Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
5 - 169

— Слушай, Юра… А нам тоже можно в особняк господина премьер-министра?

Юрий, переворачивавший страницу, поднял голову.

— Если в этот раз опять не поеду, батя меня прибьёт!

— И меня! Возьми меня тоже!

К нему тут же прилипли двое парней, с головы до пят выглядевшие как проблемные. У Юрия Солженицына был «недостаток» в виде азиатских корней, но именно густые чёрные волосы притягивали взгляды одноклассников.

Без единого прыща на лице, как будто бы у него не было даже пубертата, с холодными глазами точь-в-точь как у премьера Максима Солженицына, с телосложением, вовсе не похожим на школьника, и низким голосом, он выделялся в любом месте.

— Говорят, у вас в доме только туалетов больше сотни!

— …

— Может, в эти каникулы устроим разведку по комнатам? Ну, чисто между своими?

— …Разведку?

— Ну да… Ты ведь тоже не везде ещё был, да?

Юра не отреагировал, и одноклассник, слегка стушевавшись, пробормотал:

— Наверняка хоть одна комната есть, про которую ты сам не знаешь…

*****

Солженицын выглядел образцовым учеником, но стоило кому-то перейти черту, и он мог так вежливо-холодно ответить, что мало не покажется.

Пару дней назад один недоумок по имени Борис начал кичиться, мол, если у кого на лобке волос больше, чем у него, пусть выходит, и сунул руку Юре под ремень.

Юра даже глазом не моргнул — просто провернул в пальцах гелевую ручку. Что случилось дальше, никто толком не понял, но Борис после этого два дня в школу не приходил.

Одни говорили, что ему чем-то пузо проткнули, другие утверждали, что видели его в больнице, но сам Борис молчал как рыба.

Юрий был не просто красивый — он был ещё и чертовски миловидный, так что многие пытались втянуть его в грязные шуточки. Но он только криво усмехался и ни разу не позволил себе повести себя неприлично — даже случайно.

Даже в те дни, когда весь класс развлекался тем, что заполнял табличку, у кого сегодня была первая поллюция, Юрий вёл себя так, будто у него напрочь отсутствует потребность в социализации. Ходили разговоры, что, мол, обидно: даже когда он писает, своего члена не показывает — ни мельком, ни боком.

Иногда через брюки у него, конечно, что-то угадывалось, но он вёл себя слишком сдержанно и никогда не вёлся на детские провокации. Это раздражало — особенно учитывая, что все они как-никак в одной лодке на пути в университет тащатся, а от него уже тогда веяло недосягаемой стеной.

Тут ещё один придурок подошёл и облокотился на его парту.

— Эй, Юрец… Тебе брюнетки нравятся?

— …

— Ну… Премьер Солженицын ведь тоже на азиатке женился, всех удивил. Это, наверное, наследственное?

Какой же ты, блядь, тупой… 

Одноклассники завозились переглядываясь.

— Нам чёрные волосы вообще не снятся, вот если бы ты рассказал, что тебе снится… Ну, все ждут, когда ты хоть рот откроешь.

— Я ещё не кончал ни разу.

— Чего?

— У меня пока хуй вбок жестко кренит, надо понаблюдать ещё.

— …Что?

Это он сейчас что сказал? Хуй?.. Хуй?! Что он говорит про хуй?.. Одноклассники вытаращили глаза: им не верилось, что Юрий мог выдать такое вслух.

— Сны, не сны… не переживайте, по назначению использовать его не собираюсь.

Он усмехнулся и резко отшвырнул руку, лежавшую на его парте.

**********

— Беременная тварь — вот это будет добыча.

В начале зимних каникул Юрий спустился в Зимний замок и первым делом взял длинное охотничье ружьё. В последнее время он так быстро рос, что по ночам ломило колени, и в итоге дедушка решил учить его охоте.

— Власть, как бы это ни кажется странным, ближе всего к божественной природе. Не суди, что есть добро, а что зло — учись выхватывать только нужное, Юрий. Сегодня выбери самое трудное — то, что сложнее всего поймать и труднее всего убить.

— Да, дедушка.

Шаг за шагом дед растворился в снегу, и с его уходом с лица юноши тотчас исчезла всякая улыбка.

С пустым, бесстрастным взглядом он побрёл через берёзовую рощу. На лице, с которого не сходила зевота, не было ничего, кроме скуки.

Охота, стрельба — всему этому можно научиться, но по правде сказать, это совсем было не в его вкусе. Ему бы просто сидеть дома и читать политическую историю.

Мир слишком шумный. Лгать слишком просто. Но больше всего я ненавижу потеть.

Сколько я уже так брожу, просто убивая время?

Внезапно на снегу показались цепочки следов. Не слишком охотно Юрий зашаркал туда, где за сугробом начиналась нора, и заглянул внутрь.

Там, тесно прижавшись друг к другу, сидели полуголые, скользкие детёныши зайчихи. Их мать с ярко-красными глазами подняла уши и уставилась на Юрия. Наступил странный момент тишины.

Он сразу же проверил её живот. Судя по ввалившемуся боку и тому, как она лежала на боку, он пришёл слишком поздно.

И что теперь… Юноша, у которого только-только начал выдаваться кадык, глубоко вздохнул.

Почесав лоб, Юрий аккуратно заслонил вход в нору кучей сухих веток. Затем он снова начал пробираться через снег, проваливаясь до самых щиколоток.

— Блядь….

Небо, ясное с самого утра, теперь затянули густые тучи — чувствовалось, что приближается снежная буря. Он, будто только и ждал этого момента, выругался и ускорил шаг.

В последнее время ему становилось всё труднее надевать на себя маску. Чем откровеннее становились разговоры сверстников, тем сильнее его это раздражало. Разговоры про размер члена, хвастовство про кучи лобковых волос — всё это действовало на нервы.

— Блядь, да почему у одного меня нихуя не растёт?

Чем больше он думал, тем абсурднее это казалось. Насколько он помнил, у отца с этим проблем не было.

Это что, гены по материнской линии? Или дедовские?.. Но ведь не могу же я вот так просто спросить у Максима Солженицына, есть ли у него лобковые волосы.

Учитывая, что у меня и так хуй всё время загибается вверх, если ещё и с волосами проблема — считай, клеймо на лбу: бракованный.

— Сука… блядь…

Наверное, поэтому, увидев этих лысых зайчат, он сразу вспомнил свой собственный лысый член, и настроение резко испортилось.

Цвет даже почти такой же… нежно-розовый… — с раздражением он принялся яростно тереть лицо.

Шух… шух… Неожиданно где-то впереди раздался странный звук, и Юрий прищурился. Елки шевелились едва заметно. Шух, шух…

Он задрал голову, посмотрел вверх, потом снова опустил взгляд и увидел, что весь снег усыпан следами. Но это были следы ни медведя, ни оленя, ни кролика, ни куницы…

— На детские ножки похоже…

Сказав это вслух, он тут же нахмурился — было в этом что-то неестественное. В Зимнем замке не могло быть детей.

А если присмотреться, там были не только следы ног — временами попадались и отпечатки ладоней. Зрелище было странным, сбивающим с толку.

Что за тварь могла зто оставить?

Для птицы — слишком крупный след. Для кролика — слишком тяжелый. Лазает по деревьям. И будто бы с рогами?

А тем временем та непонятная, раздражающая возня слышалась уже совсем рядом, всего в нескольких метрах. Юрий уже мчался что есть сил, пока по вискам не покатился пот.

— Ха… ха-а…

Стой. Здесь же… обрыв. Это конец. Надо остановиться и вернуться.

А там, на ветке, что-то было.

То ли детёныш, то ли ягода — в сыплющемся как из ведра снегу невозможно было понять, что именно. Оно дрожало, цепляясь за край, и казалось, вот-вот сорвётся и разобьётся насмерть. И прежде чем юноша успел сообразить, тело уже рванулось вперёд само.

Юрий пошёл напролом, шагая по чистому белому снегу, куда ещё никто не ступал. Грубое, мутное дыхание вырывалось без остановки, а сердце стучало так, будто вот-вот вырвется из груди.

На существе была не меховая шапка, не что-то от холода, а жуткая маска. Покрасневшие, обмороженные пальцы ног. Чем ближе он подходил, тем более размытым становился силуэт.

Какое-то оно… грязное. И странное. Что это, чёрт возьми, вообще такое?

На первый взгляд, существо, балансировавшее на ветке, напоминало детёныша зверя. Но шаталась и покачивалась тощая, маленькая фигура ребёнка. Юрия будто обухом по голове ударили.

Глаза — круглые, чуть проглядывающие из-за прорезей. Нижняя часть маски была в форме решётки, чтобы можно было дышать.

И в тот миг, когда маленькие губы широко распахнулись, эта тварь начала просто ловить ртом сыплющийся как рис белый снег…

Юри вскинул ружьё и тут же прицелился. В голове стояла пустота, как будто он выпал из реальности.

«Выбери самое трудное — то, что сложнее всего поймать и труднее всего убить».

Леденящий голос деда звенел где-то у виска, и когда он нажал на курок… Бах! Существо, казавшееся миражом, вдруг сорвалось вниз, прямо на него.

Тяжёлая звериная голова с грохотом рухнула прямо ему на грудь. Пуля, разумеется, ушла мимо, и Юрий, не раздумывая, отбросил ружьё и вытянул вперёд руки, ловя то, что упало.

Хорошо хоть не с обрыва, — промелькнуло у него в голове, пока они вместе катились по склону.

— Ух!

Вдруг тяжёлая маска со звуком трах! трах! начала биться о его лоб. Шершавые детские пальцы тут же вцепились ему в горло.

— Да стой ты, блядь!

Юрий судорожно раздирал сжимающиеся пальцы, пытаясь вдохнуть, но это было не просто физическое усилие. Это была жажда убивать.

Такого яростного желания убить он ещё никогда не ощущал на себе. Конечности ослабели, взгляд задрался к небу.

Его лицо — лицо мальчика, что всегда было закрыто маской, — начинало трескаться по краям. Я правда умираю. Но не от руки Максима Солженицына, а от какой-то дикой, первобытной твари…

И тут, когда он, задыхаясь, моргнул — что-то изменилось.

Чёрные, сверкающие глаза замерли. Тела, катившиеся по склону, остановились. Осталось только тяжёлое, учащённое дыхание, заполнившее пространство между ними.

Даже ветер стих. И в этой вязкой тишине на него уставились до безумия жадные глаза.

Из приоткрытого рта ребёнка на Юрия упала капля слюны.