, а мы всех обязаны кормить?

— И потом, очевидно же, что это не случайность. Кто-то заранее все разведал и только ждал, пока родится ребенок, чтобы сразу подбросить. А если так – то знай: как только он вырастет, к нам обязательно заявятся его настоящие родители. Проблемы начнутся позже. Никто не гарантирует, что выросший ребенок будет считать нас ближе родных. И что тогда? Мы вырастим чужого, а он в итоге уйдет к тем, кто его бросил? Будем еще и их содержать?

Таких историй Тан Шоу видел немало в сериалах будущего: кого-то воспитали приемные родители, а он потом, как только узнал о биологических, – сразу побежал к ним, растрогался парой их слез и забыл все остальное. А что дальше – никто не думает: каково приемным родителям?

Именно из-за таких историй у Тан Шоу внутри поднималось отвращение. Он понимал, что ребенок в этом не виноват, но никаких теплых чувств к нему у него не было. Наоборот, только раздражение – словно его самого втянули в чей-то хитрый план.

Тем более, Сюй Чжуаньшань еще молод. У него в будущем будет еще немало своих детей. С чего вдруг ему брать на себя заботу о чужом? Это было бы просто несправедливо. К тому же, Тан Шоу все еще держал в голове возможность расставания, потому в первую очередь заботился о благополучии самого Сюй Чжуаньшаня. А такой ребенок неизвестного происхождения – еще и потенциальная угроза для будущей супруги Сюя… Хотя странное дело – стоило подумать о том, что у Чжуаньшаня будет другая жена, как у Тан Шоу неприятно защемило в груди. Может, оттого что ребенок слишком громко плакал. А может…

Почувствовав, что у Тан Шоу резко испортилось настроение, Сюй Чжуаньшань тут же сказал:

— Фулан, не сердись. Завтра я сам найду его родителей. Скорее всего, они из соседних деревень. Достаточно узнать, кто недавно родил, а теперь вдруг остался без ребенка.

— Нет. Так будет слишком просто для них, — холодно ответил Тан Шоу. — Если не можешь прокормить – отдай по-человечески, найди того, кто хочет и может. Это хоть какая-то ответственность. А вот так – бросить у чужого дома, не думая ни о ребенке, ни о хозяевах – это уже преступление. За такое надо наказывать. — Он сказал с отстраненной холодностью: — Завтра с утра отнеси его в уездную управу. Пусть там разберутся. Уж им виднее, как быть с такими горе-родителями.

— Хорошо. Утром отнесу, — кивнул Сюй Чжуаньшань, аккуратно положив младенца на кан. Затем, поправив одеяло Тан Шоу, сказал: — Ты ложись, я сварю немного рисового отвара. Похоже, ребенок просто голоден.

Когда Сюй Чжуаньшань вышел, младенец все еще громко плакал. Тан Шоу не выдержал – поднялся с постели, взял его на руки и стал раскачивать, но безрезультатно. Он и сам был в семье самым младшим, в момент аварии у него не было ни племянников, ни младших – так что укачивать младенцев он не умел совсем.

Сюй Чжуаньшань вернулся с готовой кашей. От шума проснулся и Цзинь Цзиньчэн, спавший в гостевой. Он тоже вышел узнать, что случилось.

Сюй Чжуаньшань коротко объяснил ситуацию. После этого каждый вернулся в свою комнату. За день все вымотались, а теперь их еще и среди ночи разбудили – даже с учетом серьезности происходящего, настроение у всех было так себе.

Ребенок оказался настоящей плаксой – сколько ходил Сюн Чжуаншань, столько он и плакал. Потом Сюн Чжуаншань попытался напоить его несколькими глотками рисового отвара, но и это не помогло – ребенок все не унимался. В конце концов Сюн Чжуаншань уже не знал, что делать, и хотел было отнести младенца на кухню, чтобы не мешать Тан Шоу. Но на кухне было холодно, и Тан Шоу, конечно же, не позволил ему туда идти, просто стали дежурить по очереди – один укачивает, другой отдыхает. Ребенок то плакал, то просыпался, а проснувшись – опять плакал. За всю ночь Тан Шоу так и не смог нормально поспать, к утру у него под глазами появились две темные тени. А вот Сюн Чжуаншань выглядел как ни в чем не бывало – бодрый и полный сил.

— В армии к такому привыкаешь, — сказал он. — Несколько ночей без сна – обычное дело.

Из комнаты для гостей вышел Цзинь Цзиньчэн с явно утомленным и раздраженным видом – было видно, что он тоже не выспался. Он с упреком сказал:

— Фулан Сюн, а вы что собираетесь делать с этим ребенком? Если решили оставить, то могли бы найти для меня семью с каном – с этим бесконечным плачем всю ночь мы просто не выдерживаем.

— Мы не собираемся его оставлять, — поспешил ответить Тан Шоу. — Сейчас же отнесем его в управу.

Цзинь Цзиньчэн замер, не ожидая услышать от Тан Шоу, что они не будут растить ребенка. Он ведь уже знал, что те несколько канов были поставлены бесплатно по его инициативе. Пять лянов серебра за одну печь – и он не пожалел денег, как же он может бросить ребенка с такой трагической судьбой?

— Господин Цзинь, — спокойно сказал Тан Шоу, — одно дело – помощь, другое – усыновление. У Эрлана в будущем будут свои дети. И как бы мы ни старались, избежать предвзятости будет сложно. Приемный ребенок может подумать, что мы к нему не так внимательны, потому что он не родной. А если, наоборот, начнем уделять ему больше внимания, родной ребенок может начать нас ненавидеть и спрашивать, кто же тогда ему настоящий отец. А уж в жизни, кто может гарантировать, что ни разу не проявит пристрастия?

Цзинь Цзиньчэн тихо усмехнулся:

— Вы мудро рассуждаете, фулан Сюн. Это я лишнего надумал. Ну, раз ребенка вы все равно сейчас отдадите, я, пожалуй, пойду еще немного посплю. Всю ночь только и слышно было, как он плачет – мы просто не сомкнули глаз.

— Хорошо, — сказал Тан Шоу. — Когда проснетесь, я приготовлю что-нибудь поесть.

Он сам тоже вернулся в комнату поспать, а Сюн Чжуаншань, держа ребенка на руках, отправился в управу.