Онлайн чтение книги Счастливая психопатка Merry Psycho
7 - 221

Люди тонули в этих водах, и слухи о страшных утопленниках со временем отрезали остров от чужих шагов.

Чем дальше углублялась она в деревню, тем отчётливее звучал детский смех. Голые пятки малышей мелькали по пляжу: они гнались за мячом, визжали, падали, поднимались снова.

— Ах…

От увиденного у Со Рён защипало в уголках глаз. Их глаза были чёрными, но цвет кожи и черты лица у каждого — разные. Среди них были дети со светлыми, словно пшеничными волосами, и те, чья кожа была темнее.

Она задержала дыхание и выдохнула только тогда, когда караван детворы с криком умчался за мячом. Словно угадав её мысли, рядом негромко сказала Аша:

— Многие из нас женились на местных. У меня, например, уже куча племянников — целых девять.

В море, где вода доходила взрослым до пояса, плавали садки с водорослями; женщины и мужчины, смеясь, срывали зелёные стебли. Когда-то их губы трескались от жажды, а ноги плутали целыми днями меж зарослей сахарного тростника. А теперь они, свободные, смеялись под лёгким бризом, собирали морскую зелень, щебетали, и мужчины целовали своих жён прямо при всех.

— Вот этим мы и живём, — продолжала Аша. — Сажаем рассаду на леску, а через пять недель собираем урожай.

Песок под ногами был мягким.

— Забавно, но все наши невероятно ловкие и с хорошей реакцией. Поэтому некоторые проходят подготовку в тренировочном лагере, получают профессию и возвращаются сюда. Мы сами занимаемся поставками водорослей. Здесь небезопасно. Мы должны защищать и детей, и сам остров. Бабушка из-за этого очень переживает. А ты… случайно, тоже не из тех, кто прошёл подготовку?

Со Рён слегка улыбнулась. Её взгляд снова вернулся к детям, бегающим вдоль сверкающего моря. Дети, которые когда-то жили в нищете на Сахалине, выросли. Теперь у них были свои семьи. Со Рён посмотрела на пухлые ножки, беззаботно топчущие тёплый песок… Матери смахивали пыль с их пяток, и малыши хохотали от щекотки. Кто бы мог подумать, что они смогут подарить жизнь таким счастливым детям?

В горле у неё закипало, и, лишь открыв рот, чтобы вдохнуть, она осознала это.

— Сюда.

Со Рён последовала за Ашей в один из домов. Под её шагами скрипели половицы, сердце неудержимо колотилось. В лицо подул горячий ветер. За окном раскрывалась картина бирюзового побережья. Со Рён провела рукой по взлохмаченным волосам и заметила женщину.

Белоснежные волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкая шея, похожая на сухую ветку… Рядом с инвалидным креслом стоял кислородный баллон. Со Рён застыла. Старуха первой повернула голову.

К её носу была подведена трубка, губы казались бледными и сухими. Но в глазах, несмотря на угасающую жизнь, не было ни капли растерянности — лишь изучающее спокойствие.

Кто она? Почему её присутствие так тревожит?

Со Рён невольно сжала руки в кулаки, когда вдруг услышала знакомую корейскую речь.

— Девочка… Кто ты?

Со Рён глубоко вдохнула. Так… Но как теперь представиться? Можно ли сказать правду?

Её взгляд упал вниз. Но сейчас, пройдя такой путь и оказавшись здесь, она поняла: скрывать больше нет смысла.

— Я… получила этот браслет от отца. Я дочь Ригая.

Её голос дрожал — впервые она произнесла эти слова.

Старуха, только что безвольно сидевшая в кресле, внезапно вцепилась в подлокотники.

— И… Я одна из выживших. Я Хан Со Рён. Девочка, что родилась в Зимнем замке… та, кто сохранила память… я из сахалинских детей.

Руки женщины задрожали, словно осиновый лист.

— Ты… помнишь… Зимний замок? 

Колёса кресла жалобно заскрипели, когда она подалась вперёд. 

— Дитя моё… Ты помнишь Зимний замок?

Она схватила Со Рён за руку. В её тёмных глазах плескалось отчаяние. Со Рён застыла.

В её голове эхом отозвалось имя: Дарья.

«Простите, господин премьер-министр… Простите, госпожа…» — почему именно сейчас мне вспомнились слова Ригая?

В глазах женщины жила бездонная, мучительная скорбь. Со Рён глубоко вдохнула и решилась пойти ва-банк. Она опустилась на колено и произнесла:

— И… я… Я… жена Юрия Солженицына.

Горло сдавил ком. Не успела она договорить, как из глаз Дарьи хлынули слёзы, словно прорвалась плотина. Женщина попыталась встать, но пошатнулась. Со Рён поспешила поддержать её. Едва ощутимый вес, тело, изъеденное годами…

— Дарья… Вы — госпожа Солженицына?

Ответ был не нужен. Да, именно она — жена премьер-министра из Азии, о браке с которой говорили из-за большой разницы в возрасте.

Дарья притянула её к себе, бездумно шепча:

— Юрий… Юрий…

Со Рён знала, что её черты были не тем лицом, которого старуха ждала всю жизнь, но та смотрела на неё, будто ища в её глазах собственную вину. Со Рён осторожно стёрла слёзы с морщинистой щеки. Вопросов было слишком много, но первым, что она сказала, стало:

— Он жив. Инструктор… нет, Юрий Солженицын выжил тогда, в Зимнем замке.

Дарья прикрыла рот дрожащими руками.

Со Рён проглотила рой воспоминаний и продолжила. Все их долгие скитания можно было выразить одной фразой:

— Он нашёл меня.

В её тёмных глазах отразился свет.

— У него очень красивые глаза. При свете дня они кажутся синими, а на закате вспыхивают красным. Он удивительный человек. Самый добрый и лучший на свете.

— Неужели он и правда… выжил?..

Дарья зажмурилась и тяжело вдохнула. Сухая ладонь крепко сжала руку Со Рён. Вдалеке глухо перекатывались волны, но их шум казался лишним. Женщина дышала с трудом, воздух врывался через трубку.

— Я знаю, что натворил Максим.

В её глазах мелькнула вспышка.

— Он сказал, чтобы мы не сбавляли скорость, даже если услышим взрывы. Ни в коем случае нельзя было оборачиваться.

Со Рён смотрела на побелевшие губы. Максим?.. Не Ригай, а премьер-министр Максим?

— А потом… когда я услышала, как взорвался Зимний замок, я поняла, что он сделал. Этому жестокому человеку оказалось мало убить собственного сына — он решил уничтожить и внука. Я тогда дрожала так сильно, что не могла сдвинуться. Даже когда дети, которых я должна была спасти, пробегали мимо… я не могла двинуться. И пожалела, что не убила Максима сразу. Когда умер мой сын, я должна была убить и его…

Её ледяные пальцы дрожали.

Со Рён не могла собрать разрозненные фразы в цельную картину, но теперь ясно понимала одно: именно Дарья вывела сахалинских детей в момент взрыва.

Всё стало очевидно. Ригай был лишь пешкой. Одной рукой он участвовал во взрыве, другой прокладывал путь к бегству. Соучастник Солженицыных. От этого осознания Со Рён пробрала дрожь.

Инструктор, ваша бабушка жива. Она здесь… жива…

— Тогда… Ригай, друг моего сына Ивана… Он плакал, уверяя, что Юрий остался жив. Говорил, что это был последний ход Максима. Что только оставив Юрия в руинах, мы могли уйти… Честно говоря, тогда я хотела убить Ригая.

Уставший взгляд Дарьи метнулся к Со Рён, полный раскаяния.

— Но нужно было выбирать: вернуться к внуку или спасти этих детей. Когда я потеряла сына с его женой, я винила только мужа. Но когда у меня отняли и внука… ненависть охватила всё. Тот взрыв будто разбудил меня.

Дарья втянула воздух и посмотрела за окно. Перед ней простиралось её собственное творение — райский уголок, воздвигнутый за долгие годы. Она слабо улыбнулась, но в уголках глаз блестели старые слёзы.

— Всё, что я делала… вдруг показалось лицемерием. Меня тошнило. Я поняла: ненавижу не Максима, а себя. Чудовищем была я. Я не ради детей это делала… Я просто хотела отомстить Максиму. Разрушить его планы. Меня тошнило от самой себя.

Она обхватила худой живот дрожащими руками.

— Я должна была вернуться к Юрию… к моему мальчику.

Со Рён сжала кулаки, слушая её исповедь. Возможно, глубоко внутри Дарья и не собиралась спасать всех сахалинских детей… а только одного.

И теперь, создав на этом острове тихое убежище, она жила с гниющим сердцем.

— Я тоже бросила Юрия…

Со Рён опустила голову.

— Захочет ли мой внук увидеть бабушку, которая знала всё, но так и не вернулась за ним?..