Решетка для мангала была слишком мала, и жареных яиц получалось немного. Для такого количества людей этого явно не хватало – приготовленное разлеталось мгновенно.
Когда Тан Шоу начал жарить третью порцию, Сюн Чжуаншань не выдержал. Он перестал есть яйца, зашел в дом, намочил прохладное полотенце и вытер им лицо Тан Шоу. Холодная ткань мгновенно сняла жару, принеся долгожданную прохладу.
Тан Шоу поднял голову и улыбнулся Сюн Чжуаншаню, но тот, вместо ответной улыбки, нахмурился и сердито сказал:
— Пусть кто-нибудь из вас сменит моего фулана. В такую жару долго сидеть у печи – верный способ получить тепловой удар.
Вань Цин тут же встала.
— Господин Сюн, я заменю его. Я уже немного разобралась, а если что-то сделаю не так, вы меня поправите.
На самом деле, все работники в доме Сюна были людьми неленивыми. Просто жареные яйца были новым блюдом, и они не хотели испортить еду, испортив всем настроение, поэтому не решались взяться за дело сами.
Но пока они бездействовали, Тан Шоу приходилось обслуживать всех сидящих с раскрытыми ртами, и Сюн Чжуаншань, естественно, не мог этого терпеть. Вань Цин, понимая ситуацию, быстро заменила Тан Шоу.
Тан Шоу уже давно изнывал от жары, а теперь, когда его Эрлан заступился за него, и думать не стал отказываться – сразу встал.
Вань Цин, поджарив одну порцию, покрылась потом, и четвертый Ли тоже проявил заботу:
— Жена, давай я заменю тебя. Жарко, давайте будем сменяться, чтобы никто не перегрелся.
Видно, что каждый переживает за свою жену.
Впрочем, Тан Шоу все же был хозяином, поэтому дальше он только руководил процессом, не принимая участия в жарке.
Некоторым жареные яйца казались недостаточно сытными, поэтому Тан Шоу велел подать каждому небольшую порцию холодной лапши со льдом.
Во дворе росли баклажаны. Несколько штук сорвали, помыли, удалили плодоножки, разрезали вдоль, смазали маслом, посыпали солью и начали медленно жарить на слабом огне. Когда баклажаны покрылись масляным блеском и стали мягкими, их начинили чесночной пастой и соусом из плодов «клубничного дерева», после чего продолжили жарить. Готовые баклажаны посыпали мелко нарезанной кинзой и другими приправами. Получилось невероятно вкусно: аромат баклажанов сочетался с чесноком и остротой «клубничного дерева», а мякоть была такой нежной, что могла поспорить с мясными шашлыками. Также пожарили несколько порций рукколы, свежих грибов и лука-порея. В сочетании с холодной лапшой это блюдо могло пробудить аппетит даже у тех, кто страдал анорексией.
Сначала люди не особо интересовались вегетарианскими блюдами, но к концу трапезы уже не разбирали, где мясо, а где овощи – каждый старался успеть схватить кусок быстрее других. Даже обычно сдержанный цензор Сун на время забыл о своем статусе и ел с аппетитом, весело участвуя в общей суматохе. Он давно не ел в такой атмосфере, и это пробудило в нем воспоминания о прошлом, добавив еще больше удовольствия от еды.
На следующий день, когда Сун Жунъяо уезжал, Тан Шоу собрал ему зубные щетки, зубной порошок, зубные палочки, а также продукты из дома: лапшу быстрого приготовления, холодную лапшу, жареную муку – всего по несколько десятков штук каждого.
Сун Жунъяо отказывался, но Тан Шоу, улыбаясь, сказал без тени смущения:
— Господин Сун и мой Эрлан с первого взгляда нашли общий язык и стали близкими друзьями. Раз уж это дружеские отношения, то какие могут быть проблемы с небольшими подарками в виде еды? Или вы считаете, что чиновники не могут иметь друзей?
Если это дружеский жест, то отказываться неловко, и Сун Жунъяо рассмеялся:
— В таком случае, благодарю господина Сюна и фулана Сюн. — Он слегка поклонился.
Сюн Чжуаншань подошел поддержать его, и в рукав Суна незаметно скатился золотой слиток. Холодное прикосновение металла мгновенно вызвало улыбку на его лице, и в этот момент он действительно почувствовал, что они с Сюном стали близкими друзьями.
Как цензор, Сун Жунъяо управлял всеми бумажными лавками в империи Юйчао. Пара формальных предлогов – и он мог удержать из доходов семьи Сюна немалую сумму, гораздо большую, чем та, что они ему подарили. Лучше уж сразу дать ему взятку, чтобы в будущем он не стремился наживаться за их счет.
Проводив Суна, домочадцы Сюна начали готовиться к открытию шашлычной. Сейчас у Тан Шоу были деньги, и он мог позволить себе купить хорошую лавку в оживленном районе.
Однако после долгих поисков выяснилось, что либо продавцы вообще не хотят расставаться с имуществом, несмотря на любые деньги, либо, услышав, что покупатели – семья Сюн из деревни Синхуа с бумажной фабрикой, сразу взвинчивали цены, пытаясь выжать как можно больше.
В гневе Тан Шоу отказался от покупки в центре и вместо этого приобрел за триста с лишним лянов двухэтажное здание площадью пятьдесят квадратных чжанов на окраине города, где проходила дорога из деревни Синхуа.
После покупки Тан Шоу полностью переделал здание: первый этаж стал общим залом, а второй – VIP-комнатами.
Одновременно с этим в городе начался набор поваров для шашлычной. Жарка на углях – традиционный метод приготовления, и хотя техника Тан Шоу отличалась от местной, в основе лежали схожие принципы.
Чтобы привлечь лучших поваров, Тан Шоу не только разместил объявление о наборе у входа в лавку, а нанял группу нищих детей для распространения информации. Метод был прост – аналогичный раздаче листовок в современном мире, только вместо бумаги использовались детские голоса.
Он выбрал детей не только из жалости, но и потому, что они, борясь за выживание, не стеснялись кричать на улицах. Они справлялись с задачей не хуже взрослых, а помочь им было не лишним.
На оживленной улице несколько детей-оборванцев собрались вместе и, словно сектанты, начали выкрикивать:
— Эй, все, кто идет с юга и севера, остановитесь и послушайте! В Юйлине, в деревне Синхуа набирают поваров для шашлычной с высокой зарплатой! Лучшие работники будут получать премии каждый месяц! Эй, все… — Дети повторяли это снова и снова.
Сначала прохожие думали, что это просто болтовня маленьких попрошаек, но их настойчивость и детали в рассказе, а также листовки в руках заставили некоторых остановиться. Главным же аргументом была зарплата от семьи Сюн – слишком заманчивая, да еще и с премиями, которые обычно получали только управляющие.
— Эй, нищий, — спросил один человек, — откуда ты знаешь про набор поваров у семьи Сюн? Неужели фулан Сюн лично докладывает тебе?
— Фулану Сюн нет дела до моих докладов, — огрызнулся мальчишка. — Я знаю, потому что он заплатил мне медяки за распространение информации. Он сказал, что хочет найти хороших поваров и не желает упустить таланты из-за недостатка информации.
Тот человек все еще сомневался, считая, что дети врут, и продолжил:
— Если тебя наняли, скажи, сколько тебе платят в день и где именно нужно распространять информацию?
— Это между мной и фуланом Сюн, тебя не касается! — парировал нищий. — Если кто-то хочет стать поваром, пусть идет в семью Сюн и спрашивает. Решать будут они. Шашлычная семьи Сюн находится на окраине, где новая дорога соединяется с городом, и называется «Шашлычная «Персиковый источник». У входа висит объявление – можете сами проверить. Кстати, кроме поваров, нужны еще два мойщика посуды и обслуживающий персонал.
Человек, получив отпор, почесал нос и ушел, а в толпе кто-то даже похлопал мальчишке.
Дети, получив медяки, работали усердно. Они кричали до хрипоты, потом пили воду и снова брались за дело. Чтобы охватить как можно больше людей, они меняли местоположение: утром в одном месте, днем в другом, выбирая самые людные районы.
Каждый день они работали до поздней ночи, пока на улицах не оставалось ни души.
Однажды, закончив работу, они столкнулись с другой группой нищих, заблокировавших их на углу улицы.
У новых нищих было явное преимущество – их было вдвое больше.
[прим. ред.: сначала разъяснения, чтобы было проще читать:
Гоудань «狗蛋» – «Собачье яйцо» – уничижительная, но распространенная в простонародье кличка, означающая что-то вроде «щенок» или «сопляк»;
Гоушэн «狗剩» – «Собачий объедок» – намек на то, что ребенок выжил, несмотря на трудности, как объедки, которые остаются после еды;
Эрдань «二蛋» – «Второе яйцо» – возможно, второй ребенок в семье или просто уничижительное прозвище;
Хувацзы «虎娃» – «Тигренок» – более «благородная» кличка, означающая силу и бойцовский характер;
Лаошу «老鼠» – «Крыса» – уничижительное прозвище, указывающее на хитрость и подлость.
Эти клички отражают традицию давать детям грубые, иногда даже оскорбительные прозвища, чтобы «обмануть злых духов» и сделать ребенка менее привлекательным для болезней и несчастий. В бедных семьях и среди нищих такие имена были особенно распространены]
Главарь первой группы нищих, мальчишка по прозвищу Гоудань, заслонил собой двух других детей и настороженно сказал:
— Мы пришли сюда не побираться на вашей территории, а по делу – нас наняли распространять информацию. Медяков мы здесь не собирали ни одного!
Главарь второй шайки, Хува, развязно похлопал себя по ладони и проговорил с хулиганскими интонациями:
— Мне плевать, зачем ты пришел. Договор был простой – не лезем на чужие территории. Раз уж пришел на мою землю – выкладывай деньги.
Жизнь уличных попрошаек была тяжелой. В эти голодные годы у каждого едва хватало на пропитание – кто же станет раздавать деньги первым встречным?
— Ни за что! — возмутился Гоушэн. — Эти деньги мы не собирали на твоей территории, а заработали честным трудом! Не отдам!
Видя, что противников вдвое больше, Гоудань осторожно дернул товарища за рукав и добавил:
— Правда, эти медяки мы заработали сами. У Эрданя сломана нога, нужны деньги на лечение. Без них он останется калекой на всю жизнь.
Тигренок презрительно скривился. Ну и что? Все равно они все – отбросы общества.
— Ладно, тогда по старинке – драка. Проигравшие отдают деньги.
— Ну давай! — закричал Гоушэн. — Я скорее умру, чем позволю Эрданю остаться калекой!
Две шайки уличных сорванцов схлестнулись в драке. Несмотря на юный возраст, они дрались с ожесточением, используя все – кулаки, ноги, зубы и ногти.
У Гоуданя было всего трое бойцов, но они сражались с отчаянием обреченных.
Хувацзы получил удар ногой в пах и завыл от боли, лицо его исказила гримаса.
— Подлый ублюдок! — закричал он. — Я тебя щадил, а ты вот как?! Бейте их насмерть!
Драка разгорелась с новой силой. Обе стороны получили повреждения, но никто не хотел уступать.
Когда Гоудань и его ребята уже были на грани поражения, из темноты раздался скрипучий голос:
— Ну-ну, какая у нас тут веселая компания – Гоудань да Хува!
Драка мгновенно прекратилась. Все настороженно уставились на говорившего. Лица обоих главарей побелели.
— Гоудань, слышал, ты подрядился работать на семью Сюн и неплохо заработал, — продолжал скрипучий голос.
Из темноты вышел человек. При лунном свете можно было разглядеть его хищные черты – узкие глаза и острые скулы. За эту внешность в нищей братстве его прозвали Лаошу.
— Н-нет! — дрожащим голосом солгал Гоудань. — Мы все потратили на еду, не осталось ни медяка!
— Ни медяка? — передразнил Лаошу. — А мне говорили, вы копите на лечение Эрданя. Нога-то сколько стоит? Минимум несколько десятков медяков. Давай, не тяни, выкладывай!
Гоудань судорожно сжал карман, где лежал дневной заработок. Он украдкой подмигнул товарищам – и все трое рванули с места.
— Ах вы щенки! Ловите их! Пусть узнают, кто в Юйлине хозяин! — завопил Лаошу.
Его банда, состоявшая из взрослых нищих, быстро настигла детей. Несмотря на тощие фигуры, они легко избили мальчишек и отобрали все деньги.
Гоудань, с окровавленным носом и синяками, не плакал от боли. Но когда он осознал, что потерял деньги на лечение товарища – слезы хлынули сами.
— Мы семь дней работали на семью Сюн... Заработали сто пять медяков... Еще немного – и хватило бы на лечение... Теперь Эрдань останется калекой... Ему всего семь лет...
Хувацзы сплюнул кровь:
— Сам виноват! Отдал бы мне два медяка сразу – и делу конец. Ты вторгся на мою территорию – должен был заплатить дань! Я же не Лаошу какой-то – не стал бы обдирать тебя до нитки. Нам бы хватило двух медяков плюс мои шесть – купили бы немного зерна. Мы уже три дня голодаем...
— Всего два медяка?! — ахнул Гоудань. — Да почему ты сразу не сказал?! Я думал, ты все заберешь!
— Черт! — Хувацзы злобно пнул камень. — Мы просто не хотели умереть с голоду... А ты копил на лечение...
Гоудань вытер слезы. Что толку рыдать – деньги уже потеряны.
— Что будете делать? Лаошу захватил вашу территорию. Воевать с ним вам не по силам...
Хувацзы мрачно опустил голову:
— Знаю... Но куда нам идти? Весь город поделен. Влезем на чужую территорию – там тоже побьют...
Гоудань посмотрел на него:
— Может... пойдете с нами? Будете работать на моей территории.
Хувацзы широко раскрыл глаза:
— Ты... Ты правда нас простил?
— Деньги – не жизнь. Если не возьму вас – Лаошу вас загнет. Но с условием – подчиняешься мне, и все вместе копим на лечение Эрданя.
— Клянусь! — воскликнул Хува. — Ты нас спас – мы тебя не подведем. Отныне ты наш главарь!
— Третий брат, ты уже приобрел опыт на бумажной фабрике. Хочу перевести тебя управлять шашлычной. Согласен?
Для Сюн Чжу это было повышением – на фабрике он был лишь помощником. Он едва не подпрыгнул от радости.
— Согласен! Конечно согласен!
— Хорошо. Поскольку ты неграмотен, я найму отдельного бухгалтера. Но чтобы он тебя не обманывал – учись у Юй Фэна. Хотя бы основы.
— Будь спокоен, старший братец! — Сюн Чжу ударил себя в грудь. — Пусть по одному иероглифу в день – но выучусь!
Тан Шоу кивнул.
Раньше у него самого не было времени на учебу. Теперь он ежедневно занимался с Юй Фэном. Благодаря системе транскрипции на упрощенные иероглифы он схватывал традиционные быстрее других.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления