Позвать Сюн Чжуаншаня, чтобы он «объяснил»? Семья Чжао, родня старшей невестки Сюн, – лучший пример того, как такие «объяснения» проходят. Все было ясно и понятно: если можно решить кулаками, не стоит тратить время на болтовню.
Матушка Сунь сразу же стушевалась:
— Невестка, я просто хотела, чтобы ты спросила. Если не хочешь, то и не ходи. Зачем говорить об этом второму брату? Мы же одна семья.
Жены сыновей Сунь тоже не осмелились пикнуть. Разбудишь этого злобного духа – если не умрешь, то кожу точно сдерут.
Четвертая невестка Сюн внутренне усмехнулась: «Одна семья?» Если бы не поддержка второго брата, ее бы уже давно вышвырнули за порог. Теперь у нее были и серебро, и ремесло – все это дал ей второй брат. Лишь полная дура могла ради семьи Сунь поссориться с братом и остаться ни с чем.
Семья Сунь была жадной, но благодаря твердой руке четвертой невестки знала свою меру и не переходила границы.
А вот семья Чжао, казалось, потеряла рассудок. Они словно одержимые, упорно лезли напролом, забыв все прошлые уроки.
Жена старшего сына Чжао, старшая невестка Чжао, была младшей невесткой старшей невестки Сюн. Если считать вместе со старшей невесткой Сюн, старший сын Чжао был вторым в роду, и его следовало бы называть вторым господином. Но во многих деревенских семьях старшинство считали отдельно для мужчин и женщин, поэтому старший сын Чжао, как первый мужчина в роду, был старшим господином, и все в семье и за ее пределами звали его «Старшим сыном».
— Матушка, угадай, кого я увидела? — едва переступив порог, старшая невестка Чжао закричала так, что, казалось, сорвет голос. Ее глаза горели странным возбуждением. — Третьего Сюна! Я увидела третьего Сюна в той шашлычной в городе!
— Третий Сюн? — мать Чжао не придала этому значения. — Его семья разбогатела на продаже сладостей. Теперь они не те, что раньше, могут себе позволить иногда поесть в городском ресторане.
— Матушка, если бы все было так просто, я бы и не заводила разговор! — старшая невестка Чжао фыркнула. — Третий Сюн работает там управляющим. Похоже, эта шашлычная принадлежит его семье.
— Его семье или семье Сюн Чжуаншаня?
— Сюн Чжуаншаня.
Мать Чжао сразу сникла.
— Если это тот мясник, то и говорить не о чем. В прошлый раз, после того скандала, он вытянул из нашей семьи кучу серебра и все перевернул вверх дном. Лучше держаться от него подальше.
— Матушка, ты неправильно думаешь. — Старшая невестка Чжао не расстроилась, а наоборот, улыбнулась с видом победительницы.
Мать Чжао посмотрела на нее. Та сияла от самодовольства.
— У тебя есть идея?
— Конечно. — Старшая невестка Чжао шепнула свекрови на ухо, и та все больше округляла глаза, пока наконец не расплылась в улыбке.
— Как же у тебя голова устроена? Такая умная! — мать Чжао рассмеялась. — Верно! Раз этот мясник Сюн души не чает в своем фулане и у них прекрасные отношения, а фулан – шуанэр, которому трудно зачать детей, то даже если у них не будет потомства, он не женится снова. В таком случае, раз он и Сюн Те – родные братья, можно взять одного из детей старшей невестки и усыновить его для них. Это же племянник, кровный родственник, в сто раз ближе, чем чужие люди. Это лучший вариант, даже старики Сюн не будут против.
— Именно! Таким образом, племянник перейдет на воспитание к мяснику Сюну. При нынешнем достатке семьи Сюн, условия, которые они могут ему предоставить, – это небо и земля по сравнению с тем, что может дать старшая сестра. А раз это родной племянник, мясник Сюн точно не станет халтурить. Старшая сестра тоже не дура, мы предлагаем ей шанс одним прыжком взлететь вверх, она поймет, кто действительно желает ей добра. А нам ничего особенного не нужно – пусть Старший станет управляющим, второй брат и его жена помогут в лавке, и вся лавка будет работать на нашу семью. Хоть мы и будем работать на семью Сюн, зато вся семья будет вместе, разве не прекрасно? — Старшая невестка Чжао продолжила словно в бреду: — В конце концов, мясник Сюн все равно нанимает кого-то на должность управляющего, почему бы не взять своих? Так надежнее.
— Верно, нужно срочно вызвать старшую дочь и обсудить с ней этот вопрос. — Мать Чжао сказала: — Как раз через пару дней день рождения твоего отца, воспользуемся этим предлогом, чтобы позвать их двоих. Разве они посмеют не прийти?
Когда старшая невестка Сюн получила от односельчан, приехавших за товаром, сообщение, что ее мать собирается устроить праздник в честь дня рождения отца, она нахмурилась.
Ей казалось, что все не так просто, но под таким благовидным предлогом, если она не вернется, на следующий день по всей округе разнесется весть о ее неблагодарности. А если из-за этого Сюн Те потеряет лицо, она станет великой грешницей.
Мать Сюн фыркнула:
— Раз зовут на день рождения, значит, нужно идти. А то деревенские подумают, что наш Старший неблагодарный и бессердечный, раз не пускает жену на праздник к отцу. Но предупреждаю: у Старшего нет времени. В лавке А-Шаня сейчас много работы, он не сможет поехать.
На следующий день старшая невестка Сюн отправилась к родителям одна, взяв с собой двоих детей. Перед выходом мать Сюн дала ей упаковку домашних сладостей, три пакета жареной муки, лапши быстрого приготовления и холодной лапши.
Все это вместе стоило не меньше сотни монет. Даже в городе, не то что в деревне, такие подарки были бы предметом гордости. Не то чтобы мать Сюн была такой доброй и великодушной, просто она хотела похвастаться и поставить семью Чжао на место. Раньше они смотрели на них свысока, все время упрекали Сюн Те, что он женился на их дочери без выкупа. Теперь пусть увидят, что у них есть деньги, и почувствуют, каково это. Нынешняя семья Сюн – не то что раньше.
Когда старшая невестка Сюн вернулась в семью Чжао с двумя детьми, мать Чжао поначалу радостно вышла встречать, но, увидев, что дочь пришла одна с двумя довесками, без Сюн Те, сразу нахмурилась.
— Где Сюн Те? У отца день рождения, а зять даже не пришел. Что, теперь, когда у него появилось немного вонючих монет, он уже не считает нас за людей?
Старшая невестка Сюн нахмурилась еще сильнее. Мать Чжао ткнула ее в лоб:
— Что это за выражение лица? Я что, не могу сказать, что зять не пришел на день рождения тестя?
— Он занят. Сейчас на бумажной фабрике дела идут хорошо, во всей округе больше никто не продает туалетную бумагу, все покупают у семьи Сюн. Столько людей, что Сюн Те не знает, куда бежать, у него совсем нет времени.
Слова старшей невестки Сюн заставили мать Чжао задуматься только об одном: если дела на бумажной фабрике семьи Сюн идут так хорошо, то после успешного усыновления они смогут пойти туда управляющими. Разве не прекрасно?
— Ладно, не будем об этом. Вы, дети, иногда ошибаетесь, и в такие моменты мы, старики, должны направлять вас на правильный путь. — Мать Чжао великодушно махнула рукой. — Старшая дочь, не считай мать плохой. Раньше я относилась к тебе хорошо, а теперь, ради тебя, тысячу раз все обдумала и рассчитала, потратила столько сил.
Чем больше мать Чжао говорила в таком духе, тем сильнее старшую невестку Сюн охватывало дурное предчувствие. Ей казалось, что она совершила ошибку, решив прийти.
Видя, что дочь вот-вот выбежит за дверь, мать Чжао перестала ходить вокруг да около и сразу перешла к делу.
— Нет! — Лицо старшей невестки Сюн потемнело, словно в воду опущенное. — Матушка, даже если фулан и второй брат женаты меньше полугода и пока не ясно, будет ли у них потомство, даже если его не будет, это должны решать второй брат и его фулан.
— Я все это говорю ради тебя, а ты не ценишь добро! — мать Чжао возмутилась. — Если ты отдашь сына мяснику Сюну, разве он не будет жить припеваючи? Даже если у них потом появится ребенок, еще неизвестно, будет ли это мальчик или шуанэр. Разве шуанэр может унаследовать семейное дело? Даже если это будет мальчик, твой сын, как его приемный ребенок, будет иметь право на половину наследства. Ты ничего не потеряешь.
Старшая невестка Сюн смотрела на мать, словно впервые увидела ее истинное лицо. Ее взгляд заставил мать Чжао поерзать, но, прежде чем та не выдержала, старшая невестка Сюн наконец заговорила:
— Матушка, второй брат – это второй брат, а моя семья – это моя семья. Я ни за что не отдам своего ребенка на усыновление, и надеюсь, что ты больше никогда не заговоришь об этом.
Мать Чжао еще хотела что-то сказать, но старшая невестка Сюн уже вышла из комнаты.
Старшая невестка Чжао вошла внутрь и, услышав, как мать ругается, поняла, что план провалился. За дверью дети старшей невестки Сюн шумели, и в глазах старшей невестки Чжао мелькнула злоба.
Она развернула бумажный пакет старшей невестки Сюн, достала пачку лапши быстрого приготовления и вышла во двор. Затем поманила двух детей, которые весело играли с ее детьми.
— Идите сюда, тетушка даст вам лапши.
Хотя Сюн Чжу работал на пищевом производстве, он никогда ничего не воровал, а покупал несколько пачек только после получки, да и то сначала относил матери и отцу Сюн. Поэтому дети редко ее ели, а чем реже ешь, тем больше хочется. Увидев лапшу в руках у старшей невестки Чжао, у них потекли слюнки.
Старшая невестка Чжао разломала лапшу на кусочки и раздала семерым играющим во дворе детям. Детям семьи Сюн достались самые маленькие кусочки. В семье Чжао с ними всегда обращались так, и они уже привыкли, даже не обратили внимания, просто опустили головы и стали есть.
— Вкусно? — старшая невестка Чжао улыбалась, но в душе ее переполняло презрение.
Этот Сюн Те – ничтожество, тряпка, полное дерьмо.
Будь на его месте ее Старший заместителем директора пищевого производства, разве он не додумался бы накормить своих детей этой лапшой до отвала? Как можно доводить их до такого состояния, что они жрут, как волчата?
Презрение переполняло ее, но старшая невестка Чжао сохраняла доброжелательное выражение лица и с непривычной терпеливостью спросила:
— У вашего второго дяди нет детей, и он хочет взять одного из вас к себе. Кто хочет?
Услышав это, дети перестали есть, раскрыли рты и заревели, зовя мать:
— Не хотим к второму дяде, хотим к маме!
Какие неблагодарные! Совсем как их мать, которая не знает, что для нее хорошо.
Вторая невестка Чжао схватила детей за руки, не давая им убежать к старшей невестке Сюн.
— Не плачьте, это же хорошо! Подумайте, сколько вкусностей у вашего второго дяди: жареная мука, лапша быстрого приготовления, холодная лапша… Говорят, недавно они еще и шашлычную открыли, где продают баранину! Если кого-то из вас усыновят, вы сможете есть все это до отвала! — Старшая невестка Чжао продолжала сладким голосом уговаривать их: — Даже если вас усыновят, вы останетесь с родителями. Ваш второй дядя просто хочет формальности – чтобы кто-то был рядом в старости и похоронил его. Жить с ним вам не придется. Но зато с этим статусом вы сможете есть и пить у него все, что захотите. Разве не здорово?
Цун-цун, вытирая грязными от игр руки слезы, размазал по лицу черные полосы и всхлипнул:
— Значит, мы не уйдем от папы и мамы? И сможем называть маму мамой?
— Конечно! Это просто формальность, — старшая невестка Чжао зловеще ухмыльнулась. — Ничего не изменится, все останется как сейчас. Только когда вы придете ко второму дяде, будете как дома – сможете требовать у его слуг любую еду и напитки. Хотите лапшу? Берите десяток-другой пачек, ешьте, пока не надоест. Жареную муку пейте каждый день, как воду!
— Правда? — Цун-цун перестал плакать, его глаза загорелись, а изо рта потекли слюнки. — Правда можно есть сколько хочешь?
— Конечно! Можешь проверить, когда вернешься. Только маме не говори – она стеснительная, неудобно просить.
— Хорошо, мы маме не скажем, тетя, можете не волноваться! Потом принесем вам пару пачек! — Цун-цун хлопнул себя по груди.
— Вот это хорошо! Тетя будет ждать! — Хех, с характером мясника Сюна, если вы двое осмелитесь вести себя у него как хозяева, можете забыть о его поддержке. Если повезет, вас вообще больше не пустят на порог.
Старшая невестка Чжао думала: Раз ты не хочешь, чтобы я пользовалась влиянием мясника Сюна, то и сама не пользуйся! Лучше уж нам обоим плохо.
Когда дети вернулись в деревню Синхуа, уже стемнело. Хотя они и думали о задуманном, но старшая невестка Сюн не разрешала им гулять так поздно, и они не осмелились ослушаться – к тому же они боялись темноты. Но мысль о лапше не давала им покоя всю ночь. Голова была забита образами лапши быстрого приготовления и жареной муки, а во сне, как и говорила старшая невестка Чжао, они ели лапшу без ограничений и пили жареную муку до тошноты.
Из-за волнения дети долго не могли уснуть и наконец заснули только под утро. На следующий день они проснулись поздно, увидели, что солнце уже высоко, быстро оделись и выбежали из дома.
Бабушка Сюн крикнула им вслед:
— Куда это вы? А завтрак?
— Не надо, бабушка! — Кому нужна жидкая каша, когда есть лапша и жареная мука?
Дети прибежали к дому Сюн Чжуаншаня и, увидев Юй Чэна, спросили:
— Где наш второй дядя?
— Хозяин и фулан уехали в город, в лавку. Их нет дома. Если что-то нужно, можете сказать мне.
Услышав, что грозного второго дяди нет дома, дети осмелели. Тетя говорила: если они станут его детьми, все в этом доме будет принадлежать им. Этот большой двор, красивые сады, вкусная лапша – все будет их, и они смогут есть до отвала!
Раз это их вещи, почему бы не взять их с гордостью? Цун-цун, словно важный господин, надменно приказал Юй Чэну:
— Ты! Принеси мне десять… нет, двадцать пачек лапши! И жареной муки тоже!
Лапша и жареная мука – недешевые продукты. Двадцать пачек каждого – это несколько сотен монет, целая месячная зарплата хорошего работника. А эти дети так запросто требуют!
Юй Чэн улыбнулся:
— Кто из ваших родных послал вас за этим?
Дети растерялись, но Цун-цун быстро взял себя в руки и нахмурился:
— Не твое дело! Ты кто такой, чтобы спрашивать? Запомни: мы с братом скоро будем твоими хозяевами. Нам не нужны болтливые слуги. Хочешь избежать побоев – держи язык за зубами!
Лицо Юй Чэна потемнело. Даже их фулан не обращался с ними как с рабами. Откуда взялись эти дети, чтобы так разговаривать?
Юй Чэн выпрямился и, глядя на детей сверху вниз, холодно сказал:
— Нашего фулана нет дома. Подождете, пока он вернется.
Но дети не испугались. Они юркнули мимо него, вбежали в дом, взлетели по лестнице и тут же принялись шарить в спальне Тан Шоу.
— Ищи в шкафу! Бабушка всегда прячет вкусности в шкафу! Наверное, он тоже!
Когда Юй Чэн добрался до них, одежда была уже разбросана по полу. Комната, в которую Тан Шоу не пускал даже пыль, теперь была перевернута вверх дном.
Как же я объясню это фулану?
Откуда в этих детях столько невоспитанности? В прошлый раз они чуть не выкололи фулану глаз копьем!
В ярости Юй Чэн схватил детей за шиворот и потащил вниз.
Цун-цун дрыгал ногами и орал:
— Отпусти! Немедленно отпусти, собака! Как ты смеешь хватать хозяина? Я велю второму дядюшке забить тебя до смерти!
— Где вы научились таким манерам? Просто смешно.
— Второй дядя! — вдруг закричал Цун-цун.
Юй Чэн поднял голову и увидел в дверях Тан Шоу и Сюн Чжуаншаня. Он тут же отпустил детей – не хватало, чтобы его заподозрили в жестоком обращении.
Дети, потирая ушибленные места, вскочили на ноги и, тыча пальцем в Юй Чэна, завопили:
— Выпорите его! Собака-слуга! — и пнули Юй Чэна. Тот не посмел уклониться. Будучи домашним слугой Юй Фэна, он привык к подобному обращению.
Тан Шоу нахмурился:
— Юй Чэн – ваш дядя. Ведите себя прилично и извинитесь перед ним.
— Собака-слуга! — Цун-цун показал на Юй Чэна. — Он и есть!
Тан Шоу не собирался воспитывать детей семьи Сюн. Особенно после того, как один из них чуть не лишил его глаза копьем. Разве не очевидно, что в чужом доме нельзя рыться и брать что попало?
Он вспомнил Хувацзы и Гоуданя из лавки. Хувацзы был еще ничего, но Гоудань, всего на два года старше этих детей, уже работал, чтобы кормить семью. Получив работу, он относился к Тан Шоу как к спасителю, выполнял любую работу, даже не свою.
Рядом с такими детьми эти двое казались еще более невыносимыми.
— Зачем они пришли? — спросил Тан Шоу у Юй Чэна.
— Просили лапшу и жареную муку – по двадцать пачек каждого. — Юй Чэн окончательно разочаровался в детях. — Фулан, вычтите это из моей зарплаты. Я не уследил, и они ворвались наверх. Когда я поднялся, они уже все перевернули.
Тан Шоу и Сюн Чжуаншань поднялись наверх. Дверь в спальню, которую Тан Шоу закрывал, теперь была распахнута настежь. Внутри царил хаос. У Тан Шоу на лбу вздулась вена. Сюн Чжуаншань развернулся, чтобы спуститься, но Тан Шоу остановил его.
— Эрлан, не вмешивайся. Позже отправим все в дом старшего брата. — Чем ближе родственники, тем опаснее брать на себя их воспитание. Иначе семьи могут поссориться.
— Юй Чэн, если дома достаточно, дай им столько, сколько они просили, и отнеси в дом Сюн. А потом честно расскажи матери и старшей невестке, что произошло.
— Дома достаточно, я сейчас же сделаю.
Цун-цун почувствовал, что что-то не так, но еще не осознавал, какая беда над ним нависла.
— Не надо нести к нам! Я буду есть здесь! Сварите мне!
Однако ни Тан Шоу с Сюн Чжуаншанем, ни Юй Чэн не обратили на него ни малейшего внимания, словно в доме и вовсе не было такого человека.
Юй Чэн забрал вещи, взял обоих детей и отправился в дом матери Сюна. При старшей невестке Сюна и матери Сюна он без утайки рассказал обо всем.
Лицо старшей невестки Сюна мгновенно побелело, мать Сюна тоже побледнела.
— Я... я сейчас же поведу детей извиняться! Если фулан А-Шаня рассердится, пусть бьет их! Лишь бы простил – пусть бьет сколько угодно!
Бабушка, которая всегда их так любила, теперь сама предлагала, чтобы их поколотили. Только тогда дети по-настоящему испугались. Цун-цун заревел в страхе:
— Нельзя меня бить! С какой стати? Тетушка сказала, что мама хочет отдать нас на усыновление в семью второго дяди, и тогда в будущем все в доме второго дяди будет нашим! Раз все наше – почему нельзя немного поесть?
Юй Чэн усмехнулся:
— Прошу прощения, у меня дома еще дела, я пойду. Кстати, фулан Сюн велел передать: он любит тишину и не терпит шума.
Мать Сюн прекрасно поняла намек – этим он давал понять, чтобы она не приходила. Она гневно уставилась на старшую невестку:
— Вот какие у тебя родственники! Впредь, если захочешь с ними общаться – делай что хочешь, но моих внуков больше не бери!
Старшая невестка Сюн схватила обоих детей и принялась их лупить. Видя, как благополучно живет семья Сюн Чжуаншаня, она надеялась, что в будущем ее дети смогут рассчитывать на помощь второго дяди. Она была готова хотя бы не ссориться с ними, если уж не могла заслужить их расположение. Но в итоге все пошло прахом – и все из-за этого скандала. Да понимают ли эти дети, что они потеряли из-за своей выходки?
Но больше всего старшую невестку злило то, что дети не понимали, кто для них чужой, а кто свой. Из-за родни с материнской стороны ей самой пришлось когда-то бежать из дома. Но дети, едва попав туда, сразу забыли обо всем и поверили в любую чужую подначку. Пусть малы, но должны же понимать, что хорошо, а что плохо! Даже собака знает, кто к ней хорошо относится!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления