Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
6 - 191

— «Последний рубеж»?

Даже произнося это, язык деревенел. Так называлась та односторонняя и чудовищная подготовка, когда нас увозили в Зимний замок и сталкивали с кандидатами в российские агенты.

Для них это был заключительный тест, а для детей — лишь смерть; проклятая, рвущая на куски программа «воспитания».

Наследник Солженицына снова открыл «Последний рубеж»? Со Рён резко остановила нож, которым резала сосиски. Рука, сжимавшая рукоять, мелко дрожала.

Одного этого слова оказалось достаточно, чтобы застоявшиеся воспоминания поднялись, как изжога. Она обернулась к Кие, и его лицо тоже застыло холодной маской.

Его челюсть напряглась, словно он с усилием проглатывал мерзкое чувство. Но Кия упрямо не смотрел на неё. Уводя взгляд в сторону, он продолжил:

— Зимний замок взорвали, и та система исчезла. Но Солженицын, вернувшись, заявил ФСБ, СВР и спецподразделению «Заслон»: он возродит для кандидатов «Последний рубеж». Те, кто помнит те времена, наверху, сразу поняли, о чём речь.

…

— Только теперь это будут не дети корё-сарам…

Одно лишь это слово обжигало холодом.

— А слепой.

Постойте, слепой?.. Она раскрыла рот, будто не веря.

— Тот самый вернувшийся Солженицын сам стал рубежом?

…

Кия почему-то не ответил и отвернулся. Он грубо швырнул поленья в камин, раздувая угасающий огонь, но пламя только чернело и тухло.

— Зачем? Что Солженицыну нужно, что он добровольно идёт на такие мучения?

Со Рён нахмурилась и спросила Кию, который лишь молча раздувал угли. Она никак не могла понять.

Кия резко швырнул ещё одно полено и тяжело вздохнул. Долго молчал, а потом заговорил. Голос его, грубо сорванный, был ледяным:

— Соня, ты вообще хочешь отомстить?

Пламя вспыхнуло с оглушительным треском. Наконец языки огня заполнили камин, яростно качнулись и прогрели комнату.

Она молча закрыла рот, не находя слов. До сих пор её мир вращался только вокруг Ким Хёна, и больше её ничто не занимало, но слово «месть» оставило в сердце глубокую зарубку.

И всё же — как то чувство, с которым она по утрам неслась по горам, — назад оглядываться не хотелось.

И всё-таки… сам факт, что они нарочно назвали это «Последним рубежом», заставлял скрежетать зубами.

— Посмотреть бы, что это за великая персона.

Стоило подумать о братьях — слишком маленьких, слишком юных, — как нутро холодело. Когда она пряталась под одеялом, цепенела и ничего не делала. Когда память вернулась, единственным, что её мучило, был вопрос: куда они делись.

Живы они или мертвы. Если живы — где они, если мертвы — где похоронены. Кия тоже, придя в себя, ушёл один и говорил, что не знает, куда братьев отправили.

Она смиренно опустила ресницы.

— Просто… любопытно.

Солженицынские ублюдки… Что за семейка такая уродилась? Наших братьев использовали, словно скот, а сам ты жил припеваючи, жирно и сытно. И теперь — ты ослепший калека? Ей хотелось до смерти высмеять этот жалкий вид. 

Да, тогда, может быть, прошлое удастся хоть немного привести в порядок. 

Кия, до этого неподвижно смотревший в огонь, наконец поднял голову.

— Но есть условие, Соня.

В его чёрных глазах дрожали отблески алого пламени.

— Что бы ты там ни увидела — не смей колебаться.

Кия произнёс это странное предупреждение. Я ведь сама когда-то жила как слепая, неужели думает, что из-за этого во мне проснётся жалость?

— Если хоть чуть-чуть дрогнешь — я сорвусь. Знаешь, что тогда будет? Как меня сделали русским псом, так и из тебя я сделаю суку.

— …Что?

— Если вернёшься в сахалинский монастырь — я улажу вопрос с Интерполом и розыском. Но про явку с повинной даже не мечтай. Ты будешь делать только то, что я скажу.

…

— Поняла? Это значит, что моё терпение в тот же день закончится.

Его предупреждающий взгляд пронзал. Со Рён поняла: это молчаливая сделка.

— Поэтому не мешкай. Бей в самое сердце. Пройди рубеж и выйди оттуда. Я прошу тебя…

Он с тревогой наблюдал за ней, испытывая её.

Со Рён ещё не понимала тайного смысла этих слов и лишь усмехнулась. Что может пойти не так?

— Чего бояться? Он же слепой, — ответила она самоуверенно.

****

Кожа, холодная и живая, как свиная шкура, липко прирастала к её лицу, становясь единым целым.

Все линии лица — кроме глаз — то выступали, то сглаживались: разрез глаз, дуги бровей, крылья носа, линия губ — всё менялось на глазах.

Лицо менялось каждую секунду. Привычная Хан Со Рён исчезла в одно мгновение, и в зеркале на неё пристально смотрела незнакомая женщина.

Она наложила на шею тончайшую гидрогелевую плёнку и впервые примерила так называемую «маску поверх лица».

Техника, которой её когда-то обманывали и дразнили, теперь плотно облегала её собственные лицо и шею. Веснушчатая кожа, короткие каштановые волосы, карие глаза — так Со Рён превратилась в самую обыкновенную иностранку.

Когда Кия открыл жёсткий кейс, похожий на оружейный, и показал несколько разных лиц, она невольно вспомнила Ким Хёна, и болезненно нахмурила брови.

Казалось, что она заново родилась другим человеком. Появилась иллюзия, что теперь ей всё по плечу.

Значит, и Ли У Шин мог стать таким же добрым и мягким, как Ким Хён?

— Она стоит как дом, так что не морщи лицо, — коротко цыкнул Кия.

Но если даже не морщить брови, боль, начинавшаяся в сердце, расползалась к горлу и становилась нестерпимой.

Она натянула чёрный облегающий комбинезон и, как Кия велел, разложила по карманам изогнутый, как полумесяц, карамбит, выскакивающий из пружины нож, фиксированный нож и «бабочку». Каждый раз, когда в её движениях проступала прежняя мальчишеская дерзость, Кия довольно улыбался.

— Если наследник умрёт, всё имущество семьи Солженицына отойдёт государству. Но в Кремле собираются использовать его «возвращение» как символ. Если бы только мне отдали приказ, я бы убил его на месте… — глаза Кии мрачно сверкнули. — Но в том доме уже полно российских агентов. Знаешь, что это значит, Соня? Они сделают всё, чтобы одна из них забеременела от Солженицына и получила наследство в пользу России.

— …

— Для обученного агента соблазнить одного слепого — раз плюнуть.

Она на миг застыла, завязывая шнурки, но тут же продолжила движение, стараясь не выдать себя. Душа будто пересохла, и ей почудилось: «Ты ведь и сама знаешь, что это такое?» Со Рён оттолкнула это уродливое подозрение, как наваждение.

— В Кремле хотят, чтобы Солженицын стал полным инвалидом. Я слышал, что собираются бить только по позвоночнику, чтобы он и нижнюю часть тела потерял. Сломленного, бесполезного, жалкого мужчину соблазнить куда проще.

Не хотелось жалеть, но этот человек по имени Солженицын и вправду казался несчастным. И всё же непонятно было, какую выгоду он надеялся извлечь, выставив своё тело в качестве «рубежа».

Будто облившись грязной водой, она ощутила тяжесть и мерзость на душе. Солженицын… возможно, само это имя и терзало её изнутри.

****

Сколько времени прошло в пути — неясно.

И вдруг перед глазами раскинулось огромное озеро, круглое, словно полная луна.

Со Рён долго не могла оторвать взгляд от его берегов, пока наконец не перевела глаза на величественный особняк, удивительно похожий на Зимний замок.

Кия предъявил удостоверение, понятное лишь им двоим, и охрана без слов открыла ворота. С первой же минуты, как они ступили сюда, липкое чувство дежавю прилипло к затылку, будто влажные волосы. Даже отдельный мрачный флигель казался до боли знакомым.

Выбравшись из машины, Соня напрягла ноги, подавляя взмывающий страх. После полугода, проведённого взаперти в убежище, непривычно было снова чувствовать на себе стягивающий тело комбинезон.

Ладно уж. Буду считать, что выполняю заказ команды спецбезопасности и не больше. От этой мысли каменные кулаки неожиданно разжались.

Тем временем Кия открыл дверь флигеля и вошёл. Со Рён не дали перевести дыхание: она тут же последовала за ним, молнией пересекла гостиную.

— ――

Только не сегодня. Я больше не тот ребёнок, который дрожал и прятался во тьме.

Прошли долгие годы. Теперь в этих стенах скрывался потомок Солженицына, а с ножом в руке к нему шла выжившая корё-сарам.

И пусть роли переменились, Со Рён двигалась спокойно, сдержанно пригибаясь. Кия уже растворился без следа, а её шагов не было слышно вовсе.

Смелый, а в сущности и не знаешь, что такое «Последний рубеж». Как смеешь вспоминать его? Она стиснула зубы до скрежета. Она увидит эту рожу. Обязательно — своими глазами, и убедится, насколько он велик… и насколько жалок.

Пи-и, пи-и, пи-и, пи-и―.

Стоило свернуть за угол, как сирена взвилась невесть откуда. Она прикусила губу и бросилась по длинному коридору.

Но тревога не смолкала: каждый раз, когда она ступала на пол или миновала новый поворот, добавлялись новые сигналы.

Пик! Пик! Пик-пик! Пик-пик-пик―!

Сквозь зубы сорвалась ругань, дыхание стало рваным. Сколько ни меняй направление — всё напрасно: словно оказалась в прозрачной паутине, без малейшего шанса вырваться. Датчики на стенах точно отображали её скорость и траекторию.

Солженицына она ещё не нашла, но её собственное местоположение уже выдало себя самым беспощадным образом. Губы пересохли, по вискам потекла холодная испарина. Где, чёрт возьми, Кия, когда он так нужен!

Наконец, нащупав мёртвую зону, она стремительно юркнула туда. Тревога замолкла, и повисла пугающая тишина. Ха-а… Со Рён облегчённо выдохнула.

— Пришла?

Щёлк! Холодный ствол упёрся в затылок.

Её сбивчивое дыхание оборвалось, как по приказу. До уха донёсся знакомый металлический тембр, и она в оцепенении оглянулась.

Это было слишком нереально, чтобы быть правдой.