Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
9 Грецкие печенья

Четвертая дочь семьи Сюн и ее муж выглядели скромными и забитыми. Особенно четвертая Сюн – хоть ей было всего двадцать четыре, она выглядела на все тридцать четыре. Оба они до дрожи боялись Сюн Чжуаншаня, а с Тан Шоу разговаривали робко, едва слышно.

— Сколько пирожных вы хотите обменять? — Тан Шоу намеренно говорил как можно мягче, но четвертая Сюн все равно вздрогнула, а затем, словно опомнившись, украдкой взглянула на Сюн Чжуаншаня. Однако, встретившись с его свирепым взглядом, она тут же покраснела, и глаза ее наполнились слезами.

Сюн Чжу поспешно перехватил инициативу:

— Старший братец, они хотят три цзиня. Положите им три цзиня в коробку.

Тан Шоу кивнул:

— Хорошо. Только будьте осторожны – пирожные хрупкие. Если раскрошатся, продать их не удастся.

Муж четвертой Сюн, Сунь Хуайцай, хоть и боялся Сюн Чжуаншаня, все же набрался смелости и успокаивающе потрогал жену за руку, прежде чем взять коробку:

— Спасибо, фулан.

— Пустяки, мы же семья. По дороге старший и третий брат расскажут вам, как вести дела. Не бойтесь – наши пирожные сделаны из лучших ингредиентов, так что убытков не будет.

Цай Сюэ, стоявший рядом, поспешил добавить:

— Господин Тан, не беспокойтесь, я тоже помогу второму Сунь. Хоть мой опыт и меньше, чем у братьев Сюн, но я уже столкнулся с разными покупателями.

Сунь Хуайцай загорелся энтузиазмом. Он уже слышал от старшего и третьего братьев, что за две недели они заработали больше трехсот монет – раньше такое и представить было невозможно! Если и ему удастся столько заработать, теща перестанет попрекать жену, а та наконец избавится от унижений. От одной этой мысли в нем пробудилась невиданная сила.

С присоединением Сунь Хуайцая и родственников Цай Сюэ вся деревня Синхуа узнала, что купленный свирепым мясником Сюн Чжуаншанем фулан-шуанэр умеет делать дорогие пирожные. Говорили, что одно такое пирожное размером с детскую ладошку стоит целую монету, но горожане все равно скупают их.

Деревенские боялись подходить к дому Сюн Чжуаншаня, поэтому толпились у въезда в деревню, расспрашивая тех, кто брал у него товар:

— Ну что, продал сегодня все? Сколько заработал?

— До последней крошки! Тридцать монет чистой прибыли! — с гордостью отвечали те.

— Ничего себе! — восхищались слушатели.

Все больше людей осмеливались идти к мяснику Сюну, рискуя нарваться на его гнев. К счастью, последние дни он из-за травмы ноги сидел дома, и Тан Шоу запрещал ему лишний раз двигаться. Поэтому Сюн Чжуаньшань лишь сидел в кресле, сверля каждого посетителя взглядом, полным ярости. Те выходили из дома в холодном поту, но желающих становилось только больше. Похоже, по сравнению с угрозами мясника Сюна, давление нищеты пугало куда сильнее.

— Как вкусно пахнет! Что ты готовишь, муж? — Сюн Чжуаншань вошел в дом. Его нога уже зажила, но он избегал тяжелой работы, чтобы швы не разошлись.

Как раз в этот момент Тан Шоу достал из печи новую партию сладостей. На этот раз он приготовил два вида – вернее, один, но по разным рецептам: крупные датаосу [прим. ред.: северные грецкие печенья] и мелкие хэтаосу [южный вариант]. Сверху оба вида были посыпаны черным кунжутом.

— Попробуй, это новые печенья с грецким орехом. Как тебе?

— Все, что делает мой сяо фулан, безупречно, — ответил Сюн Чжуаншань, уже отправляя в рот кусочек.

Эти пирожные разительно отличались от предыдущих: хрустящая корочка с приятным звуком ломалась под зубами, а легкий ореховый аромат не перебивал сладость.

Сюн Чжуаншань умял семь штук подряд, прежде чем остановиться – все-таки это был товар на продажу.

— Фулан, ты использовал те грецкие орехи, что братья купили на днях?

— Да! Ну как?

— Потрясающе! Никогда не пробовал ничего подобного. Ореховый привкус едва уловим, зато сладость и аромат – выше всяких похвал!

Тан Шоу самодовольно прищурился:

— В чем-чем, а в кулинарии мне нет равных. Даже дворцовые повара вряд ли смогут повторить!

Он тоже откусил кусочек – хруст был идеальным. Но вдруг перед ним выросла тень:

— Женушка, мне мало… — прохрипел Сюн Чжуаншань, прижимая Тан Шоу к себе.

Тот отчаянно колотил его по спине, но верзила даже не обратил внимания. Он лишь глубже целовал Тан Шоу, меняя угол наклона, словно хотел проникнуть в самую душу.

Только когда Сюн Чжуаньшань переключился на шею, Тан Шоу смог вырваться и отдышаться:

— Сюн Чжуаншань, отпусти! Вчера было, и сегодня опять?! Моя поясница уже отваливается!

С неохотой Сюн Чжуаншань ослабил хватку, но по его покрасневшим глазам было видно, как тяжело ему сдерживаться. Тан Шоу с ужасом подумал: «Неужели у него… зависимость? Каждый день, без продыху!» 

Но им пришлось прерваться из-за стука в дверь – пришел покупатель:

— Господин Тан, мне пять цзиней пирожных! — Посетитель, уже привыкший к визитам, не так боялся Сюн Чжуаншаня, хотя тот по-прежнему выглядел устрашающе.

Но сегодня что-то было не так: Тан Шоу стоял весь красный, а взгляд Сюн Чжуаншаня был настолько кровожадным, что казалось, он вот-вот набросится.

— Вот ваши пять цзиней.

— А… хорошо… — Покупатель схватил коробку и бросился прочь, будто за ним гналась бешеная собака.

— Эй, завтра мы не принимаем рисовую муку! Только мед, сахар или монеты! — крикнул ему вдогонку Тан Шоу, но тот уже исчез. Обернувшись к мужу, Тан Шоу сердито упрекнул: — Мы же бизнес ведем! Зачем так пугать людей? Бедняга убежал, как от бешеной пса!

— Бешеного… пса? — Сюн Чжуаншань медленно перевел взгляд на Тан Шоу, и в его глазах застыла опасная смесь неудовлетворенного желания и угрозы.

Тан Шоу сразу понял, что этот разговор может закончиться для него «наказанием», и поспешно поправился:

— Ошибся! Не от пса... а от медведя!

[прим. ред.: В китайской культуре сравнение с собакой часто носит уничижительный оттенок, а фамилия мясника досл. «медведь». Шань решил, что «пес»– камень в его огород, и он недостаточно хорош, в т.ч. в том самом. Шоу же с полным пониманием своего прокола начинает ему льстить]

Не дав Сюн Чжуаншаню возможности «возразить», он тут же переключился на новых покупателей, которые уже толпились у дверей.

Один из них, заметив новый продукт, спросил:

— Господин Тан, что это за новинка? Как называется и сколько стоит?

— Крупные называются датаосу, а мелкие – хэтаосу. Большие – по две монеты за штуку, маленькие – три монеты за две. Если брать оптом: 25 монет за 15 больших или 40 монет за 30 маленьких.

— Так дорого?!

— Да, но это новинка. В Юйлине уже много продавцов старых видов, люди подустали от них. А свежий товар, хоть и дороже, всегда привлекает любопытных.

Покупатель задумался. Цена действительно кусалась, и он не был уверен в спросе. В итоге решил взять всего один цзинь на пробу.

— А если обменять на рисовую муку?

— Нет, только на яйца, сахар, мед или грецкие орехи. Или за монеты.

— Почему?! — кроме рисовой муки, у крестьян редко что-то было из перечисленного. Все это стоило денег.

— У нас уже полон дом рисовой муки, больше не нужно, — улыбнулся Тан Шоу. — Вы-то все уже заработали кучу монет, да и мне, ремесленнику, тоже хочется немного прибыли.

Покупатель смущенно замолчал и в итоге так и не решился. Но нашлись и смельчаки, которые взяли по два-три цзиня на пробу. Когда пришли братья Сюн, осталось всего по три цзиня каждого вида, и они невольно загрустили – выходило, что родной брат не считал их близкими, раз не оставил им товара заранее. Да и из-за наплыва продавцов их собственные доходы упали: если раньше они продавали по десять цзиней в день, то теперь едва набирали шесть-семь.

Однако братья промолчали. Они знали, что у Сюн Чжуаншаня остались обиды на семью, и ждать от него братской теплоты было наивно.

— Старший братец, дай нам новых пирожных, попробуем продать, — сказал Сюн Чжу, сохраняя спокойствие.

Но Тан Шоу ответил неожиданно:

— Старший брат, третий брат, мы с Сюн Чжуаншанем тут посоветовались и решили научить вас делать прежние четыре вида пирожных. А сами займемся только грецкими.

Братья остолбенели и замахали руками:

— Нет-нет, невестка, так нельзя! Это же ваш семейный бизнес! Мы и так зарабатываем по несколько десятков монет в день – раньше о таком и мечтать не смели!

— Не переживайте. Если я предлагаю, значит, у меня уже есть план.

Но братья наотрез отказывались. Сюн Чжу в отчаянии посмотрел на Сюн Чжуаншаня:

— Второй брат, уговори невестку! Мы не можем так поступать!

— Хватит болтать, — рявкнул Сюн Чжуаншань, в котором нерастраченная страсть превратилась в раздражение. — Делайте, как сказал фулан, или больше не приходите!

Перед грозным братом Сюн Те и Сюн Чжу сразу сникли.

Вернувшись домой, они рассказали матери. Та обрадовалась, но и забеспокоилась, а вскоре и вовсе расплакалась:

— А-Шань все же помнит свою мать... Отдал такой прибыльный бизнес семье... Значит, в душе он все еще с нами.

Отец добавил:

— И его фулан – хороший человек. Если бы он был против, А-Шань не стал бы заставлять. Так что хватит уже к нему придираться.

Мать покраснела, вспомнив, как злилась из-за трат Тан Шоу на сахар и мед.

Обычно выпечкой занимались женщины и шуаньэры, поэтому в дом мясника Сюна пришли невестки и младшая сестра. Братья же продолжали торговать в городе, планируя, что вскоре, когда домашние обучатся, они самостоятельно смогут зарабатывать еще больше.

Но теория оказалась проще практики. У каждой выходил свой вариант, и даже с подсказками Тан Шоу первые партии проваливались. Испорченное решено было съесть самим.

Мать Сюн все больше нервничала, чувствуя, что транжирит ресурсы сына. Чем сильнее она переживала, тем хуже получалось. После нескольких неудач Тан Шоу велел ей просто наблюдать.

Старшая невестка, видя, как семья теряет шанс на прибыль, решила действовать:

— Фулан, я уже разобралась. Пусть завтра попробую я. Матушка слишком переживает, а так мы только теряем деньги.

Тан Шоу согласился. В конце концов, невестка тоже была частью семьи, а мать Сюн явно не справлялась.

— Хорошо, завтра твоя очередь.