Онлайн чтение книги Переродился в маленького мужа жестокого мясника Transmigrated into the Cruel Butcher’s Little Wife
Глава 66. Отец?

Когда Сюн Чжуаншань с топором в руках бросился в погоню, его увидели торговцы, остановившиеся в доме Сюнов. В деревне и так все следили за семьей Сюнов, а теперь слухи разлетелись повсюду.  

Люди не осмеливались беспокоить Сюн Чжуаншаня, поэтому украдкой расспрашивали Юй Чэна и Юй Фэна:  

— Говорят, господин Сюн взял топор, чтобы поймать изменника. Неужели фулан Сюн влюбился в того молодого господина Цзиня, который часто бывает у них? Слышал, он из знатной столичной семьи, происхождение у него необычное.  

Хотя все произошло у них на глазах, отношения между господином Сюном и фуланом были слишком сложными. Обычно они выглядели такими близкими – кто бы мог подумать, что фулан сбежит? А мясник Сюн сразу почувствовал неладное. Может, они только делали вид, что ладят?  

Перебрав все возможные варианты, Юй Чэн и Юй Фэн так и не поняли, что произошло. Но, несмотря на свои догадки, для посторонних они отвечали одинаково.  

Юй Чэн с простодушным выражением лица сказал:  

— Откуда вы взяли эту чепуху? Все в порядке, фулан и господин Сюн прекрасно ладят. В тот день фулан сам пошел в горы за дичью. Когда я сказал об этом господину Сюну, он забеспокоился. Оказывается, в тех горах небезопасно – когда-то наш господин убил там огромного тигра.  

Это историю о том, как Сюн Чжуаншань убил тигра, жители деревни Синхуа рассказывали им, когда они только приехали. 

Кто-то не поверил:  

— Но почему он тогда поехал на телеге? Так спешил...  

Юй Чэн ответил:  

— На телеге быстрее. Да и с навыками нашего господина каждая охота заканчивалась богатой добычей. В этот раз он ничего не привез, потому что встретил фулана у подножия горы и сразу вернулся с ним.  

— Все равно странно... — начал торговец, но товарищ дернул его за рукав.  

Торговец поднял глаза и увидел, как Сюн Чжуаншань – широкоплечий и могучий – спускается с верхнего этажа. Он тут же проглотил слова и поспешно ретировался.  

Сюн Чжуаншань мрачно проводил их взглядом, затем повернулся к Юй Фэну:  

— Каша готова?  

— Готова.  

Сюн Чжуаншань кивнул, взял поднос у Юй Фэна и поднялся обратно на второй этаж.  

В главной спальне Тан Шоу лежал на кровати голый. Хорошо, что он специально заказал новую кровать из цельного дерева – старая, хлипкая, наверняка бы стонала и скрипела под их страстными движениями, выдавая все жильцам дома. Новая кровать тоже издавала звуки, но гораздо тише.  

— Открой рот, — Сюн Чжуаншань поднес ложку к губам Тан Шоу, возвращая его к действительности.  

Тан Шоу перевел взгляд на Сюн Чжуаншаня. Тот был в тонкой рубахе, обтягивающей его рельефные мышцы. Тан Шоу знал, насколько они сильны – когда Сюн Чжуаншань прижимал его к кровати, эти мышцы становились твердыми, как камень.  

Но, если подумать, его Эрлан действительно красив – мужественный, грубоватый, но при этом не лишенный благородства. Чем больше смотришь, тем больше нравится.  

Тан Шоу, не отрывая глаз от Сюн Чжуаншаня, открыл рот и проглотил кашу. Затем игриво облизнул губы, а в его глазах заиграл соблазнительный блеск.  

Глаза Сюн Чжуаншаня потемнели, а голос стал хриплым:  

— Ты хочешь умереть?  

Как именно? Сюн Чжуаншань не убьет его – только залюбит до смерти. Тан Шоу не хотел, чтобы в загробном мире, когда князь Яньло будет оценивать его жизнь, причиной смерти значилось «затрахал насмерть собственный муж».  

Умереть – не проблема, но он хотел остаться неприметным призраком, а не стать знаменитостью среди духов, о котором все шепчутся.  

— Нет-нет! — Тан Шоу испуганно замотал головой.  

Сюн Чжуаншань пристально посмотрел на него:  

— Тогда веди себя прилично.  

Но Тан Шоу, хоть и не хотел продолжения, не мог успокоиться. Раньше, когда он не понимал своих чувств, чего-то не хватало. Теперь же, осознав их, он не мог усидеть на месте – чем больше смотрел на Сюн Чжуаншаня, тем больше влюблялся.  

— Как можно есть кашу лежа? Я хочу сесть, — Тан Шоу капризно потянулся на подушке.  

Сюн Чжуаншань поставил чашу и взял вторую подушку, чтобы подложить ее под спину Тан Шоу. Тот молча наблюдал, как он старательно устраивает его поудобнее, а затем заявил:  

— Я не хочу подушку. Я хочу лежать... здесь. — Он соблазнительно провел рукой по груди Сюн Чжуаншаня.  

Глаза Сюн Чжуаншаня потемнели еще сильнее:  

— Ты уверен?  

Тан Шоу, не ведая о последствиях, устроился у него на груди.  

Естественно, кашу он так и не доел – вместо этого Сюн Чжуаншань «съел» его самого.  

Тан Шоу в душе был немного развратным, поэтому в пылу страсти он хрипло прошептал Сюн Чжуаншаню на ухо:  

— Отец.  

В его мире парочки иногда играли в такие игры, называя друг друга «папочкой». Сюн Чжуаншань, будучи старомодным, наверняка не знал этого значения, поэтому Тан Шоу использовал местное «афу».  

Казалось, это должно было свести Сюн Чжуаншаня с ума, но вместо этого тот остановился и холодно спросил:  

— Как ты меня сейчас назвал?  

Тан Шоу повторил.  

Лицо Сюн Чжуаншаня потемнело:  

— Больше ты не увидишь моего отца. И он сюда не придет.  

— Что? — Сценарий явно пошел не по плану. Разве не все мужчины любят такие игры?  

Сюн Чжуаншань продолжил, но его голос звучал необычайно серьезно:  

— Он уже старый. Как он может сравниться со мной?  

Чтобы доказать свои слова, он устроил Тан Шоу такие «молодые и сильные» объятия, что тот три дня не мог встать с кровати и даже в туалет ходил на руках у большого глупого медведя.  

Вывод Тан Шоу: никогда не верьте эротическим романам. Если попробуете повторить написанное, ваш муж заподозрит, что вы положили глаз на его отца.  

Разочарованный тем, что его намеки не поняли, и измученный тем, что не может пошевелиться, Тан Шоу начал дуться на Сюн Чжуаншаня.  

Тот, работая во дворе, размышлял, как же задобрить супруга, который даже не смотрел в его сторону за обедом.  

— О чем задумались, господин? — Юй Фэн вышел подышать воздухом.  

Сюн Чжуаншань бросил на него рассеянный взгляд:  

— Не знаю, почему фулан вдруг рассердился. Как его успокоить?  

Юй Фэн подумал: «Что вообще происходит в этой семье? То ли фулан сбежал, то ли нет, а теперь еще и господин Сюн его ублажает?»  

Но чем гармоничнее отношения хозяев, тем лучше жилось слугам, поэтому Юй Фэн ответил:  

— Когда мой отец злил... мачеху, он всегда покупал ей дорогие украшения – шпильки, браслеты. Получив подарок, она сразу прощала его.  

— Дорогие... — Сюн Чжуаншань задумался, затем быстро вернулся в дом и вскоре вышел с деревянным ларцом.  

Ларец был такого размера, что Сюн Чжуаншань мог обхватить его руками. Он поставил ларец рядом с Тан Шоу, но тот лишь равнодушно взглянул на него.  

Тогда Сюн Чжуаншань открыл ларец – внутри сверкали золотые и серебряные слитки.  

Глаза Тан Шоу загорелись. Несмотря на боль в пояснице, он изо всех сил попытался подняться и чуть не опрокинул ларец, бросаясь к нему.  

— Слитки! И золотые, и серебряные! — Тан Шоу сиял от счастья.

— Угу, — кивнул Сюн Чжуаншань, радуясь, что наконец-то смог вызвать улыбку на лице своего фулана. — Это все наши сбережения за последнее время. Отныне все деньги будут под твоим контролем.

— Правда? — Тан Шоу поднял сияющие глаза. — И мне не нужно будет рожать детей?

— Детей мы все равно заведем, — ответил Сюн Чжуаншань, — Но деньги теперь в твоих руках.

Раньше он не доверял Тан Шоу финансы, потому что не был уверен в его чувствах. Но теперь все изменилось.

Тан Шоу тут же забыл все свои обиды от радости.

— Муж, тот Сюн Чжуаншань из Деревни Синхуа – действительно ли это тот самый, с которым ты служил? — Вань Цин была на грани отчаяния. Чем ближе они подходили к деревне, тем больше слухов о местном Сюн Чжуаншане слышали. Даже не нужно было специально расспрашивать – купцы сами обсуждали семью Сюн.

Говорили, что у них есть какие-то «ароматные палочки», особый напиток, а самое невероятное – «туалетная бумага» для подтирания. Бумага эта, в отличие от обычной, была мягкой. Всего четыре магазина по всей империи Юйчао торговали этим товаром, и один из них находился в маленькой деревне Синхуа! Поэтому купцы со всей страны съезжались сюда за покупками.

Чем больше четвертый Ли слышал этих рассказов, тем больше сомневался. Тот Сюн Чжуаншань, которого он знал, был простым деревенским парнем. Если бы у него были такие способности, он бы не пошел на войну подростком из-за невозможности заплатить налог.

Но если это не тот Сюн Чжуаншань... Четвертый Ли мрачно сжал кулаки. Ради этого путешествия он продал дом, землю и даже собственного сына.

— Мы уже зашли слишком далеко, — угрюмо сказал он. — Даже если это не он, мы должны добраться до деревни Синхуа. Я обещал второму встретиться там. Если умру – так хоть кости мои он найдет.

Глаза Вань Цин покраснели. Младшая дочь, услышав о втором брате, беззвучно заплакала – за время путешествия дети Ли научились скрывать свои слезы, чтобы не ранить отца.

Жена Ли молча вытерла слезы дочери, совершенно изменившись за это время.

Когда семья Ли наконец добралась до окрестностей Юйлиня, их ждал ужасный сюрприз. У городских стен собрались сотни беженцев, таких же, как они. Все слышали о процветающем крае и шли сюда в надежде выжить. Но город, неспособный прокормить столько людей, закрыл ворота.

Жена Ли потеряла сознание. Если бы не ответственность за семью, сам старший Ли предпочел бы смерть.

— Значит, мы не сможем войти? Никогда? — в отчаянии воскликнул он. — Даже умереть в деревне Синхуа – уже роскошь?

Рядом стоящая семья сочувственно смотрела на них, но сами находились в таком же положении.

— Отец, почему за городом столько людей? — спросил двенадцатилетний Елу, спрятавшийся в товарах отца-купца Бу Чжэня. Его обнаружили только после выхода из степи, когда у мальчика уже потрескались губы от жажды. Отец, увидев такую решимость, взял сына с собой в Юйчао.

Они, кочевники, приехали купить ту самую мягкую бумагу, чтобы продать вождям племен – те страдали после острой пищи.

Увидев умирающую от голода девочку своего возраста, Елу прыгнул с повозки и протянул ей свой паек. Но высокий изможденный мужчина выхватил еду, толкнув мальчика в толпу. В тот же момент десятки рук потянулись к Елу – все думали, что у него есть еще еда. Его начали рвать на части.

— Отец! Помоги! — кричал Елу в ужасе.

Отец Ли, вспомнив о своих детях, бросился на помощь. Но с его покалеченной рукой и ногой он лишь ненадолго задержал толпу, получив удар в голову. К счастью, Бу Чжэнь и его братья, высокие и сильные кочевники, успели спасти и сына, и четвертого Ли.

— Спасибо, — сказал Бу Чжэнь, протягивая Ли чистую ткань для раны. — Ты один из немногих, кто не потерял рассудок от голода.

Четвертый Ли покачал головой: 

— Это ничего. Если бы они не были так голодны... Но зачем брать ребенка в такое опасное путешествие?

Бу Чжэнь с любовью посмотрел на сына: 

— Он сам пробрался в повозку. Я обнаружил его слишком поздно.

Елу, чувствуя себя в безопасности на руках отца, улыбнулся дяде Ли. Эта улыбка заставила Ли едва не расплакаться.

— У меня... был сын немного младше. Очень непослушный. Но на пути беженцев... мне пришлось его продать, чтобы выжить.

Бу Чжэнь молчал, не зная, как утешить. Наконец он сказал: 

— Главное, что он жив. Пока есть жизнь – есть надежда.