– Вы ведь говорили, что хотите томатный суп, разве нет?
– Да.
– Вот поэтому я его и приготовила.
– Он не такой, какой я хотел.
– Правда? Какой же томатный суп вы хотите? – спросила я, подумывая, что дело в каком-нибудь особом ингредиенте, но старик ответил холодно:
– Разве ты не должна сама это выяснить?
Всё закончилось тем, что я ушла так ничего и не добившись.
Следующий томатный суп, который я приготовила, тоже был отвергнут. На этот раз он заявил, что картофель испортил вкус. Я снова и снова корректировала рецепт, но каждый новый суп старик пробовал лишь раз и откладывал в сторону. И постоянно повторял одно и то же:
– Невкусно. Приготовь снова.
По комнате эхом разнёсся стук ложки о посуду. От супа всё ещё поднимался пар. Но старик равнодушно отставил тарелку и вытер рот салфеткой, завершая так и не начавшуюся трапезу.
Джон, наблюдавший за происходящим, попытался помочь:
– Вам нужно поесть хотя бы немного, чтобы чувствовать себя лучше.
– Хм. Не будь таким невежественным. Я лучше кого бы то ни было знаю своё состояние. К тому же, что хорошего, если меня стошнит от этой дряни?
Старик оставался непреклонен. Он махнул рукой, приказывая уйти, и лёг в кровать.
Джон виновато взглянул на меня, держа тарелку с супом в руках. Я же с трудом сохраняла улыбку, сдерживая разочарование.
Старик был до невозможного придирчивым. И это мягко сказано. Я уже сбилась со счёта, который раз варю суп.
Вчера вечером он жаловался, что приправа слишком острая и как такое вообще можно есть. Я подумала, что восприимчивость ко вкусу может быть связана с его недомоганием, поэтому стала добавлять меньше специй. Но теперь он утверждал, что получилось слишком пресно.
Он сам попросил томатный суп, но какой не приготовь – всё не то. Очередной суп был отклонён, а моё терпение висело на волоске.
Когда пришло письмо от Итана, в ответ я поделилась с ним своей проблемой. Спустя какое-то время Итан отправил, по его словам, самые лучшие помидоры, но старик зачерпнул лишь одну ложку и отставил тарелку.
Несмотря на помощь Эммы с готовкой, из-за постоянных отказов складывалось ощущение, что я трачу силы попусту. А старик только фыркал и отворачивался от меня. Это какой-то протест в мою сторону? Я изо всех сил сохраняла самообладание. Вот же противный дед!
На следующий день я вновь принялась варить суп, тяжело вздохнув. Казалось, меня уже выворачивает от вида помидоров. Я уставилась на водянистый суп и снова вздохнула. Эмма робко подошла ко мне.
– Сегодня он тоже не стал есть?
– Да. Простите, что ничего не вышло, несмотря на вашу помощь.
– Нет-нет. На самом деле… я долго думала, стоит ли вам об этом говорить…
Она запиналась и избегала моего взгляда, что было не характерно для такого открытого человека. Я с недоумением ждала. Затем Эмма решительно посмотрела на меня.
– Хозяин не любит помидоры.
– Что?
– Когда он впервые попробовал помидоры, то сказал, что ему стало плохо, и с тех пор ни разу к ним не притрагивался. Он избегает их, даже на улице.
В этот момент суп начал закипать. Из кастрюли вырывался горячий пар, но мой разум застыл.
Я знаю, что он меня ненавидит. Я прекрасно понимаю, что не нравлюсь ему. Я и словом не возразила, когда он указывал на моё место. Но я отчаянно хотела наладить отношения. Я охотно предложила сварить томатный суп, потому что хотела понравиться. Я вложила в это всю душу и старалась изо всех сил. Мои пальцы покраснели от томатного сока, запах помидоров преследовал меня днём и ночью – и всё для того, чтобы остаться в дураках.
Я постучалась и открыла дверь. Старик, сидевший на кровати, отложил книгу и с привычным выражением посмотрел на меня. Я изобразила спокойствие и подошла ближе.
Я поставила поднос на маленький прикроватный столик. Старик мало передвигался и большую часть времени проводил в постели, поэтому обычно тут и ел. В тарелке был достаточно тёплый жидкий фасолевый суп.
– Это фасолевый суп.
– Похоже, ты сдалась.
Он усмехнулся, увидев, что я принесла не очередной томатный суп. Я глянула на него и села на стул рядом с кроватью.
– Почему вы так поступили?
– О чём ты?
Старик зачерпнул ложкой немного супа и слегка поморщился. Видимо, ему и на этот раз что-то не понравится. В последнее время я склоняюсь к мнению, что он не столько не хочет есть, сколько не может. Будто его организм просто отвергает любую пищу.
– Томатный суп. Я услышала, что вы даже не притрагиваетесь к помидорам. Так почему вы сказали, что хотите томатный суп? Я ничего не знала и постоянно его готовила.
– Я сказал это, потому что хотел томатный суп.
Его небрежные слова разочаровывали лишь сильнее.
– Вы ненавидите помидоры, так как вы можете хотеть томатный суп?
– Ни в одном моём слове не было и капли лжи.
Да что ты говоришь! Нагло врёт в лицо и не краснеет! Даже если готовить ненавистное блюдо сто дней подряд, оно не станет вкусным. Будь это в моих силах, я бы привезла лучшего повара в мире.
– Я вам настолько не нравлюсь?
Я чувствовала себя обиженной. Внутри бушевала ярость. Поэтому я спросила прямо, хотя уже знала ответ.
– Ты мне не нравишься. Очень сильно. Настолько, что мне противно видеть твою наглую физиономию, которая выпрашивает дать шанс стать моей внучкой.
– …
Чего и следовало ожидать.
– Что? Думала, если будешь стараться, то я буду относиться к тебе как к внучке?
Старик продолжал ранить меня своими словами. Я больше не хотела оставаться смиренной. Сжатые кулаки дрожали. Чувствую, что если задержусь тут ещё на мгновение, то совершу что-то грубое. Я встала и вышла из комнаты.
Эмма и Джон, ожидавшие снаружи, почуяли неладное и не сводили с меня глаз. Я прошла мимо них и спустилась по лестнице.
Я сама предложила приготовить ему то, что захочет. Он отказался, но я настояла. Только тогда старик согласился. На самом деле в этом не было его вины. Даже если он назвал блюдо, которое терпеть не мог, моя вина больше, потому что я не смогла этого понять. Спрашивать «почему?» как-то по-детски. Просто обидно, что мои старания оказались напрасными.
Я вышла из особняка и направилась прямиком во внутренний двор. Я присела и прислонилась спиной к стене. Дыхание постепенно выровнялось, и я посмотрела на небо. Глядя на него, я почувствовала себя чуточку лучше.
Я долго смотрела на небо, пытаясь взять себя в руки. Немного успокоившись, я опустила взгляд и заметила небольшую клумбу напротив. Я неуверенно подошла, присела на корточки и лениво ковыряла сухую почву, просеивая её сквозь пальцы.
Неожиданно, когда я коснулась края клумбы, послышались шаги.
– Вот вы где.
Эмма подошла ко мне и перевела дыхание.
– Я не знала где вы и искала повсюду.
– Ой, простите.
Неужели она пошла за мной? Я ушла, потому что не хотела выглядеть жалкой, но теперь чувствовала вину за доставленное беспокойство. Я неловко поднялась. Эмма ласково улыбнулась и перевела взгляд на клумбу.
– Это огород.
– Огород?
Эмма указала рукой и стало понятно о чём речь. Этот клочок земли был огородом, хотя, судя по небольшим размерам и сухой почве, так не скажешь.
Эмма присела на корточки рядом со мной.
– Это огород, который мисс Флоренс обустроила в детстве. Она сажала и выращивала овощи, по типу баклажанов и моркови, и потом ела. Даже после её смерти, я заботилась о нём, но в прошлом году сильный дождь и ветер уничтожили весь урожай, и вот что получилось.
Эмма грустно улыбнулась и подняла засохший лист, оставленный в огороде. Её лицо было погружено в воспоминания. Я посмотрела на скамейку позади себя. Не так давно старик сидел здесь. Должно быть, он часто сюда приходит.
– Отсюда был лучший вид.
Возможно, старик сидел здесь, вспоминая Флоренс, которая ухаживала за огородом при жизни.
– Хозяин ведёт себя скверно, да? Мне жаль. На его душе остались слишком глубокие раны, поэтому прошу отнестись с пониманием.
– Нет, всё в порядке. Даже если это нелюбимая еда, возможно, в тот момент ему захотелось это попробовать, а я поторопилась с выводами.
– Я постараюсь с ним поговорить. Надеюсь, это поможет.
Я сразу же поняла подтекст. Она имеет в виду «просьбу Итана». Я испугано замахала руками.
– Нет, не нужно.
Правда не нужно. Я здесь не из-за этого. Все события были чередой случайностей: оказалась здесь, следуя за Итаном; осталась на ночь из-за внезапных обстоятельств; вынужденно задержалась на несколько дней. И всё это не для того, чтобы стать Флоренс Кристофер. И в мыслях не было.
– Разве могут такие слуги, вроде нас, что-то понимать? Жизнь полна неожиданностей, и в конце концов человек принимает всё, что преподносит судьба. Хозяин глубоко обеспокоен тем, что станет с другими людьми, когда его не станет. Возможно, это тоже часть некой судьбы.
– …
– Пожалуйста, не сдавайтесь, – искренне попросила она. Я не знала, что ответить.
Эмма подбодрила меня и уговорила вернуться в особняк. Джон тревожно бродил перед входной дверью, но, увидев нас с Эммой, облегчённо вздохнул. По его затруднённому дыханию понятно, что он тоже искал меня. Мне стало так стыдно, что я не переставала кланяться.
Не стоило уходить. Я раскаивалась в своём импульсивном поступке и направилась вместе с ними в комнату старика. Я постучала, вежливо представилась и открыла дверь. Старик лежал на полу, схватившись за грудь.
– Господин!
Случилось то, чего все так боялись. Джон тут же помчался за врачом, а мы с Эммой остались приглядывать за стариком. Вскоре прибыл врач. Сломя голову он, в потрёпанной одежде, ворвался в комнату, поправил очки и осмотрел больного.
– Похоже, это временный приступ боли. За последнее время его тело значительно ослабло. Думаю, вам стоит морально подготовиться.
От этих слов Эмма разрыдалась. Джон заключил её в утешающие объятия. Я стояла позади них, размышляя о том, как недавно обвинила старика и вышла из комнаты.
Старик свалился в обморок и целый день не открывал глаза. Я, Эмма и Джон оставались рядом с ним.
Когда наступила ночь, Эмма предложила мне вернуться в свою комнату. Она бескомпромиссно заявила, что не может заставлять гостя мучаться, и мне ничего не оставалось, кроме как послушаться.
Однако, вернувшись в комнату, я никак не могла заснуть. Так и не смокнув глаз, ранним утром я снова направилась в комнату старика. Солнце ещё не взошло, и комнату освещал тусклый свет лампы. Джон и Эмма спали на диване.
Я накрыла их простыней и села на стул перед кроватью. Его спящее лицо было умиротворённым, но неестественно бледным, что вызывало беспокойство от одного только взгляда. Грудь, скрытая под простынёй, поднималась и опускалась.
В этот момент старик тихо застонал. Я спешно поднялась.
– Господин, господин.
Я потрясла его за плечо и глаза наконец открылись. Казалось, что его веки настолько тяжелы, что он с трудом их открыл.
– Вам очень плохо? Позвать врача?
– …
– Вы узнаёте меня?
Губы старика шевельнулись в ответ. Он что-то говорил, но голос был слабым. Я наклонила голову и приблизила ухо к его рту.
– … моя дорогая.
– А?
– Флоренс…. дитя моё…
Я молча уставилась на старика. Дрожащими губами, запинаясь, он звал Флоренс. Его слабый голос был полон тоски. Старик судорожно протянул руку в пустоту, словно пытался ухватиться за что-то. Я оцепенело наблюдала, а затем осторожно взяла его руку. Хватка на моей руке была очень хилой, но в ней чувствовалась решимость никогда не отпускать.
По морщинистому уголку глаз скатилась слеза. Старик моргнул. Мне стало тревожно от мысли, что он вот-вот закроет глаза.
– Прости…
Это было похоже на вымученную исповедь преисполненную раскаянием.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления