Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
5 - 148

С трёх лет Соня чистила дымоходы, потому что была маленькой и легко в них пролезала. Днём она возделывала бескрайние сахарные поля Сахалина, а вечером её избивали.

После побоев, длившихся до рассвета, ей приходилось спать в воздухе, свисая с одной-единственной верёвки, точно вяленая рыба, безвольная и обессиленная.

Господин Учитель, называвший себя нашим отцом, утверждал, что так в прошлом Британская империя укладывала на ночлег бездомных, и развешивал нас рядами, как тряпки.

Порой верёвка обрывалась, и те, кто спал, падали прямо вниз. Некоторые мои братья и сёстры ломали лодыжки.

— Никогда не теряй бдительности.

Учителю было нужно только одно.

Мы никогда не видели лиц своих родителей. У нас был один отец — Учитель. Сон, еда — всё контролировалось. Не работаешь — не ешь. Не получаешь побои — не заслуживаешь любви. В нашей жизни родитель — это тот, кто вечно стоит над тобой.

«Господь воздвигнет царство, которое не падёт никогда. И Сахалин — это земля обетованная. Великий Зимний Замок сокрушит все царства мира и останется вечно!..»

В часы отдыха нас усаживали в ряд на монастырские скамьи и учили грамоте. Наставники, разгорячённые, с багровыми лицами, заставляли заучивать эти строки. Мы, коверкая произношение, кричали изо всех сил.

Но старшие братья и сёстры часто шептались, будто Учитель собирается продать нас в армию. Дети, выглядывавшие из-за зарослей сахарного тростника, видели, как из машины выходят военные, а Учитель выбегает к ним босиком и кланяется до земли. Таких свидетелей было немало.

— Нет! Он же сказал, что Сахалин — земля обетования. Наверняка они пришли, чтобы исполнить обещание!..

Кто-то выкрикнул это, тараща глаза, и по рядам прокатились всхлипы. 

Хоть бы кто-нибудь… хоть бы кто-нибудь нас отсюда спас.

Вдруг весь барак захлестнули рыдания.

— Ангелов не бывает.

А в это время маленькая Соня всё так же суетилась, не зная усталости. Она сжимала в ладонях серп, почти такой же большой, как её собственное тело, и срубала стебли сахарного тростника.

Потом надо было собрать срезанные листья и связать их до захода солнца. А солнце уже садилось. Наверное, сегодня получу по правой голени.

— Соня странная. Даже не плачет.

Братья и сёстры смотрели на неё с недоумением. Но если плачешь, хочется пить. А если плачешь сильно, становится ещё и голодно. Поэтому даже когда взрослые дети ревели от боли, Соня сдерживалась.

Ком подступал к горлу, напрягался подбородок, но если упрямо молчать, в какой-то момент в пальцы вплетается чья-то шершаво-тёплая рука. Это был Кия — ребёнок ниже её ростом. Единственный, кто по-настоящему понимал Соню.

— Соня, Соня. Тогда я буду плакать за тебя.

Когда Кия начинал громко всхлипывать, размазывая по лицу сопли, Соне сразу становилось легче. Он всегда плакал вместо неё.

Он рыдал навзрыд, как будто изнутри выдавливая из себя целые лужи слёз, а потом, завидев, как Соня понемногу оттаивает, мгновенно улыбался, будто по команде. Он и вправду замечательно контролировал мимику.

Соня всегда делилась с ним водой и едой. Тогда Кия, моргая растерянно, как щенок, прижимался к ней и рыдал по-настоящему.

Мы были похожи. Из-за длинных, ни разу не остриженных волос даже пол различить было трудно — Кия и Соня казались одинаковыми.

Бегали мы наравне, ни один никогда не срывался с верёвки. У нас была одинаковая сила в руках, одинаковая гибкость в теле — могли сколько угодно кувыркаться, всё нипочём.

Со временем людей, желающих забрать себе сахалинских детей, становилось всё больше. Тогда Учитель надевал красные одежды, которые обычно и не носил, и представлял нас, как товар высшего сорта. А нас, нагих, закидывали в клетки, в которых мы ещё никогда не были.

Мгновение, и капли крови облепили её лицо. Животы братьев распарывало, кишки вываливались наружу, и Соня, сама не понимая почему, крепко сжала руку Кии.

Голубоглазые смеялись, хлопали в ладоши, кричали, но мы стояли, словно вкопанные.

— ГРРРЯААААААААА!

Медведь орал дико и пронзительно. Он бежал на четырёх лапах, сверкая клыками, и Соня, увидев, как Кия мочится под себя, дёрнула его к себе.

— Кия, наверх лезь!

Прямо перед тем, как почти тонна звериной массы врезалась бы в них, дети в последний момент успели вскарабкаться на самый верх решётки. Их сцепленные руки дрожали мелкой дрожью. Перед существом, куда более огромным и свирепым, чем сам Учитель, казалось, сердце сейчас лопнет.

Бурый медведь встал на задние лапы и с яростью затряс клетку, но они вцепились в прутья, как могли. Изредка над ними пролетали свистки публики. Впервые в жизни у них появилось желание выжить.

Они обошли бессчётное количество мест, названия которых даже не запоминали, умирая и возвращаясь к жизни столько раз, что сбились со счёта.

Сражались с дагестанскими детьми, выросшими рядом с медведями, дрались голыми руками, учили акробатику и ходили по канату. Ползали, кувыркались, летали. Где бы они ни оказались — всё повторялось.

Даже когда вокруг полыхал огонь, дети не выпускали руки друг друга. Это был единственный путь к выживанию.

Соня и Кия падали и снова находили друг друга в воздухе. Слетали вниз и хватали друг за друга за лодыжки. Ловили друг друга в полёте, обнимались, как единое целое, и публика взрывалась овациями.

Огонь обжигал кожу до багрового, но мы всё равно улыбались. Один из братьев погиб, оказавшись в клетке с разгорячённым животным. Другой — был разрезан пополам, когда выполнял трюк на полу, усыпанном лезвиями. Но даже тогда мы не могли не улыбаться друг другу.

Однажды… Великий Зимний Замок сокрушит все царства мира. Я вырву глаза у тех, кто сейчас хлопает в ладоши, и воткну колья прямо им в сердце.

«Ночной цирк».

Учитель называл это варварское зрелище старинной сахалинской традицией.

В большинстве случаев на выступления приходили выходцы из русской аристократии, и Учитель укреплял с ними связи. Для корё-сарам он был богом, но стоило появиться влиятельным русским — становился пьяным клоуном, который краснел с головы до пят и подлизывался как мог.

*****

— Обоих беру.

Многие братья погибли, но самой популярной парой стали Кия и Соня.

Со временем нашлись и такие, кто захотел «забрать» нас себе. Поскольку у Кии и Соны были почти одинаковый рост и причёски, определить пол было непросто. Их обоих вымыли, тщательно и основательно, а затем повели в мрачный подвал чужого дома.

Когда жирный мужик с обвисшим животом протянул к Соне руку, Кия сорвался. Он разбил пепельницу об пол и вспорол тому свинье глаз.

Кию придавило тяжёлым телом, но он не сдался. С безумной яростью бил ножом в шею, пока тот не затих в луже собственной крови.

— Вы, сукины дети, с ума посходили!.. Вы мне весь бизнес по пизде пустили!

Учитель избивал Кию так, что казалось, убьёт. Но в глазах Кии больше не было страха, не метались безумные зрачки.

Мы сидели, как псы, прибитые гвоздями к доскам. Не тявкали. Не убегали. Просто доживали.

И всё же — выжили. На этот раз нас отправили в Зимний Замок. Перед отъездом Учитель сказал, что теперь боль закончится и настанет рай.

Красивый Зимний Замок… В это было невозможно поверить. Но стоило её увидеть — губы сами собой разошлись в улыбке. С замиранием сердца Соня сжала ладонь Кии.

Лестницы цвета слоновой кости, мебель, инкрустированная драгоценными камнями. Роскошные люстры раскрывались на потолке, как цветы, а стены с золотым кантом сверкали даже в темноте. Красный ковёр под ногами был мягким и тёплым — под ним не ощущалось льда.

— Кия… неужели мы и правда….

Терпели и терпели — и вот, кажется, попали в рай, где живут ангелы. Соня уже хотела так сказать, но в следующую секунду чьи-то огромные грубые руки швырнули их в комнату. Иллюзия рухнула почти мгновенно.

— Перед вами — последний рубеж, который предстоит пройти наследникам духа бывшего КГБ. Вы все завершили обучение с отличием и, наконец, обрели право служить Родине с верностью.

Топ. Топ. Звук армейских сапог приближался к двери. И когда она распахнулась, внутрь вошли высокие, плечистые русские мужчины с шагом, отточенным как клинок. Одного взгляда хватало, чтобы понять — здесь всё по-настоящему. Кия тут же прижался к ней плотнее.

— Преодолейте последнюю преграду и станьте гордостью страны — агентами, служащими ей во благо.

Зимний Замок, раскинувшийся среди бескрайней белой снежной равнины.

— То, от чего вы должны избавиться прежде всего, — это жалость.

Здесь весь накопившийся ужас исчезал, как будто утопая в белоснежном снегу.

— Только тот, кто сможет убить ребёнка перед собой, достоин звания настоящего русского агента.

Это был безмолвный, изящный особняк.

— Начинайте.

Последний рубеж, выстроенный ради подготовки русских агентов. Живые манекены.

Мы были лишь учебным материалом.

Вот кто такие сахалинские дети.