Где это я?
Со Рён стояла где-то и рассеянно моргала. Казалось, видит всё это впервые, и всё же в голове мелькнула мысль: как будто уже знакомый пейзаж.
Не то высокий, не то низкий силуэт скользил по замёрзшему берегу озера, двигаясь, словно ветер.
Развевающиеся пряди волос, звонкий, озорной смех согревали ей щёки. Кто это?
В миг, когда неведомое чувство подступило к самому горлу, Со Рён резко распахнула глаза.
— ―!
Ха-а, ха-а…! Дыхание сбивалось странно учащённо, словно она подсмотрела чью-то тайну. Оглядевшись вокруг, пронизанная холодом до костей, она увидела широко распахнутое окно.
Незаметно наступала зима.
Говорят, время лечит. Но для неё оно больше напоминало обезболивающее, чем лекарство. Пустота внутри так ничем и не заполнилась, но боль, накатывавшая внезапными приступами, постепенно утихала.
Она ела, немного занималась спортом и перед зеркалом, в которое не хотелось смотреть, расчёсывала спутанные волосы.
Так прошло уже два сезона, и до сих пор ничего не было известно о Ли У Шине — жив он или мёртв.
Со Рён поднялась, взъерошенная, и вышла в тесную гостиную с камином. Всё равно, если просыпалась на рассвете, вновь уснуть уже не удавалось. Потянувшись, она размяла затёкшее тело.
Топая босыми ступнями по холодному полу, пробиравшему до костей, она потрогала пустой диван: на нём не осталось ни капли тепла. Видно, Кия и сегодня ночевал не дома.
В последнее время даже за столом они вместе собирались куда реже. Лучше бы у него женщина появилась…
Теперь-то она могла жить и одна, но с Кией была беда. Он по-прежнему с раздражённым, опасно напряжённым взглядом жадно следил за тем, как Со Рён понемногу восстанавливается. Каждый раз в таких случаях она что было сил швыряла в него предмет, что держала в руках, или била его по темени.
— Ху…
Значит, надо скорее заработать денег и съехать.
Как ни тверди себе, что они как брат и сестра, взрослому мужчине и женщине всё равно невозможно жить вместе в обстановке, готовой взорваться в любую секунду. Вспомнились дни, когда она то и дело швыряла в него столовыми приборами, и невольно из груди вырвался вздох.
— Куда бы ни пошла, смогу притвориться обычной и жить как все…
Она лениво протёрла глаза, надела толстые носки, вязаный свитер, меховую шапку и чёрный пуховик.
Стоило открыть дверь хижины — в глаза ударил белоснежный пейзаж: ночью выпал снег. Ноздри защипало от мороза, и она поспешно надела маску, затем с силой рванула бегом в горы.
«Все несчастные воспоминания — забудь».
Иногда за спиной звучал голос, похожий на сети:
«Если кто спросит о детстве, вспоминай только самое хорошее».
Она вновь и вновь мотала головой, продолжая бежать. Стоило в отчаянии нестись по безлюдным горным тропам — и в памяти вставал тихий Зимний замок.
Но сети, что покрывали её сознание, были слишком спутанными и старыми, чтобы выудить оттуда только хорошее. Вспоминалось давно забытое — оно хлынуло прорвавшимся потоком, но, к несчастью, вся её прошлая жизнь оказалась грязным болотом.
Где же те самые светлые минуты, если на каждом воспоминании уродливые ошмётки?
Все её воспоминания были как сеть, сбившаяся в бесформенный комок. Распутать эти нити, отделить одно от другого, оказалось почти невозможно. Так и не найдя в них ничего светлого, Со Рён просто захлопнула дверь в прошлое.
С наступлением холодов у неё порой появлялись головные боли, но она не могла понять, голова раскалывается из-за чувства утраты или тоски.
— Ху-у… ху-у…
Ноги несли её всё быстрее. Она вспоминала марш-броски в тренировочном лагере, когда и десяти минут не могла пробежать — казалось, что умрёт. В горле перехватило дыхание, стоило лишь подумать о том, как инструктор Ли У Шин усаживался на грузовик и, развалясь, бесстыдно дразнил бойцов.
Но Со Рён до крови закусила губы, выметая из головы всё лишнее. Так мышцы стали крепче, дыхание ровнее.
Пусть и неидеально — главное, двигаться вперёд. Жить, глядя только вперёд, и будет единственным доказательством того, что Ли У Шин больше не властен над ней.
Со Рён выпрямила спину, увеличила шаг. Прямая спина — начало всего. Поднятый подбородок не дрожал, и на тонком, девственном снегу один за другим ложились её следы.
Так и добежав до вершины горы и обратно, Со Рён ни разу не обернулась.
Так или иначе, я забываю тебя.
***
— Кия, думаю, мне стоит поискать работу.
Кия округлил глаза, а потом недовольно сморщился, изучающе глядя на неё.
Вернувшись домой впервые за несколько дней, он сперва заключил Соню в объятия, за что крепко схлопотал, потом сел за приготовленный ею суп, пробормотал целую вереницу молитв и снова посуровел.
— Ты же в розыске Интерпола.
— Вот именно. Так что думаю — может, сдаться самой.
— …Что?
Кия выронил ложку. Со Рён беззаботно пожала плечами.
И неудивительно: с Азербайджана она лишь кочевала по его секретным укрытиям, ничего не делала, только хлеб ела даром. Со Рён уже было тошно от себя.
— Полгода прошло. Вечно бегать нельзя.
— …
— Хочу закрыть всё честно и жить по совести.
— Не делай этого. Если ты сядешь в тюрьму, я тогда всё разнесу.
— Не повышай мне давление.
— Думаешь, я вру?
Кия провёл рукой по волосам, тяжело дыша. Затем, словно в голову пришла какая-то дурная мысль, на его лице появилось тревожное выражение. Он вскочил, грохнув ладонями по столу.
— Что значит — «жить по совести»?
— Когда ешь — сиди спокойно.
— Почему, чтобы «жить по совести», ты должна уйти от меня?
— …
— Я ведь и пальцем не трогаю тебя, терплю. Но ты смотришь так, будто умереть хочешь, как тогда, в Зимнем замке! А я несколько месяцев не могу остыть, тот ублюдок всё никак не подохнет, и этот Солженицын ещё заебал!
Со Рён не понимала, из-за чего ему сорвало крышу. Судя по несвязным словам, дело было не только в ней.
— Я хочу стать с тобой одним целым. А в твоей «жизни по совести» есть место для меня? — стиснул он зубы и рявкнул.
Со Рён невольно замялась, перебирая пальцами чётки, что таскала с собой с Азербайджана.
— Отвечай! Есть? Нет?!
Стеклянные бусины задрожали от громкого рёва. В его отчаянном крике что-то остро кольнуло её сердце.
Да, я благодарна Кие за то, что он приютил меня. И я использовала его привязанность, чтобы скрываться от властей, но это не значит, что я обязана терпеть его вспышки. Она слишком долго молчала — и он, похоже, позабыл, у кого из них характер хуже.
Со Рён опрокинула суп.
— Не срывай злость на мне.
Тёплая похлёбка пролилась на его руку.
— Я не собираюсь жить с пацаном, который умеет только орать.
Его глаза задрожали. Уголки губ опустились, и он умоляюще протянул:
— Соня-я-я…
Кия бухнулся на колени и попытался обнять её ноги. Но стоило ей холодно отстраниться, как его глаза тут же наполнились слезами. В них проступила явная обида.
— Я не срываюсь на тебе. Просто… ты даже Солженицына не помнишь. Почему именно сейчас, почему именно в этот момент решила сдаться…
— Солженицына?
Она не выдержала и нахмурилась. Со Рён не могла уследить за бессвязными словами Кии, но это имя упоминалось уже несколько раз.
— Если тебе нужно дело — помогай мне!
Она в недоумении уставилась на него. Белки его глаз были полны лопнувших кровеносных сосудов.
Похоже, нервы у него на пределе. Нет… Не может быть, чтобы он хотел, чтобы я занялась тем же, чем он…
Она лишь недавно смогла выйти из дома и начать бегать. Со Рён усмехнулась и нахмурилась.
— Прости, но убивать я больше не буду.
— …Даже хозяина Зимнего замка?
Его взгляд потемнел и задержался на ней с испытующей пристальностью. Она наклонила голову набок.
— «Хозяина Зимнего замка»?
Её лицо окаменело. Со Рён не хотела слышать о том месте. Ей вспоминались трупы погибших там братьев, лежавшие на ледяном полу, поэтому она старалась не думать о Зимнем замке.
Иногда Кия нарочно заводил этот разговор, словно проверяя её.
— Ты знала, что те, кто жил в Зимнем замке, были семьёй тогдашнего премьер-министра России? Их фамилия — Солженицыны.
Премьер… премьер России… В памяти вспыхнули разговоры бойцов «Бласт», шептавшихся о пожилом премьере и его молодой жене. Внезапно сложившиеся в картину фрагменты заставили её широко раскрыть глаза.
— Но Ригай, то есть твой отец, всех их взорвал.
Во рту пересохло. Да, так и было… То происшествие, о котором судачили, — на самом деле было нашей историей. Со Рён почувствовала, как всё внутри налилось тяжестью, но паники не было.
Наоборот, казалось, что теперь она готова спокойно узнать правду. Но Кия на этом замолк. Его чёрные, как чернила, глаза испытующе впились в неё. Он сидел спиной к свету, поэтому его лицо утонуло в тени, и она не могла разобрать, какое выражение на нём написано.
— Его выживший внук вернулся. Из-за него снаружи творится кромешный ад.
Кия протянул руку к её застывшему лицу. Его пальцы бесцеремонно скользнули по ресницам, будто с насмешкой и колючей нежностью.
— Говорят, бедняга ослеп.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления