— Купи мне цветные карандаши.
Всё, что впервые за долгое время сказала Со Рён, было именно этим. После разговора с Кией, похожего на две параллельные линии, она проводила дни, бессильно лежа и слушая только стрекот насекомых. Прошли ещё недели, и она почувствовала себя жалкой — словно существует только для того, чтобы безвольно дышать.
Не ради такой жизни, полной ран, я ушла от него. Я сбежала, чтобы больше не быть израненной…
Так дальше жить нельзя. Поэтому впервые она попросила у Кии что-то — цветные карандаши. Просто… хотелось хоть что-то нарисовать.
Со Рён собрала тусклые волосы в небрежный хвост и сжала в руке холодный карандаш. Белоснежный лист поддался первому штриху, и рука сама начала двигаться.
Как мне теперь жить?
Чем больше линий появлялось на бумаге, тем шире расходились мысли. Открыть маленький зал для гимнастики, раз уж это её сильная сторона? Или снова устроиться в дом престарелых за границей? Тогда получится вернуться в самое начало?
Со Рён окинула взглядом домик: слишком скромный, чтобы назвать его хозяйством, и слишком тёплый, чтобы считать его просто убежищем. Кия снова ушёл по делам. Стоило ему получить короткий звонок, как он, ещё минуту назад валявшийся на ковре, сразу надевал рясу и облачался с благоговением.
Она лишь молча смотрела, хрустя яблоком. Ну, кого он на этот раз собирается убить? — промелькнуло в голове, но вслух она не спросила.
Вернувшийся живым из Зимнего замка и снова обосновавшийся в сахалинском монастыре Кия не мог заниматься ничем другим. Половине слов о том, что он вынужден был работать на Россию только ради её поисков, Со Рён не поверила. Ты слишком уж охотно идёшь на работу для того, кто занимается этим вынуждено.
Иногда, не желая уходить, он прижимался лбом к её плечу, но тут же шептал молитву и завязывал шнурки. Как только он уходил, домик вновь погружался в тишину.
Я ведь тоже думала вернуться к прежней Соне…
— Странно… — выдохнула она.
Кия уходил в полночь и возвращался до рассвета с багетом, супом и слабым запахом крови. Иногда от него исходил резкий запах наркотиков, иногда он возвращался в чёрных кожаных перчатках.
Она вернулась в родные края, пыталась отыскать себя прежнюю, но по-прежнему чувствовала себя потерянной. Тело становилось вялым, будто накатила депрессия.
— Ах… — карандаш выскользнул из руки.
Красный и жёлтый карандаши соединили линии в пёстрый шатёр, похожий на крышу цирка, к нему она пририсовала несколько белых лошадей на шестах. Над ними резкие штрихи сложились в человеческое лицо.
Рисунок вышел неуклюжий: черты лица были приклеены будто наспех, но Со Рён всё равно до боли прикусила нижнюю губу. Изображение напоминало мужчину, которого она изо всех сил пыталась не вспоминать. Даже эта жалкая попытка сразу вернула его образ, и перед глазами тут же всё затуманилось.
Смогу ли я, правда, жить заново? Смогу ли жить так, как до встречи с тобой?
Теперь в этом возникало сомнение. А возможно ли вообще жить нормально без тебя?..
Что ты со мной сделал? Она грубо пыталась выяснить, обвиняла, даже наводила на него пистолет. И всё равно, отвернувшись безжалостно, не сумела избавиться от него.
Стоило взглянуть на бумагу — и ей нестерпимо хотелось нарисовать именно его лицо.
Со Рён уронила лоб на скетчбук и долго сидела, не двигаясь. В этот момент за дверью раздались шаги, и она в спешке вырвала и смяла верхний лист. Чтобы стереть с лица выражение, которое на миг выдало её, она несколько раз провела ладонями по лицу и поднялась. Это был чистый инстинкт. Терла так сильно, что от уголков глаз до щёк кожа стала красной.
Когда распахнула дверь, она увидела Кию: сегодня он вернулся раньше обычного и что-то нёс. До неё доносилось его негромкое насвистывание.
— Кия, что это у тебя? — спросила Со Рён, заставив себя поднять низкий, севший голос.
— Твой подарок.
На плече он тащил деревянного коня-качалку, игрушку, на которую садятся малыши. Сейчас эта вещь уже и до её бедра не доставала. Увидев её, Со Рён нахмурилась.
— На кой чёрт приносить бесполезное барахло?
В памяти вспыхнуло то, чего она не хотела вспоминать. Братья и сёстры, чьи лица и имена давно стерлись, сидели на таких же качалках с пустыми глазами, покачиваясь вперёд-назад. У них не хватило сил выжить в Зимнем замке. Настроение опустилось ещё ниже.
— Но ведь это было тебе дорого, Соня.
Со Рён не нашла в себе сил ответить и просто отвернулась. Кия, упрямо втискиваясь в слишком маленькое сиденье, поставил коня посреди двора и, раскачиваясь, пробормотал:
— Спокойно, Соня.
Ей стало тяжело дышать, она уставилась в носки своих ботинок. Кия, покачиваясь взад-вперёд, вдруг поморщился.
— Хотя, блядь, член зажимает — больно.
— Говори.
— А?
— Что случилось. Ты ведь сейчас доволен.
Кия моргнул, ошарашенно склонил голову и плотно сжал губы. Но по дрожащим плечам было видно: он сдерживает смех. Уголки рта, смятые, словно бумага, ясно выдавали это.
— Соня, знаешь что?
Скрип-скрип. Он задвигался ещё резче, и старое дерево застонало.
— У военных муравьёв, у которых отмирает зрение, бывает такое: они начинают кружить по кругу, пока не подохнут. Это называют «муравьиная мельница». Смертельная спираль, из которой они не выходят, пока не сдохнут от изнеможения.
Каждое движение коня оставляло на земле тёмный след.
— И ничего с этим не поделать. Они ведь ориентируются по феромонам. Стоит один раз сбиться — и всё, уже не выбраться из этого водоворота.
Скрип-скрип. Со Рён тревожно смотрела на дерево: из доски торчал опасно изогнутый гвоздь.
— Они бродят бездумно, по кругу, всё время. Если упрямо идти только по одному следу, слепо, вот и превращаешься в такого идиотского муравья. Даже не догадываясь, что тебя уже дезориентировали.
Наконец игрушка не выдержала его веса и развалилась. Кия рухнул на землю, но продолжал смеяться.
— Вот так и дохнут от изнеможения.
*****
— …Что? Что сделала Сова?
Тормоза с визгом полоснули по асфальту, оставив чёрные следы. Сзади раздался раздражённый крик, но всё внимание Ли У Шина было приковано к срочному звонку.
Три месяца, проведённые в постели, стоили ему всех следов Со Рён. Провалившийся свод стопы и пробитый бок затянулись шрамами и новой кожей. Но мышцы он так и не восстановил, лицо всё ещё было исхудавшим. А время, как всегда, шло быстрее него и доводило до того, что он не мог выдержать ни секунды.
Эта спешка точила разум и парализовала мысли. Он прошёл лишь самое простое восстановление, и оставалось только — уйти.
Неожиданно сознание ослепило белым. Зажатые веки нестерпимо дрожали.
— [Сова объявила о теракте.]
Он вцепился в руль.
— [Мы проверяем подлинность голоса, но информация слишком серьёзна, чтобы игнорировать. В Национальной службе атмосфера тревожная, командир.]
— …
— [CIA уже выдвинулась в Сирию. Если предположить, что действительно замешан кореец, наши тоже отправят туда агентов. И если… если это правда — если это Сова.]
Даже На Вон Чхан, который нередко выдавал напряжение, сейчас не позволял себе лишнего дыхания в трубке.
— […Может поступить приказ.]
— Какой. Приказ.
Холодный голос оборвался на каждом слове.
— […На ликвидацию.]
Он прикусил щёку до крови. Железный привкус и вязкая горечь прожгли ноздри. Почему именно сейчас, в этой ситуации, в памяти всплыла мёртвая заместительница начальника Джу Соль Хон?
Некоторые миссии длятся всю жизнь, — говорила она. — Бросить надо не вину, а излишнюю жажду быть любимым. Эти слова, выдавленные сквозь удушье, снова вонзились как нож.
— [Союзники слишком чувствительны к подобным делам. По крайней мере, мы должны показать серьёзность намерений.]
— Какова возможность, что это ложь?
— [Расследуем, но… пока ничего нельзя утверждать.]
— …
— [В таком случае мы опаздываем, командир. Руководство ещё не уверено, чей это голос. Если сейчас поспешно отдать приказ на ликвидацию — всё рухнет. Если же нужно тайно вытащить Сову из-под носа… кроме вас, некому.]
— Я знаю.
Новость была худшей из возможных — и всё же это был след. Для измождённого жаждой — капля росы. Ли У Шин нервно провёл ладонью по подбородку.
— Пришли файл.
Дай услышать голос моей Совы. Со Рён или нет — неважно.
Если это ты, я готов быть идиотом, который поверит любой твоей лжи.
Он вставил наушник и запустил присланный файл. Как только после слабого дыхания прозвучал низкий, спокойный голос, он повалился на руль.
— Сука…
Будто в уши вогнали раскалённое железо. Сердце рухнуло в пятки, горло запекло. До безумия хочу тебя видеть… Он стиснул зубы.
И всё же по манере речи и акценту вероятность, что это действительно Сова, была мала. Но это не доказывало, что в Сирии её не окажется. Даже если это ловушка, пройти мимо он не имел права. Любая, крошечная зацепка — уже находка.
— Я иду один.
Резко вывернув руль, он развернул машину.
Оберегать Сову — его неизменная миссия от начала и до конца. И это было не только приказом, но завещанием Джу Соль Хон. Обязанность, которой он будет верен до смерти.
Если только ты будешь в безопасности, мои желания можно раздавить в пыль. Я готов снова и снова расплачиваться за это.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления