Управляющий поднял голову, взглянул на солнце, затем опустил взгляд и сказал Дун Хайю:
— Молодой господин, время уже позднее, если будете есть сейчас, опоздаете. Возьмите еду с собой в школу.
— Ладно.
Когда оба слуги взяли его миски, Гоудань поспешно остановил их и, указав на две маленькие пиалы, сказал:
— Эти пиалы...
— Это залог в двадцать монет. Вернем после занятий.
— Хорошо, счастливого пути! Если понравится, приходите еще! — Гоудань энергично помахал им рукой.
Когда те скрылись из виду, четвертый Ли рассмеялся:
— Ты еще ребенок, но, похоже, у тебя врожденный талант к торговле.
— Да ну, просто раньше проходил обучение в лавке. Фулан Сюн говорил, что гости любят слышать приятные слова, поэтому нужно быть приветливым и говорить им то, что они хотят услышать.
Четвертый Ли усмехнулся, но ничего не ответил. Его мысли унеслись далеко: «Как там мой второй сын, которого продали? Повезет ли ему попасть к таким добрым хозяевам, как фулан Сюн?»
Дун Хай, как обычно, принес в школу вкусную еду. Время еще не подошло, старый учитель тоже не пришел. Дети сидели в классе и баловались. Увидев, что Дун Хай несет что-то вкусное, маленькие одноклассники тут же окружили его:
— Дун Хай, что вкусного принес? Я как раз не успел позавтракать, дай мне, — сказал Ван Цюань, лучший друг Дуна. Они не только учились вместе, но и выросли бок о бок, всегда играли вместе и делились всем.
Дун Хай был щедрым и сразу согласился: «На, держи!»
Ван Цюань без церемоний взял все три свертка. Открыв их, он увидел, что в двух были супы с небольшими фрикадельками, овощами и лапшой на дне.
У них в школе всегда были палочки и ложки для перекусов. Ван Цюань достал свои палочки, перемешал лапшу и воскликнул: «О, это же холодная лапша!»
Холодная лапша недавно вошла в моду. Она стоила шестнадцать монет за цзинь. Была и более изысканная упаковка в промасленной бумаге – дороже, около десяти монет за порцию, которой хватало на взрослого мужчину. Хотя по весу выгоднее было брать на развес, многие литераторы и знатные люди предпочитали именно упакованную версию.
Ван Цюань происходил из обеспеченной семьи и попробовал это новое блюдо, как только оно появилось. Их служанка приготовила ему холодную лапшу, и та ему сразу понравилось. Позже, когда он попробовал холодную лапшу в шашлычной «Персиковый источник», то понял, что такое настоящая ледяная лапша – ее вкус был в разы лучше, чем у служанки. Кисло-сладкий вкус настолько запал ему в душу, что теперь, посещая шашлычную, он всегда заказывал порцию холодной лапши. Без нее трапеза казалась неполной.
Любя холодную лапшу, Ван Цюань тут же отправил в рот большую порцию и от удивления широко раскрыл глаза.
Хотя лапша была горячей, ее вкус ничуть не уступал ледяной версии. Это были два разных блюда из одних ингредиентов. Ледяная лапша идеально подходила для лета, но осенью, когда по утрам и вечерам было прохладно, горячий суп согревал тело и доставлял удовольствие. Лапша пропиталась ароматом кунжутной пасты, с легкими нотками куриного бульона, чесночного соуса и остроты китайского перца. Вкус был настолько насыщенным, что вызывал привыкание – попробовав раз, хотелось еще.
Ван Цюань поспешно развернул другой сверток – там были жареные шашлычки, с большим количеством мяса. Он отправил в рот шампур с мясом и хрящиком и от удовольствия прищурился.
Вкусно!
Обычно болтливый Ван Цюань, который даже во сне что-то бормотал, сейчас молчал и только ел.
— Эй, где Ван Цюань? Почему он так долго молчит? Он же не может не говорить!
Один из мальчиков указал на него:
— Смотрите, Ван Цюань ест что-то вкусное и не может оторваться.
— Что за еда может заткнуть его рот?
Дети подбежали и, хотя не поняли, что именно он ест, увидели, как он смакует, с маслом на губах, и почувствовали аппетитный аромат:
— Давайте возьмем палочки и тоже попробуем, что это за еда, которая заставила его замолчать.
Ван Цюань одной рукой продолжал есть, а другой прикрыл еду. Говорил он с набитым ртом:
— Это Дун Хай дал мне, я не завтракал, вам нельзя! — затем бросил Дуну умоляющий взгляд.
Дун Хай высокомерно поднял подбородок: «Тогда мне можно попробовать?»
Ван Цюань скорчил недовольную гримасу, но, учитывая, что еду купил Дун, вынужден был согласиться.
Дун Хай с достоинством взял у товарища палочки и попробовал еще не тронутый суп с шашлычками. Одного укуса хватило, чтобы влюбиться – вот это настоящая еда, настоящее удовольствие!
Одноклассники знали, что Дун Хай очень привередлив, и если он выглядел так, значит, еда действительно была вкусной.
Пухлый мальчик облизнулся и спросил: «Вкусно?»
Дун Хай надменно ответил: «Сойдет». И продолжил есть жареный куриный скелет.
Дети всегда делились едой, и сейчас они начали упрекать Ван Цюаня: «Ах ты, Ван Цюань, жадничаешь!»
— Нашел вкуснятину и не поделился, как тебе не стыдно!
— Если он не дает, возьмем сами!
Дети начали отбирать еду. Ван Цюань не мог противостоять толпе и потерпел поражение:
— Оставьте мне хоть немного, я же не завтракал! — кричал он.
— Мы видели, ты уже съел целую пиалу и холодную лапшу. Тебе девять лет, ты наверняка наелся, ты же не обжора!
— О-о-о! Вкуснотища! — воскликнул один. — Эта ветчина просто восхитительна, не такая, как в лавках! Корочка такая хрустящая.
— М-м-м, это яйцо из шашлычной «Персиковый источник», но приготовлено по-другому, и вкус совсем иной, но тоже потрясающий.
Ван Цюань завопил:
— Что? Там было яйцо? Я его не видел! Я обожаю эти яйца!
— Ты все обожаешь! Ты же сказал, что любишь холодную лапшу!
— Но я и яйца люблю! Все вкусное, разве нельзя любить и то, и другое?
Дети спорили так громко, что Дун Хай, доев куриный скелет, но не насытившись, потянулся за добавкой – но сверток был пуст. «Ладно, еще есть шашлычки», — подумал он, но, опустив взгляд, обнаружил, что и их уже растащили.
Дун Хай расстроился. Еду купил он, но ему почти ничего не досталось. А главное – он хотел еще, очень хотел, просто не мог терпеть.
Не выдержав, Дун Хай громко расплакался.
Как раз в этот момент вошел учитель. Увидев, что Дун Хай рыдает, а дети вокруг него суетятся, он строго спросил: «В чем дело? Кто обидел сяо Дуна?»
Пухлый мальчик, который не смог отобрать еду у Ван Цюаня, тут же указал на него:
— Учитель, это Ван Цюань отобрал у Дуна вкуснятину!
Ван Цюань возмутился:
— Неправда! Дун сам угостил меня, а это они все отобрали!
— Это ты жадничал! Еда такая вкусная, а ты даже не поделился! Дун Хай из-за тебя расплакался!
— Врешь! Все было не так!
Старый учитель приподнял брови. Он понял – никто ни у кого еду не отнимал, просто она оказалась настолько вкусной, что дети не смогли поделить ее поровну и поссорились.
— Тишина! — строго приказал он.
Когда занятия закончились и дети разошлись, учитель вспомнил, как они дрались из-за еды, а Дун Хай даже расплакался, потому что ему мало досталось. Его жена в последнее время совсем потеряла аппетит, ничего не хотела есть, разве что шашлычки из «Персикового источника». Но они были слишком дорогими – на его жалованье каждый день их не купишь. Подумав, он решил купить жене ту самую закуску, из-за которой дети устроили переполох. Может, ей понравится.
Он боялся, что не найдет ларек, но только вышел на главную улицу, как увидел толпу детей у прилавка, за которым стоял мальчишка, весь в поту, громко крича:
— Не толпитесь! Подходите по очереди! Осторожнее, шампуры горячие! Эй, отойди от котла, масло брызгает – все лицо в оспинах будет!
Дети немного расступились, и продавец, хоть и вертелся как белка в колесе, действовал четко. Вдруг он заметил старика, который стоял поодаль и не решался подойти.
Гоудань тут же одарил его широкой улыбкой:
— Дедушка, подходите выбирайте!
Дети обернулись, узнали учителя, вежливо поздоровались и разбежались с едой. Среди них были Дун Хай, Ван Цюань и тот пухлый мальчик. Ван Цюань поделился с ними:
— Я тебя угостил, только больше не реви!
Дун Хай надулся:
— Я не ревел! Просто... настроение испортилось.
Ван Цюань закатил глаза, но, боясь, что Дун Хай снова расплачется, не стал его разоблачать.
— Даже наш консервативный учитель пришел попробовать эту новинку – значит, здесь и правда вкусно!
В ларьке почти все раскупили, и выбор для учителя был невелик. Он взял несколько шашлычков «мясо на косточке». Глядя на золотистые кусочки, он вдруг почувствовал голод.
По дороге домой его так и подмывало съесть их сразу, но он был человеком принципов и удержался.
— Давайте сворачиваться! — сказал Гоудань, оглядев почти пустой прилавок.
— А что насчет остатков? Продадим?
Но Гоудань уже выложил оставшиеся шашлычки – всего полмиски – добавил лапши, сварил и протянул четвертому Ли.
— Хватит на сегодня. Почти все продали, оставшееся съедим сами. Вы целый день мне помогали – угощаю!
Из жареных шашлычков остались только два с капустой – их он тоже пожарил для четвертого Ли.
Тот ценил не столько еду, сколько внимание мальчика.
«Такой юный, а уже такой предприимчивый, — думал четвертый Ли. — С такими способностями и возможностями он далеко пойдет».
Забирать ларек в старый храм было нельзя – если Гоудань хотел вести бизнес, ему нужно было выглядеть опрятно. Тан Шоу разрешил ему ночевать в шашлычной.
Вечером, когда лавка закрылась, Хувацзы нанизывал мясо на завтра, а Гоудань пересчитывал выручку.
Хувацзы уставился на кучу монет:
— Сколько?
Гоудань дрожащими губами прошептал:
— Пятьдесят монет.
— Что?! Пятьдесят? Ты не ошибся?
Хувацзы бросил шампур, пересчитал сам – и правда пятьдесят. Его руки задрожали.
— Это же два наших месячных жалованья! — он не мог поверить. — За один день столько заработали?
Гоудань покачал головой. Сердце Хувацзы сжалось:
— Значит, это не чистая прибыль? Фулан Сюн вложил свои деньги? Мы в убытке?
— Нет, это чистая выручка, уже за вычетом затрат на завтрашние продукты. Фулан Сюн специально дал меньше ингредиентов, боясь, что в первый день не все продадим. Но все разобрали! Значит, завтра сможем заработать еще больше.
— Боже! — у Хувацзы закружилась голова.
Но он быстро взял себя в руки:
— Сейчас с тобой четвертый Ли, но он все-таки работник фулана Сюн. Мы не можем вечно пользоваться его помощью. Когда скопим немного денег, выберем из наших ребят двух самых смышленых и проворных – пусть помогают тебе. Их нужно отмыть, одеть почище, и пусть ночуют не в храме. Можно снять для них общагу за две монеты.
— Торговля едой требует чистоты, иначе у покупателей животы заболят.
Гоудань кивнул:
— Фулан Сюн нас об этом предупреждал.
Хувацзы задумался, потом добавил:
— Гоудань, давай учиться у бухгалтера читать и считать. Так мы сможем вести учет и точно знать, сколько в месяц зарабатываем.
— Кроме того, дело прибыльное, и мы не можем оставлять все себе. Я думаю, мы должны делиться с фуланом Сюн пополам. Пусть мы и пользуемся его добротой, но у нас столько ртов кормить! Хотя фулан Сюн сказал, что помогает нам просто так, мы не должны забывать о благодарности.
— Верно! Ты все продумал.
Хувацзы улыбнулся:
— Я все-таки старше тебя на несколько лет – не зря же.
О планах мальчиков Тан Шоу не знал. Сегодня он приготовил для Сюн Чжуаншаня рисовые галеты и крекеры сэмбэй – свои любимые лакомства. Особенно галеты: в детстве он мог есть их без остановки, мечтая, что когда вырастет, откроет магазин и будет есть все, что захочет, пока не лопнет.
Сюн Чжуаншань уплетал галеты горстями, а Юй Фэн ел по одной, с достоинством.
Он разглядывал галету и восхищенно сказал:
— Фулан Сюн, как вам в голову приходят такие блюда? Эти галеты совсем не похожи на обычные поджаренные остатки риса!
Тан Шоу лишь улыбнулся, отхлебнул чаю. Он просто хотел, чтобы Эрлан попробовал все те вкусности, которые он любил в прошлой жизни, поэтому каждый день придумывал что-то новое.
Вскоре пришел клиент, и Тан Шоу с Сюн Чжуаншанем поднялись на второй этаж, чтобы освободить место. Юй Чэн пошел заваривать чай, а Юй Фэн взял учетную книгу для записи заказа.
Клиент, согревшись чаем, сказал:
— Мне двести цзинь обжаренной муки, но не маленькие упаковки, а большие. Сейчас прохладно, храниться будет хорошо. И лапши холодной... нет, пусть тридцать пачек. В холода ее не очень покупают.
Юй Фэн тут же предложил:
— А вы попробуйте горячую лапшу!
— Горячую? — торговец удивленно поднял брови.
Юй Фэн объяснил рецепт, и тот все больше оживлялся:
— Так можно было? Тогда дайте еще сто цзинь!
На втором этаже Тан Шоу раскачивался в подвесном кресле:
— Эрлан, через несколько дней я съезжу в Восточную столицу.
— В Восточную столицу? — Сюн Чжуаншань нахмурился, уставившись на Тан Шоу.
Этот суровый мужчина вдруг стал похож на обиженную жену. Тан Шоу даже мурашки побежали – его Эрлан был грозным воином, а не капризной барышней!
Взгляд Сюн Чжуаншаня словно обвинял Тан Шоу в том, что тот бросает семью. Тан Шоу поспешно объяснил:
— Я поеду продавать термосы. Сейчас холодает, скоро они станут популярны. Да и лавку там откроем – местные торговцы покупают у нас товар и перепродают втридорога. Мы сами можем этим заняться, у нас даже больше возможностей.
— А если купцы из столицы будут заказывать у нас?
— Конечно, будем продавать! Более того, если столичным купцам далеко ехать, они смогут закупаться прямо в нашей лавке в Восточной столице всего на две-три монеты дороже. При больших партиях эти деньги покроют транспортные расходы. Да и свои товары мы тоже будем возить – в любом случае не в убытке. Так мы захватим и розницу, и опт!
Сюн Чжуаншань пристально посмотрел на него, но мысли его явно витали в другом месте. Восточная столица... Семья Цзинь из Восточной столицы... Именно они вызывали у него лютую ненависть.
— Фулан, ты ведь мой...
— Знаю-знаю, — перебил Тан Шоу. — «При жизни ты мой человек, после смерти – мой призрак, во всех жизнях ты мой фулан», да? Я запомнил.
Сюн Чжуаншань нахмурился:
— Хоть это и правда, но я хотел сказать не это.
Тан Шоу удивился. Разве это не его коронная фраза? Что-то вроде «Женщина, ты привлекла мое внимание» у «властных президентов». Когда успел поменяться шаблон?
— Тогда что же ты хотел сказать?
— При жизни я твой человек, после смерти – твой призрак, во всех жизнях я твой муж!
Тан Шоу: «...»
В переулке Восточной столицы раздавались душераздирающие рыдания женщины. Перед ней стояла дородная особа, чьи габариты превосходили ее собственные втрое, с лицом, покрытым свирепыми морщинами.
— Чего ревешь? Я тебя обижала что ли? — грубо спросила толстуха, уперев руки в бока.
Эрнян сохраняла изящный, утонченный облик – за время, проведенное с третьим молодым мастером Ваном, она в совершенстве освоила манеры, которые ему нравились. Увы, перед ней была грубая женщина, которая ненавидела таких, как она, именно за эту показную слабость.
— Умоляю, дайте мне еще несколько дней, — всхлипывала Эрнян. — Мой Санлан обязательно принесет деньги за аренду.
— Санлан? — фыркнула хозяйка. — Какие нежности! Жаль только, что третий Ван просто развлекался с тобой. Подумай сама – у него и лицо, и происхождение, зачем ему такая плебейка, как ты? Полно благородных девиц, мечтающих породниться с семьей Ван. Тебе бы в луже посмотреться, прежде чем воображать себя красавицей! Неужели ты и правда думаешь, что он ради такой поношенной тряпки, как ты, бросит свою юную жену?
— Очнись! Этот дом – лучшее доказательство. Когда ты только появилась, третий Ван души в тебе не чаял – прислуга, роскошь... Я все видела. А теперь? Двор зарос бурьяном, слуги разбежались, потому что он перестал платить им жалование. Разве это не очевидно? Он пресытился тобой и бросил! А ты все цепляешься за иллюзии, будто он вернется. Да у тебя крыша поехала!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления