Как и ожидалось, звук доносился из комнаты, где находился пожилой господин. Когда я подошла ближе, то заметила, как что-то катится от двери комнаты. Это была крышка от миски. Недоумевая, почему она там валяется, я заглянула внутрь комнаты и увидела Эмму, которая хмуро наблюдала за растекающимся на полу супом. Сидящий на кровати перед ней господин сердито фыркнул.
– Я же сказал тебе, я не буду есть!
– Пусть так, и всё же разбрасываться едой…
Эмма подняла разбитую миску и глубоко вздохнула. Старик, который всё не прекращал пыхтеть, отвернулся к окну, как будто не желая слушать. Во внезапно наступившей тишине был слышен только громкий вздох Эммы.
Джон, который первым выбежал из столовой, уже вовсю помогал ей, орудуя шваброй. Прямо как в прошлый раз. Видимо, такого рода скандалы для них привычны.
Я в ступоре смотрела на развернувшуюся передо мной сцену. Джон вытирал пролитый суп с пола, а Эмма подбирала разбитую посуду. Придя в себя, я резко подняла лежавшую в коридоре крышку и наклонилась, чтобы собрать суп руками. Эмма, растерявшись, попыталась меня остановить:
– Что вы здесь делаете? Пожалуйста, оставьте. Вернитесь и доешьте свой ужин.
– Я вам помогу.
– Всё в порядке. Я не могу позволить вам выполнять такого рода работу.
– Нет, я хочу помочь, – возразила я, снова протягивая к пролитому супу руки.
Эмма встревожено переглянулась с Джоном. Он быстро протёр лужу от супа шваброй. Когда я потянулась за лежавшей рядом ложкой, Эмма резко перехватила её, а затем быстро собрала остальные осколки.
– Право, вам не стоит себя утруждать, – женщина в спешке разгребала остальной бардак.
В конце концов, от меня совсем не было толку. Пока я стояла, неловко держа в руках эту крышку, Эмма развязала свой фартук, и начала аккуратно вытирать им мои руки. Я ведь могла бы просто использовать свою одежду... Прежде чем я успела её остановить, Эмма попросила немного подождать и вышла из комнаты, унося с собой осколки разбитой миски. Вероятно, она пошла за чем-то более подходящим, чтобы вытереть мне руки.
Кажется, я только что стала причиной лишних неудобств, и от этого почувствовала себя ещё гаже. Я так и стояла столбом, в этой неловкой позе, держа в руках испачканный супом фартук. Джон, который до сих пор протирал пол, вышел за ведром с водой. Вот так скоро в комнате остались только старик и я.
Воздух здесь стал невыносимо тяжёлым. Мужчина тихо сидел на кровати, а я, упустив возможность уйти, неловко топталась на месте, пока не решилась всё-таки взяться за швабру. К несчастью, с грязной шваброй помочь уборке тоже не вышло: мокрая тряпка была способна только размазывать по полу некогда аппетитный суп.
Вдруг до моих ушей донёсся звон приборов. Старик взял вилку и начал вынимать кости из рыбы на блюде. Он наколол на вилку кусочек, поднёс его ко рту, несколько раз пожевал, а затем слегка поморщился. Глотал он медленно. Поедая следующий кусочек, он даже слегка сжал грудь рукой.
– Вам трудно есть?
Есть рыбу, похоже, было тяжело. Когда человек себя плохо чувствует, ему даже есть может быть трудно, разве нет? Я спросила об этом, и мужчина повернулся ко мне. Он всё ещё выглядел недовольным, но теперь в выражении его лица читалась даже растерянность.
– Вам трудно глотать пищу, не так ли? В этом проблема?
– Не твоё дело.
– Почему вы никому не сказали? Вам могли бы приготовить что-нибудь, что было бы проще есть.
– Если тебе нечем больше заняться, уходи.
Он махнул мне рукой, чтобы я быстрее удалилась. Затем снова взял рыбу, но после нескольких кусочков положил вилку. Он вытер рот салфеткой, лежавшей на его коленях, и взял стакан, стоявший рядом. Но стакан оказался пустым, он даже перевернул его, чтобы убедиться.
Я огляделась, взяла стоящий рядом кувшин с водой и подошла к нему. Когда я молча предложила кувшин, он коротко взглянул на него и протянул мне пустой стакан, который всё ещё держал в руке. Я осторожно налила туда воду, после чего старик сразу поднёс стакан ко рту и осушил его.
Эта сцена заставила меня слегка улыбнуться. Стараясь не показывать радости, я сдержала выражение лица и отвернулась. Когда я поставила кувшин на место, господин внезапно начал сильно кашлять. Вздрогнув, я обернулась и увидела, как он схватился за грудь и застонал. Я поспешила к нему, чтобы проверить его состояние.
– Вы... в порядке?
– Не трогай меня, – мужчина тут же откинул от себя мою протянутую руку.
Обеспокоенная, я попыталась осмотреть цвет его лица, но и на этот раз он раздражённо отмахнулся от меня. Кашель не прекращался. Я взглянула на дверь. Его слуги всё не возвращались.
Я не знала подробностей болезни старого господина. Что делают в такой ситуации? Пока я оглядывалась в замешательстве, взгляд упал на бутылочку с лекарством на прикроватной тумбочке. Я схватила её и предложила старику:
– Господин, Вам это лекарство нужно выпить?
– Кхе-кхе... Убери это. Убери, – он отпихнул от себя бутылку.
– Но...
– Убери, я сказал. Лекарство из-за такой мелочи? Чепуха.
Старик снова оттолкнул бутылочку, явно раздражённый. Однако тут же начал так сильно кашлять, что казалось, будто потеряет сознание в любой момент. Я видела, как он хватался за свою грудь. Любой мог понять, что ему плохо. Я стояла, не зная, что делать, а потом медленно протянула к нему руку.
Его тело вздрогнуло, как только моя ладонь коснулась его спины. Наши взгляды встретились. Я знала, что он не одобряет мои действия, но не убрала руку. Медленно и нежно, чтобы помочь ему легче дышать, я погладила его по спине.
Ожидалось, что он снова оттолкнет мою руку, но, к счастью, он этого не сделал. Тогда я немного увеличила давление, наблюдая за дверью.
– Вы плохо выглядите. Если выпьете лекарство, станет легче.
– Не смеши меня. Я знаю о своём состоянии лучше всех.
Даже задыхаясь, старик не забывал злобно сверкать на меня глазами. Не было смысла спорить и дальше, только зря потрачу силы. Я молча продолжила гладить его по спине. Тогда тот впился в меня долгим, колючим взглядом. Прямо жгло.
– Ведёшь себя слишком привычно.
– Да? Что вы имеете в виду?
– То, как ты убираешь, как обслуживаешь – всё это слишком ловко выходит. Как будто ты всегда этим и занималась.
– ...
– И тебе, видно, привычно помогать слугам.
Его резкое замечание лишило меня дара речи. Этот наблюдательный взгляд, казалось, способен пронзить насквозь.
– Видишь ли, человек не может скрыть свою природу. Торговец не спрячет, что умеет торговаться, а кучер не может перестать следить за лошадьми. Человек, получивший хорошее образование, не будет поднимать с пола упавшую еду голыми руками под предлогом «помощи».
Слова были остры, как нож. Я колебалась, затем всё-таки ответила:
– Помогать кому-то – это позорно?
– Поклониться слуге – это позорно.
– …
Аристократ не кланяется слуге. Он никогда не склоняет голову перед низшими по статусу. Я не могла этого понять, но, говорят, у аристократов есть чувство собственного достоинства.
Такова была жизнь дворянства. Я её не знала. Как бы я ни украшала свой внешний вид, нельзя было обмануть манеру речи или поведение. То, на что указывал Итан, в этот самый момент вырвалось из уст старика. В мгновение ока этот человек разглядел кем я была.
– Этот парень появился спустя долгие годы и упомянул мою внучку. Сказал, что представит кого-то, кто займет её место. Не знаю, где и что он услышал, но я решил, что он пришёл, потому что узнал о её смерти. Он имел наглость сказать, что хочет купить статус моей девочки.
– ...
– И в тот момент, когда я увидел тебя, я понял. Я точно понял, кого он имел в виду, когда говорил, что познакомит меня с кем-то.
Старик снова бесцеремонно оглядел меня с ног до головы.
– Ты не подходишь для этой роли.
– ...
– Есть люди, которые желают чего-то, что выше их положения, не осознавая своего места. Я не хочу осуждать людей за их жадность, но мне не нравятся такие, как ты. Тот парень, несмотря на свой внешний вид, является частью рода Кристофер. Я всегда ставил членов своей семьи на место, когда они вели себя глупо. И теперь собираюсь сделать то же самое.
Затем он пригрозил:
– Я не знаю, как тебе удалось очаровать этого хитрого лиса, но послушайся моего совета и тихонько вернись на своё место, пока я ещё добр.
Его резкая критика превратилась в настоящую угрозу. Я снова сжала губы и пристально посмотрела на старика. К этому времени он уже перестал кашлять. Цвет лица всё ещё выглядел нехорошо, но, похоже, ничего серьёзного ему не грозило, и я почувствовала небольшое облегчение. Ощутив мой взгляд, старик приподнял бровь.
– Почему ты так на меня смотришь?
– Я просто подумала... Вы беспокоитесь обо мне?
– ...
Старик сразу же сжал сухие губы. Я ожидала, что он закричит, мол, это чушь, но на мгновение на его лице мелькнуло замешательство. Мне сразу же вспомнились слова Итана: «Пусть дядя и наговорил всякого, но он добрый человек».
Несмотря на неожиданное прибытие, он предложил мне комнату, накормил, а теперь ещё и беспокоится обо мне. Пусть он и говорил резко, возможно, просто предположение: он просто не умел выражать свои чувства? Я убрала руку и пододвинула стул к кровати, чтобы сесть. Пожилой мужчина следил за мной взглядом.
– Что ты делаешь?
– Я подумала, что лучше остаться рядом с вами, чем звать других. Сейчас вы в порядке, но кто знает, что может случиться в следующую минуту.
– Хватит нести чепуху, уходи.
– Уйду, когда придёт кто-нибудь ещё.
– Ты вообще слышала, что я сказал?
– Да, я вас прекрасно слышала. Спасибо за заботу.
Старик сразу же нахмурился.
– Я не это имел в виду.
– Да. Я прислушаюсь к вашему совету.
– Я сказал не то.
– Да, я поняла.
Выражение его лица стало ещё более суровым. Я сделала вид, что не заметила, и устремила взгляд в окно. Чтобы немного расслабиться, было достаточно взглянуть на голубое небо за колышущимися ветвями деревьев.
– Если вы хотите меня критиковать, всё в порядке.
С момента нашей первой встречи и до сих пор старик всегда говорил резко. Это были слова, произносимые с полным пониманием того, что они ранят другого человека.
Я прекрасно осознаю, что не нравлюсь ему. Это было ожидаемо. Не то чтобы я не расстраивалась. Просто дискриминация из-за низкого статуса всегда была болезненной, и я привыкла. Даже когда она происходит не из-за статуса, дискриминация – это печальная вещь.
Но в некотором смысле старик был прав. Я получаю помощь от Итана. Социальный рост, – независимо от моих намерений, – в конечном итоге является путём, который я выбрала. Будь то амбиции или банальная жадность, я не смогу оправдаться. Называйте меня вульгарной и осуждайте, я ничего не смогу с этим поделать.
– Какую бы критику я ни получала, моё решение остаётся окончательным.
Для своего собственного счастья.
И для счастья тех, кто идёт рядом со мной.
Даже если этот путь будет тернистым, я готова по нему идти. Я готова быть жадной до конца.
– Простите, что доставляю вам неудобства.
Это было искренне.
– Не злитесь слишком сильно на графа Кристофера. Он хотел мне помочь, у него не было дурных намерений. Лучше ругайте и ненавидьте меня. Если так вам станет легче, делайте это сколько угодно. Я привыкла.
Я хорошо знаю, что, когда болит тело, болит и сердце. Недобрые слова могут вырваться, даже когда ты этого не хочешь. Я уже проходила через это. Вспоминая того человека, чей характер и поведение были гораздо более невыносимыми, я поняла, что на самом деле выходки старика довольно безобидные. Внезапно я почувствовала, что хочу увидеть Винсента снова.
– И всё-таки...
Воспоминание, которое крутилось в моей голове, всплыло на поверхность. Вид старика, сжимающего грудь, как будто он мог перестать дышать в любой момент, казался мне странно незнакомым. Видеть смерть страшно. Я думаю, это действительно та ужасная вещь, к которой никогда не привыкнешь, сколько бы раз ни сталкивался с ней. Если бы могла, я бы не хотела переживать это снова в своей жизни.
Я крепко сжала кулаки на коленях. Холодок пробежал по всему моему телу.
– …Пожалуйста, не умирайте.
После этих слов в комнате снова воцарилась тишина. Я молчала. Мой взгляд оставался прикованным к голубому небу. Но молчание затянулось, и я, не выдержав, повернула голову. На лице старика застыло нечитаемое выражение.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления